Каждой клеточкой своего существа Катрин чувствовала весну в пробуждающейся вокруг природе. Она ощущала ее тем более остро, что сама ожидала ребенка. Развитие жизни проявлялось в остром запахе мокрой травы, в набухающих почках на черных ветвях над головой, в призывных криках зверей, ищущих своих подруг в темноте.

Начало дня застало Катрин и двух ее спутников на берегу ревущего потока, воды которого бурлили между скалистыми берегами, заросшими нависающими деревьями. Большие серые валуны, расположенные через равные промежутки и окруженные бурунами, указывали брод.

— Это Сюзон, — сказал Жевре, указывая на реку палкой. — Здесь я вас оставлю. Когда перейдете, идите прямо на север. Примерно в двух милях находится аббатство Сен-Син, там найдете убежище. Приором там мессир Жан де Блези. Он добр и полон сострадания, он примет вас гостеприимно.

Это предложение, казалось, не очень обрадовало Катрин. Она возразила, что именно аббат Сен-Син является владельцем замка в Малене, и он позволил Гарэну заточить ее там. Но Жевре отмел это возражение.

— Я уверен, что мессир Жан не знал, как господин государственный казначей собирается распорядиться его собственностью. Почти наверняка Гарэн использовал какой-то личный предлог, когда просил замок. Не бойтесь идти в Сен-Син. Даже если бы вы были заклятым врагом его собственной семьи, Жан де Блези принял бы вас без колебаний. В его глазах любой беглец, который преклоняет колена на пороге его церкви, послан Богом, и сам герцог не осмелится заставить его выдать гостя.

Вам нельзя блуждать по дорогам, вам нужно безопасное убежище. А в Сен-Сине вы будете в безопасности…

Катрин размышляла. Долгий переход утомил ее: они прошли более двух миль, и путь был трудным. Понемногу лицо ее прояснилось. Она вспомнила, что Жан де Блези — двоюродный брат Эрменгарды, и это ее успокоило. Кроме того, Жевре, конечно, был прав, говоря, что ей нельзя долго скитаться. Кто-нибудь может поступить так же, как Пакеретта, и выдать ее. Гарэн богат. Он не пожалеет нескольких мешочков с золотом, чтобы заполучить ее. Она протянула старику руку.

— Вы правы. Я пойду в Сен-Син. Но если в деревне вы увидите парня, одетого в зеленое, одного из людей герцога…

— Я знаю, — прервал ее Жевре. — Любовник Пакеретты.

Я скажу ему, где вы. Он вернется за вами, так?

— Да. А сейчас я хочу поблагодарить вас. Сейчас мне нечем выразить свою признательность, но, может быть, позже я смогу…

Жевре остановил ее взмахом руки.

— Я ничего не прошу и ничего не жду от вас. Помогая вам, я лишь исправил зло, которое Пакеретта заставила меня причинить вам. Теперь мы в расчете. Я желаю вам счастья…

И старик заторопился обратно тем же путем, каким они пришли сюда. Катрин и Сара смотрели, как его статная фигура исчезает среди деревьев.

— Пойдем, — сказала Сара.

Она шагнула на камни брода, которые едва выступали из пенящейся воды. Реку перешли без происшествий.

Выйдя на другой берег, женщины поели хлеба, который дал им Жевре, напились воды из реки и приготовились продолжить свое путешествие. Сара срезала ножом две крепкие ветки и сделала из них две простые палки для ходьбы, одну из которых протянула Катрин.

— Нам нужно пройти еще две мили, и путь непростой, — сказала она.

Идя друг за другом, они медленно двинулись вверх из долины Сюзон к Сен-Сину. Поднималось солнце, наступало первое настоящее солнечное утро за последние Несколько дней. Вскоре спящая природа купалась в золотых солнечных лучах.

Через несколько часов в глубокой складке плато, где весело бежала речка, Сара и Катрин увидели серую крышу аббатства Сен-Син, высокую квадратную башню, которую венчали купола церкви аббатства, а ниже, как выводок цыплят, прячущихся под крылом серо-белой наседки, — коричневые крыши множества маленьких домиков с белыми клубами дыма, поднимающегося в неподвижном воздухе.

— Мы пришли! — воскликнула Сара. — Слава Богу!

