Ближе к центру характер города меняется. По-прежнему слева по хода движения – порт, он бесконечен. Подъемные краны, контейнеры, штабеля товара и металла. Над водой и пристанью, в пассажирской части порта, нависают огромные пассажирские паромы. Прежде я подобных судов не видел. Чуть ли не девять белоснежных палуб в надводной части, а сколько же всего помещается внизу! Бедный Ной со своим примитивным самодеятельным ковчегом. И – сколько богатых людей хотят так попутешествовать!
Порт и воспоминания о бежавшей актрисе – повторяю, – если смотреть по ходу движения, – слева. А справа, на горе, уже давно виден ряд огромных строений. Это королевский замок. Автобус не торопясь поднимается кверху. Все волшебным образом меняется, как в Москве, когда из Свиблова или из Отрадного едешь к центру, – появляются дома «со стилем», уже не просто магазины, а некие пассажи, не уступающие миланским и московским. Миллионеры уже где-то близко, притаились, по крайней мере понимаешь, что покупатель здесь иной, нежели на рынках окраины. Автобус продвигается еще немножко вперед и взгляд, вместо того, чтобы начать рассматривать королевский сад и строения, упирается в нечто до боли знакомое: да это же клодтовские кони! Прискакали, значит, братцы, с берегов Невы! Гид уже объясняет, – подарок Николая Первого, который навещал неаполитанского короля. Кони снова мелькнут, когда автобус поедет обратно, а пока впереди огромная площадь.
В тени остается один из фасадов королевского дворца, а напротив, на солнце – опять что-то до боли знакомое и явно петербургское – католический храм с полукруглой, словно воронихинская колоннада Казанского собора. Впрочем, все берет начало с идеи Бернини на площади Святого Петра. Неужели я увижу и это?
С колоннадой Воронихина неаполитанскую колоннаду сближает еще и памятник. Это, вопреки ожиданию, не бывший Пармский герцог, король Виктор Эммануил, «объединитель Италии», верховная власть на коне. На коне подлинный герой этого объединения – Гарибальди.
Надо отдать, правда, должное и Пармскому властелину – именно он эту объединительную войну финансировал. Все, как всегда, – финансы основа революции.
Еще более неожиданно выглядит фасад дворца. В арках, на которых висят верхние этажи, стоят фигуры неаполитанских королей. Здесь надо бы добыть какой-нибудь подробный путеводитель по дворцу, но его нет. Все короли не из одной династии: здесь испанцы, французы разных мастей и чуть ли не норманны. Сразу можно сделать вывод: Италия всегда была легкой добычей для кондотьера. Но Россией тоже сначала управляли Рюриковичи скандинавского происхождения, а потом Готторпы немецкого. Естественно в самом комплексе зданий много всего намешано, каждый король хотел жить по моде своего времени, строили, пристраивали. В этом смысле неаполитанские властелины не очень отличались от современных московских богатеев, заставивших все Подмосковье уродливыми, но модными в конце прошлого века, кирпичными коттеджами. Первоначальный королевский дворец был много меньше, да и построен довольно случайно. Испанский Филипп II Габсбург решил проинспектировать владения и для встречи с императором вице-король Неаполя приказал выстроить здание. Все остальные владетели пристраивали к уже готовому, или строили на фундаментах предшественников. Последней по времени пристройкой оказался театр Сан Карло. Король пожелал ходить в театр, не выходя из дворца, так сказать, в домашних тапочках.
Театр пристроили к боковому фасаду резиденции. Он на 41 год старше знаменитой миланской Скалы и славится своей легендарной акустикой. Театр Сан Карло мне всегда казался театром провинциальным, непарадным, скорее театрик. Однако, выяснилось, что по размерам – 4, 5 тысяч зрителей – он превосходит и Большой, и «Ла Скала». В Сан Карло в штате находится свой замечательный хор, свой оркестр, а вот певцов по традиции собирают к каждой постановке.
Но пора двигаться дальше – современный классический туризм – это как спорт, требует сил и выносливости. Мечта увидеть головокружительную роскошь театра и королевского дворца останется мечтой или надеждой: приехать зимой на недельку, походить, помечтать, поглазеть, наконец, поесть того невероятно вкусного, чем неаполитанцы славятся.
