Во двор влетел на рыжем жеребце молодой дружинник из ночной сторожи:

— Княже, Светлояр вскрылся!

— Что?! Коня мне! — Глеб поверил сразу, сам не зная, почему, но, спеша на городскую стену, еще надеялся на какую-то невероятную ошибку. Бросил бледному ратнику, встретившему его, поводья, и поднялся на башню.

Озеро, залитое мертвенным лунным светом, оживало звездчатыми изломами. По льду змеились извилистые трещины; гремели, наползая друг на друга, льдины; темнели полыньи — все в середине, ни одной у берегов. Словно невидимые руки разрывали лед, кусками швыряли его на берег, открывая черную воду. Уже горы льда громоздились вокруг, уже побежали по озеру неведомо откуда взявшиеся волны, когда князь увидел кружившего над озером белого орла и, все поняв, кинулся обратно — в детинец, к порубу, к волхву Родомиру!

Забыв про коня, потеряв шубу, задыхаясь, он бежал по спящей улице, и его красный плащ стелился за ним на ветру.

— Пленника! Быстро! Развязать!

Ошеломленные гридни торопливо исполнили приказ.

Родомир лежал, как неживой, и его усадили на снег, прислонив спиной к бревенчатой стене поруба. Он медленно открыл глаза, невидящим взором окинул князя и отвернулся.

— Родомир, — хрипло заговорил князь, — не я виною! Я выполню обещание…

— Поздно… — отчетливо прошептал волхв. Голос его звучал, как шорох змеи в сухой траве, — поздно. Перун проклял тебя и твой город… Китеж… Ничего нельзя сделать… Старые боги уходят… Жаль горожан, они… — и тишина, только нарастающий шум ветра.

— Помер, — буркнул ратник, переворачивая безжизненное тело.

Лунный свет сменился непроглядной тьмой. Глеб посмотрел вверх и оцепенел. Луны и звезд не было! Он не сразу догадался, что над городом нависла огромная волна, навсегда скрывшая небо.

Наутро только ровная гладь озера Светлояр расстилалась над тем местом, где стоял град Китеж. К полудню озеро сковало льдом, к вечеру — замело снегом.

…Иногда доносится со дна озера колокольный звон, и тогда поднимается ветер, гонит к берегам волны, сгущаются темные тучи, и летят из них в Светлояр яростные ало-золотые молнии…

Валерий Привалихин

ЗОЛОТОЙ МИРАЖ

_{Приключенческий роман}

Тем августовским ранним погожим утром в Пихтовом произошел случай, который не оставил равнодушным, рассмешил, пожалуй, всех жителей районного городка и долго еще во многих подробностях обсуждался.

А произошло следующее. Стрелок военизированной охраны железнодорожных складов Петр Холмогоров примчался прямо домой к начальнику местного уголовного розыска Нетесову, забарабанил в окно кулаком. Так, что главный пихтовский оперативник, умывавшийся в эту минуту около баньки в огороде, забыв про полотенце, кинулся на стук. Крепкое словцо готово было уже сорваться с губ у старшего лейтенанта; однако застряло в горле при виде устроителя трамтарарама. Охранник Холмогоров был крепко избит. Глаза еле проглядывались в окружьях лиловых щедрых синяков, длинные руки с желтыми от усердного курения пальцами были на запястьях окровавлены, черная форменная одежда во многих местах порвана. Из-под рванья на гимнастерке светилось голое худое тело.

— Напали! — возвестил с громким всхлипыванием охранник, прежде чем Нетесов успел спросить, что стряслось.

— Кто напал, где? — Начальник розыска ладонями смахнул капли воды с лица.

— Наган. Из-за него, как пить дать, напали. Надо бы в госбезопасность, — словно не слыша вопроса, продолжал Холмогоров.

— Да погоди ты с госбезопасностью. Толком объясни: когда, где, кто? — допытывался старший лейтенант. — И тише. — Он оглянулся в сторону веранды, где спал приехавший вчера к нему в гости давний друг Андрей Зимин.

— На дежурстве. Трое, вроде… Или двое. В темноте угляди попробуй… — начал рассказывать Холмогоров.

