Подсудимые князь Оболенский и Суздальцев обвиняются в соучастии в подлоге. Соучастием называется совпадение нескольких лиц в одном преступлении, причем предполагается не только наличность преступного умысла во всех действующих лицах, но и однородное направление злой их воли. Вот именно обвинение и доказывает, что князь Оболенский и Суздальцев были такими лицами, которые согласились с остальными лицами выпускать из Кронштадтского банка заведомо подложные для них вкладные билеты и, получая их, сбывали для своих выгод другим лицам. Признаки преступления те же, как и по отношению к другим подсудимым за исключением, впрочем, элемента служебного, должностного; этот признак отпадает, ибо князь Оболенский и Суздальцев обвиняются как частные лица. Защитой вам, между прочим, указано было на то, что подсудимые эти не могут быть преследуемы за соучастие в подлоге должностном, так как то, что составляет подлог для лица, облеченного известными служебными полномочиями, не преступно для частного лица. Заключение это основательно только, пока оно касается нарушения служебных обязанностей, которые не заключают в себе еще и общего преступления, как, например, подлога. Кроме того, вам говорили, что если князь Оболенский и Суздальцев будут признаны вами виновными, то суд за отсутствием определенного уголовного закона, предусматривающего их деяния, должен будет приискать к ним статью по аналогии. Но я вам уже достаточно выяснил понятия и о подлоге, и о соучастии в нем, чтобы дальше не останавливаться на этом; замечу вам снова, что все это вопросы юридические, которые своевременно могут подлежать, разрешению судом, а не вами, так как вы призваны разрешать одни вопросы фактические.

На этом я могу покончить с вопросами 17 и 18. Повторять вам все соображения pro и contra, приведенные сторонами, было бы излишним; вы, без сомнения, умели уже усвоить и оценить их. Мне остается рассмотреть обвинение в растрате вкладов на хранение и подложном составлении книг, отчетов и свидетельства за № 321, выданного товариществу пароходного сообщения между Кронштадтом и Ораниенбаумом. Признаки этих преступлений те же, как и по предшествующим вопросам. Предметом растраты были вклады на хранение, составлявшие, как вы слышали, неприкосновенный фонд банка, за целостью которого призвано было блюсти правление банка; лица, входившие в его состав, за исключением Сутугина, не отвергают своей виновности. Сутугин же объясняет, что в последнее время, к которому относится эта растрата, он вовсе даже не ездил в Кронштадт и, таким образом, ничего о ней не знал. Ланге и Бреме, о которых поставлены 23 и 24 вопросы, говорят, что они закладывали по поручению членов правления эти вклады, и опять приводят те же объяснения, какие мы прежде слышали, о зависимом их положении. Что касается обвинения в подложном составлении книг и отчетов, составляющих предмет вопросов от 25 до 29, то, кроме указания на выводы экспертизы, доставившей материал для суждения об этом предмете, мне, казалось бы, нечего было бы и сказать вам, но защита указала на то, что обвинение это не может быть самостоятельно предъявлено, так как оно составляет лишь необходимое последствие обвинений в растрате. Нельзя, говорит защита, требовать от людей, чтобы, растратив вклады на хранение, они отметили в книгах, что такой-то вклад украден! Но дело в том, что обвинение в подложном ведении книг и составлении отчетов вытекает из других фактов, как, например, из указанных прокурором записей 20 января и 3 февраля 1879 года, когда было проведено по книгам банка на два миллиона вкладных билетов, выпущенных гораздо ранее. Обвинение обращало внимание ваше и на то, что помещением таких сведений в балансах подсудимые скрывали от акционеров истинное положение дел банка; то же самое можно сказать и о балансе, на основании которого перед самым закрытием банка депутация просила правительство о субсидии. По этому обвинению привлечены Шеньян, Синебрюхов, Лангваген, Сутугин, Фитингоф, Ланге и Бреме; при обсуждении виновности их, вы снова столкнетесь с теми вопросами, которые возникли раньше, о том, насколько деятельно было участие каждого из них в судьбах банка: вопросы неизбежные, как только вы захотите определить разницу между формальной и жизненной правдой. Последнее, наконец, обвинение в подложном составлении свидетельства за № 321 было так тщательно выяснено на суде, что говорить о нем уж не приходится: вспомните показание свидетеля Ясюковича и Безрадецкого и заключение к этому предмету экспертов, законные же признаки подлога были ранее мною объяснены. Вот все те объяснения, которые я считал необходимым вам изложить, господа присяжные заседатели, в них я старался дать вам ясное понятие о составе рассмотренных преступлений, указать вам на относящиеся к ним данные судебного следствия, а также на значение представленных доказательств. Разъяснения мои не должны стеснять свободного суждения вашего о доказанности преступления и виновности. Вы произносите ваш приговор по внутреннему своему убеждению, сложившемуся на основании всей совокупности обстоятельств, обнаруженных на суде. Разрешив вопрос о виновности по отношению к кому-либо из подсудимых утвердительно, вы войдите затем в обсуждение того, не вызывают ли они к себе вашего снисхождения; здесь уместно будет оценить те отзывы, словесные и письменные, которые даны были о большинстве подсудимых и которые говорят об их прошлом. Едва ли справедливо заподазривать правдивость и искренность этих отзывов, когда мы не имеем данных сомневаться в том, что подсудимые, до привлечения их к настоящему делу, ничем себя не запятнали.

