Пейзаж, или покой То было – рай. Не Тигр и не Евфрат его укрыли в чаще за посёлком, созданий переменчивых отряд скользил… Скользили, как иголочки по шёлку. Здесь встал июль и замер, чуть дыша, из недр произросли духи и духи, и кажется – я тоже хороша [10]взлететь туда, как только тихо дунуть. 25 июля 2004 Опять бабочка, или для себя Она пролетела – и нету. Капризная бабочка – зной. Верхушка и лета, и неба, и небо покажется сном, когда на разбитой скамейке в саду не вполне городском ты силишься мир голоском назвать… И зовёшь неумело. 25 июля 2004 Что сад? Он тот же лес… или вечерний разговор Конечно, не в него – не в заросли Булони я в полночь прихожу вполголоса читать негромкие слова… И русские бутоны цветам иных садов, конечно, не чета. Здесь груб чертополох, но не опасен глазу, в неярком забытьи оставлена земля, как сонное дитя оставлено в яслях, но Отчий взгляд на сон его взирает с лаской. Конечно, это – Дом, где незаезжий путник не меряет лета, истекшие уже… Вот позднего стиха бесхитростный сюжет: я с Вами говорю – здесь и полно, и пусто. Июль 2004 ИЗ ОБЫДЕННОГО, ИЛИ ПРОСТИ 1 Малина спелая да робкая краса невинного малинового ложа, проросшего, как нежная оплошность, — смешения ненастья и осанн… Малинник старый вырублен – ещё… Ещё вчера – вчера о третьем лете, и ожерельной ниточкой со щёк спускались слёзы на огрузшей ленте из вздохов, всхлипов, полной тишины, теперь и впрямь уже полузабытых… Но помню про верёвочки шипы — у крестной у верёвочки – что были. Нет, не шипы, сжимающие грудь, — нам не дано ни коротко, ни длинно нести кресты… Я в заросли малины — ау, Дружок, – я этот знаю груз. 2 Прости, прости – и грузной головы сберечь красы не думай и не помни, твоё дыханье властно говорит о том, что наступившее – не полдень. Но это – день, дарованный за так, — нам не открыты милости начала, им нет конца, как вечности – у тайн, но что до тайн?! – Нас таинство венчало в иную жизнь из ветхого угла какой-нибудь затерянной сторонки, где высится над золотом у глав Крест – путь – вперёд – свободно – осторожно. 3 Прости, прости – усталой головы не поднимая зря, – настанут сроки, когда Его единственные строки тебе – поэт – и слышать, и ловить. А мне… играть то солнцем, то луной, то камешком, песчинкой, каплей в море, на чью-то растворённую ладонь сложив, что есть и что когда-то – может… Теперь – молчу. Не шумно на пути листаю дни и тщусь в Руце Единой остаться До и После, – середина! Остаться… и идти, идти, идти. Июль 2004 На воре Абрамцево ты помнишь? Невесом погожий день – воздушный шар в зените. Безмолвствует, плывёт, а то звенит – и… И капельки ложатся на весло аксаковской возлюбленной реки — ужение, покой, воспоминанья… Простивший наши первые грехи, о Господи! Ты дал сегодня? Нам ли? И мне, спешащей берегом туда, где водятся не ветхие кувшинки, но – лилии, что будто по ошибке плывут навстречу как небесный дар? И жарко обнимает стройный хор трепещущих колеблющихся пташек, и вот уже ничуточки не страшно лететь, не долетая неба – хоть. 30 июля 2004 Дорога в Абрамцево Тропа и река – заодно, изгибом замедленным русла невидимо – радостно, грустно тебя увлекают на дно, под воду, под вольную сень откуда возникшего леса среди безмятежного лета, и на обозреньи у всех… Так лёгкой тропой – погоди! Вернись… Впрочем, нет, не дозваться… Окажешься где-то в пути, едва обозначенном Вами… Как плотен мороза узор на стёклышке. Если начертишь рассеянно – вымысел? вздор? — царапиной ляжет на сердце. А только ладонь приложить, и за-мысловатый чертёжик растает, как краткая жизнь пред тою заветной чертою. 30 июля 2004 Стрижи летают Как будто – убежать! Под крылышком стрижа неявленная явь… И ветер голубой раскрыл над головой небесную скрижаль, пронзённую без шва стремительно… И я зачем-то не бегу… Смотри – летят стрижи и, рассекая твердь небесную – парят, не опуская крыл… Заглядываю вдаль, как девочка за дверь замкнутую ещё, в какой до срока скрыт тебе ответ… Заостренным пером, как лезвием, секут материю небес, но ткань его чиста… Я – жажду, жду, живу, не ведая секунд в неназванном саду – такого-то числа — 4 августа 2004 |