Из путаных его объяснений вырисовывалась такая картина: около часу ночи к складу, где он нес дежурство, к нему приблизился высокий мужчина и попросил закурить. У Холмогорова была пачка «Памира». Он полез за сигаретами, и тут получил удары кулаками в лицо, потом под ребра. Больше ничего не помнит. Очнулся — связан по рукам и ногам, во рту кляп. Сколько ни пытался освободиться от веревок — бесполезно. Спасибо, свояк Григорий заглянул к нему, кляп вынул и освободил от пут. Холмогоров первым делом убедился, что оружие пропало — и сразу к Нетесову.

— Что ж в дежурную-то часть не побежал? — спросил Нетесов.

— А позвонил я в милицию. И в городскую, и в транспортную. Как же, — ответил охранник.

— Склады, которые стерег Холмогоров, находились почти в самом центре города неподалеку от железнодорожного вокзала в бывшей церкви и в принадлежавшей этой церкви хозяйственной постройке. «Урал», выведенный из гаража по случаю намечавшейся поездки на рыбалку, стоял посреди двора. Нетесов подошел к мотоциклу, вынул из люльки туго набитые рюкзаки.

— Садись. Поедем, — сказал Холмогорову.

— Можно и мне, Сергей? — послышался голос Зимина. Очевидно, стук сразу разбудил его, и он слышал весь разговор, на крыльце появился уже одетый.

— Можно, — чуть поколебавшись, согласился Нетесов.

Чтобы не будить домашних, он выкатил «Урал» за ворота.

Мотор взревел, и помчались по свежеутренней серой от пыли асфальтированной улице. Четверти часа не истекло как раздался стук в окошко нетесовского дома, а уже затормозили у обнесенной побеленным дощатым забором приземистой кирпичной церкви-склада.

Едва успели заглушить мотор, подкатил еще мотоцикл — милицейский и тоже трехколесный с дежурным но горотделу оперативником Мамонтовым за рулем и с овчаркой по кличке Таймыр в коляске. Не успела воцариться тишина от тарахтенья второго мотоцикла, подрулил «уазик» транспортной милиции. Пожаловали, правда, не розыскники, а наряд патрульно-постовой службы. Шумно захлопали дверцы.

Нетесов кивком поздоровался сразу со всеми и прошел на складскую территорию. Свояк избитого охранника — Григорий Тимофеев, мужчина лет около пятидесяти в проводниц-кой поношенной форме, в плетенках на босу ногу устремился к нему.

— Сторожу. Чтоб не шастали тут. Следы, значит, — заговорил Тимофеев. — Петьку-то вон как. Зверюги чистые…

— Во сколько пришли? — спросил Нетесов.

— А после дойки. Марья корову подоила, молочка ему понес. Часто носим. Пришел — он точно рыба в сети, запутанный весь. Уж и оттрепыхался. У меня веревки обрезать, значит, нечем. Вон топор подвернулся, — ткнул пальцем Тимофеев в сторону поленницы. — Им…

— Веревки-то где?

— Сохранил. Как же. — Тимофеев нырнул за поясницу, вернулся с мотком бельевой веревки. Пухлый моток не умещался в руках. Длинные и короткие концы резанной веревки свисали вниз, как лапша. — Вот…

Знаком старший лейтенант адресовал его к Мамонтову. Сам занялся с избитым охранником, попросил показать, где Холмогоров стоял в момент нападения.

— Здесь вот, кажется, — Холмогоров кивнул на островок чахлой травы шагах в четырех-пяти от кирпичной Церковной стены.

— Ночью освещение есть?

— Всегда лампочки горят…

— Лицо все-таки видел?

— Ну, видел.

— И не запомнил?

— А чего запоминать было. Знакомые иногда подходят. Кто ж знал, кто этот и зачем идет… Фиксы, вроде, сверкнули, когда курево спросил… А после удары посыпались. Что хочешь помнить, забудешь.

— И как оружие забирали не помнишь?

— Не-е. Григорий не пришел пока, я и не знал, что наган забрали…

— А почему решил, что не один, а двое или даже трое нападавших было?

— Так, когда этот закурить попросил, тени, вроде, за ним мелькнули…

Холмогоров, рассказывая, отвечая на вопросы, глядел на старшего лейтенанта и не замечал, что на почтительном удалении, за забором — дырявым и давно не ремонтированным — собралась и созерцала происходящее, вслушивалась в диалог группка жильцов дома, соседствовавшего с церковью-складом. Некогда это был поповский дом, просторный, и потому давно внутри перестроенный, переделанный под жилье для полдюжины семей.