Они стали спускаться по склону к аббатству, не сводя глаз с башни; рабочие как раз заканчивали трудовой день; колокола звонили, созывая монахов на службу, высокие торжественные звуки были ясно слышны в тишине. Несмотря на то, что в полдень они немного отдохнули, Катрин была совершенно без сил, она почти не чувствовала ног, двигалась как во сне; болели только те места, где была стерта нежная кожа ступней, так как башмаки, который одолжила ей Пакеретта, были в дырах. Но страх перед Гарэном был сильнее любой боли, любого неудобства. Несмотря на усталость, она почти бежала, спускаясь с горы к аббатству, мечтая о безопасности за этими высокими стенами и куче соломы, на которую можно было бы прилечь.

Через полчаса беглянки скорее упали, чем преклонили колени перед обшитыми железом черными дубовыми воротами аббатства. Деревенские женщины подозрительно оглядывали незнакомок в изорванной лесной ежевикой одежде, с изможденными лицами. Вокруг них собралась толпа любопытных, которые шли за ними по деревне, разглядывая их. В этом богатом малонаселенном городке с ухоженными садиками и полными курятниками не любили бродяг. Мальчишки начали подбирать с земли камни. Катрин понимала, какая опасность угрожает им обеим. Сара, с ее иссиня-черными волосами и смуглой кожей, выглядела так, что и вовсе не внушала крестьянам доверия.

Страх, который Катрин подавляла с момента своего похищения, внезапно охватил ее, как налетевшая буря.

Она прижалась к Саре, опустив голову, чтобы увернуться от камня, который уже полетел в их сторону. Они попали в ловушку, стоя между окружавшими их крестьянами и закрытыми воротами аббатства, на которые они смотрели затравленными глазами. Саре показалось, что в одном из маленьких окошек башни мелькнула бритая голова монаха. Обняв Катрин за плечи и прикрывая ее, она хрипло выкрикнула:

— Убежища! Ради всего святого!

Еще один камень упал рядом, но огромные ворота начали медленно открываться. Появилась мрачная фигура монаха, одетого в черное. Третий камень, брошенный в женщин, упал к его ногам. Он оттолкнул его носком сандалии и строго взглянул на мальчишек и женщин деревни, потом подошел к Саре и Катрин, все еще в ужасе цепляющихся друг за друга.

— Войдите! — сказал он торжественно. — Здесь убежище для вас.

Но Катрин не выдержала этого последнего испытания и потеряла сознание. Ее отнесли в монастырский дом для гостей.

Жан де Блези, аббат монастыря Сен-Син, оказался таким, как его описал Жерве, то есть человеком безграничного великодушия. Две женщины попросили его об убежище в монастыре, и он предоставил его им, не задав ни единого вопроса. Но когда он узнал, что одна из этих двух женщин, допущенных в дом для гостей (часть аббатства, отведенную для странников и больных), хочет говорить с ним, он был несколько озадачен. Несмотря на выбритую тонзуру и монашескую рясу из грубой черной материи, он никогда не мог преодолеть в себе некоторого презрения к людям из низших слоев общества и нищим, какое бы смирение он ни проявлял, омывая им ноги по страстным четвергам и опускаясь перед ними в пыль на колени. Однако, поскольку эта женщина объявила о своем знакомстве с его кузиной Эрменгардой де Шатовилэн, он приказал привести ее на следующее утро в церковь, где он будет говорить с ней после мессы.

Когда месса подходила к концу, Катрин уже стояла, прислонившись спиной к одной из могильных плит, поставленных вдоль стены, и терпеливо ждала. Увидев приближающегося к ней высокого монаха благородной наружности, с импозантной фигурой в строгой черной рясе, над которой возвышалась продолговатая голова с короной серых волос и профилем хищной птицы, она опустилась на колени, но не склонила головы. Аббат стоял перед ней, спрятав руки в рукава, и задумчиво глядел На тонкое лицо, обрамленное тяжелыми золотыми косами. г Вы хотели говорить со мной, — сказал он. — Я к вашим услугам.

— Преподобный отец, — обратилась к нему Катрин. Я обязана вам жизнью. Вчера вы открыли двери монастыря перед двумя отчаявшимися, спасающимися бегством женщин. А сейчас я должна просить вас от имени вашей кузины не отказать нам в дальнейшей защите.