День с непривычки очень насыщен. Автобус проезжает мимо еще одного замка, но уже на берегу, и мы снова в огромном неаполитанском порту. Здесь опять дилемма: одинокая прогулка по раскаленному городу или поездка на Капри.
Капри я пропустить не могу, слишком много в моем сознании с этим островом связано ассоциаций.
Система любого тура построена так занятно, что, заплатив раз деньги, собственная любознательность требует их с тебя еще и еще. Никто не настаивает, чтобы ты ехал на экскурсию на Капри: столько-то стоит проезд на катере, столько-то билет на фуникулер, столько-то сама экскурсия. Капри – это отвесная скала, на которой два городка, отели, машины, дороги и ветры истории. Не хочешь ехать, погуляй по раскаленному, как сковородка Неаполю. Хорошо, что у нас хватило ума и бережливости отказаться от поездки «на лодочке» – это видимо будет «голубой грот».
Вместе с «русскоговорящим» гидом, как обещал проспект, прошли, чуть ли не весь остров от центральной площади до Садов Августа. Гид – плотный мужчина лет пятидесяти пяти, прекрасно говорящий по-русски, но несколько восточного вида. Тропики в обрамлении человеческого труда всегда живописны. Роскошные виллы, дорогие отели, влажные сады, магазины самых престижных фирм. Для того, чтобы все это появилось, надо много труда, в том числе и рабского, и шлифовка веков. Снизу от пристани на сам остров людей доставляет фуникулёр. Легкомысленно одетой толпе, середняку и обуржуазившемуся пролетарию, всегда остается: доступное, но не дешевое мороженое, холодное пиво и возможность наблюдать за переливающимся через пороги дворцов богатством. Это, конечно, лишь звон золотых монет, но разве у меня есть ко всему этому хоть капля зависти? Но это попутно. Отчетливо понимал, что за три часа, что проведу здесь, ничего не найду своего. Тени отчаянно былого не поднимутся. Сады Августа – это лишь название. Где-то, наверное, здесь проходили последние дни Тиберия, видимо, существуют остатки виллы престарелого императора.
Идем довольно быстро, но это не мешает мне еще и о кое-чем подумывать. Среди прочего и о пользе бесполезного раннего чтения. Последнее это дело, как мне кажется, следить за тем, что читают дети и молодежь. Можно, конечно, втихаря подсовывать детишкам книжки, но процесс это не деликатный и, в конечном счете, и собака и коза, когда бродят по лугу, сами выискивают травки, которые им нужны. Какое счастье, что моя покойная мать, никогда не вмешивалась в мое чтение! Правда, бывали скандалы, когда другая мать приходила к моей и потрясала романом Золя «Жерминаль». Отобрала у своего сына. Этот роман я уже во втором классе прочел и порекомендовал своему товарищу Марку Рацу, взраставшему в интеллигентной еврейской семье. Почти тогда же, а не в университете, когда читать было уже совершенно некогда, я прочел и «неприличную» книгу Светония Транквилла – «Жизнь двенадцати цезарей». Что-то в моем воспаленном мальчишеском сознании задержалась о Капри, о безумствах старого императора. По возвращении в Москву буду выуживать соответствующую цитату.
«В первые два года после принятия власти Тиберий не отлучался из Рима ни на шаг; да и потом он выезжал лишь изредка, на несколько дней, и только в окрестные городки, не дальше Анция…
Но когда он потерял обоих сыновей – из них Германик скончался в Сирии, а Друз в Риме, – он отправился искать уединения в Кампанию.
Объехав Кампанию, где он в Капуе освятил Капитолий, а в Ноле – храм Августа, что и было предлогом его поездки, он отправился на Капри – остров, больше всего привлекательный для него тем, что высадиться там можно было лишь в одном небольшом месте, а с остальных сторон он был огражден крутизной высочайших скал и глубью моря…
Он окончательно оставил все государственные дела. Более он не пополнял декурии всадников, не назначал ни префектов, ни войсковых трибунов, не сменял наместников в провинциях; Испания и Сирия несколько лет оставалась без консульских легатов, Армению захватили парфяне, Мезию – дакийцы и сарматы, Галлию опустошили германцы – он не обращал на это внимания, к великому позору и не меньшему урону для государства.