Вердиктом присяжных заседателей Сутугин, барон Фитингоф, Ланге, Бреме, Емельянов, князь Оболенский и Суздальцев признаны невиновными.

Признанны виновными: Шеньян и Лангваген — в неправильных и злонамеренных действиях при производстве ссуд и в растрате вкладов на хранение, а Синебрюхов — только в последнем, приговорены судом к лишению всех особых прав и преимуществ и к ссылке на житье: Шеньян — в Тобольскую, Синебрюхов — в Архангельскую губернии и Лангваген — к заключению в рабочем доме на два с половиной года. Вкладные билеты признаны недействительными. С осужденных постановлено взыскать за круговой друг за друга порукой в пользу несостоятельного Кронштадтского банка 163 тысячи рублей. Иск конкурса признан подлежащим удовлетворению с Шеньяна и Синебрюхова. В остальных исках отказано.

Сутугин, барон Фитингоф, Ланге, Бреме, Емельянов, князь Оболенский и Суздальцев признаны по суду оправданными.

По обвинению в укрывательстве и расходовании похищенных казначеем Воспитательного дома Федором Илиодоровичем Мельницким 307 тысяч 500 рублей преданы были суду дети его: Борис, 23 лет, и Варвара, 14 лет, Мельницкие, Валентина Гетманчук, 26 лет, брат его Лев Мельницкий, 46 лет, невестка Вера Николаевна Мельницкая, 50 лет, Альберт Гиляриевич Дорвойдт, 26 лет, и Елена Эрнестовна Блезе, 19 лет, невеста Бориса Мельницкого.

Председательствовал Е. Р. Ринк, обвинял товарищ прокурора г. Войтенков, защищали: Бориса Мельницкого — присяжный поверенный В. М. Пржевальский, Дорвойдта — К. Ф. Одарченко, Валентину Гетманчук — С. С. Шайкевич, Льва Мельницкого — присяжный поверенный В. Н. Герард, Варвару Мельницкую и Елену Блезе — присяжный поверенный г. Киреевский и Веру Мельницкую — присяжный поверенный г. Швенцеров. Гражданский иск от Воспитательного дома поддерживал присяжный поверенный г. Шмаков.

Обвинительным актом дело представлялось в следующем виде:

8 ноября 1882 года вердиктом присяжных заседателей был признан виновным в присвоении 307 тысяч 500 рублей бывший казначей Воспитательного дома Ф. И. Мельницкий, который, однако, и после приговора над ним продолжал скрывать истину. Но, тем не менее, наблюдения судебной власти и сыскной полиции продолжались и привели к тому, что найдена большая часть похищенных денег и обнаружены были обстоятельства самого похищения. Власти обратили внимание на то, что во время нахождения Ф. Мельницкого в заключении детьми его удовлетворялись не только насущные его потребности, но даже прихоти. Затем, после осуждения, он хлопотал о разрешении ему переехать на место ссылки на свой счет, предполагал взять с собою детей и двух прислуг и зачем-то через сына своего Бориса заказал широкую палку, пустую внутри, по особому рисунку. В то же время следили за Борисом Мельницким, поведение которого внушало подозрение. Так, он, постоянно занимавшийся только набивкою чучел и вовсе не сведущий в бухгалтерии, поступил в магазин под фирмой «Русское нефтяное производство», помещавшийся в доме богадельни Ермаковых на Мясницкой ул., открытый 1 октября 1882 года потомственным почетным гражданином Альбертом Дорвойдтом. Последний до того времени служил приказчиком в магазине Кочанова и жил исключительно на получаемое им жалованье в 900 рублей в год. Борис Мельницкий поселился в квартире при означенном магазине Дорвойдта, а Варвара Мельницкая вместе с сестрою жены Дорвойдта Еленою Блезе, невестою Б. Мельницкого, в квартире Дорвойдта, в д. Леонова, нанимаемой за одну тысячу 100 рублей в год. Торговля Дорвойдтом была сразу поставлена на широкую ногу. Все эти данные послужили основанием к предположению, что похищенные Федором Мельницким деньги сохраняются или у сына его Бориса, или же у Дорвойдта. Ввиду этого сыскной полицией были произведены 31 декабря 1882 года одновременные обыски у Б. Мельницкого, в магазине Дорвойдта, в его квартире, у Валентины Гетманчук и у Михаила Федоровича Мельницкого в Хамовнических казармах. У последнего денег вовсе не было найдено. В остальных же местах найдено и отобрано: у Б. Мельницкого — 9 серий, у Валентины Гетманчук — два билета восточного займа по 50 рублей каждый, 4 серии и 10 полуимпериалов, в квартире Дорвойдта, в ящиках комода, помещавшегося в спальне, 70 тысяч 100 рублей в 100-рублевых кредитных билетах, отдельная пачка с такими же билетами на 6 тысяч рублей, опечатанная печатью «буква Г.», чековая книжка 2-го московского общества взаимного кредита на 6 тысяч 150 рублей и различных процентных бумаг, купонов и мелких кредитных билетов на 28 тысяч рублей. 1 января 1883 года по указанию самого Дорвойдта в его квартире взято еще 10 тысяч 300 рублей исключительно 100-рублевыми кредитными билетами, присутствие которых при первом обыске не было обнаружено по той причине, что они были спрятаны внутри двух залитых гипсом тумб, служивших подставками для цветочных горшков. Деньги эти были сложены в пачки, две из которых сохранили еще употребляемую в государственном банке особого способа перевязку. У Дорвойдта оказались также внесенными на текущий счет в контору «Ростовский, Стефаниц и К°» 1 тысяча 252 рубля 41 коп., и Валентиною Гетманчук возвращено впоследствии 9 тысяч 400 рублей. Таким образом, обысками и другими путями добыто из числа присвоенных Федором Мельницким 307 тысяч 500 рублей 233 тысячи 908 рублей 93 коп. и неотысканным оставались 73 тысячи 591 рубль 7 коп. Кроме денег, при обысках у поименованных лиц отобраны: дневник Федора Мельницкого, веденный им во время пребывания под стражей, различные счета, письма и записки, освещающие обнаруженные следствием факты, подкрепленные и сознанием самих обвиняемых, прямым или косвенным.