Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В 1872 году адвокатская деятельность Урусова по не зависящим от него обстоятельствам была прервана надолго. Он должен был поселиться в Вендене (Лифляндская губ.) и только через три года мог поступить на службу в канцелярию генерал-губернатора, затем в судебное ведомство в качестве товарища прокурора сначала в Варшаве, потом в Петербурге, с большим успехом выступая обвинителем (дела Гирштова, Гулак-Артемовской, Юханцева и др.).

В 1881 г. Урусов снова вернулся в адвокатуру и был присяжным поверенным в С.-Петербурге, а с 1889 г.— в Москве.

Урусов принадлежит к числу самых выдающихся из тех русских судебных ораторов, на долю которых выпало пережить лучшие годы судебного преобразования. Он до конца оставался верен традициям того времени, понимая обязанности адвоката как защиту личности, как правозащиту в лучшем смысле слова, являясь на помощь везде, где, по его мнению, грозила опасность справедливости. Урусов повиновался единственно голосу своей совести. «Выше совести человека,— говорил он в речи по делу о беспорядках в деревне Хрущевке,— нет силы в мире». В этом — общественное значение адвокатской деятельности Урусова, в этом же главная причина силы и убедительности его речей. Внешними ораторскими данными он обладал в высокой степени; он прекрасно владел богатыми голосовыми средствами, его дикция и жесты были безукоризненны. Он умел увлекать слушателей, подчинять себе их мысль и чувство; его напечатанные речи могут дать только бледное представление о том, чем они были в момент произнесения. Он убеждал силой своего увлечения, блеском нападения и полемики, удачным раскрытием слабых мест противника. Он не столько изучал дело во всех подробностях, сколько старался взять в нем самое важное и на этом строил свою защиту. С большим искусством Урусов владел также и иронией, он умел оспорить нужное доказательство и отстоять свое, собрать для поддержания своего взгляда самый разнообразный материал, подкрепить аргументацию силой увлечения.

Адвокатскую деятельность Урусов сочетал с литературной работой. Сотрудничал в «Библиотеке для чтения», издаваемой П. Д. Боборыкиным, в «Русских ведомостях», в «Порядке» и других[25]

Послесловие

Перед читателем прошли многие известные процессы XIX в., все они относятся к периоду пореформенного суда. Это было особое время в России. Вторую половину прошлого столетия можно было бы назвать «золотым веком» в судопроизводстве. Плеяду блестящих, неповторимых судебных ораторов дало нам то время. Они были первыми вершителями нового, так страстно всеми ожидаемого суда. Они явились надежной порукой того, что суд будет и правым, и нелицеприятным.

Избранными оказались люди, изо всех сил старавшиеся стоять на высоте своего положения. Все они, сообща и порознь, ревниво охраняли суд от вторжения в него всего, что было признано пережитком, старались уберечь его от малейших нареканий.

Завершая книгу, мы приводим статью Анатолия Федоровича Кони, которая во многом объясняет и помогает понять смысл прочитанного.

***

«Обнародование и введение в действие Судебных уставов призывало людей, готовых послужить делу истинного правосудия, к новой творческой деятельности. Положительный закон не в силах был начертать образ действий судебного деятеля во всех его проявлениях. Да это и не входило в его задачу. Говоря о порядке, внешнем характере и содержании отдельных судебных обрядов и процедур, распоряжений и постановлений, намечая служебные обязанности органов правосудия, закон коснулся лишь правовой, а не нравственной стороны деятельности своих служителей. Но в исполнении судебным деятелем своего служебного долга, в охранении судьею независимости своих решений и в стремлении вложить всю доступную ему справедливость содержится еще не все, к чему нравственно обязан такой деятель. Современный процесс ставит его лицом к лицу с живым человеком. Гласность и устность внесли в судебное производство начало непосредственного материала для суждения, они расшевелили и разметали по сторонам тот ворох бумаг, в виде докладов, проектов, протоколов, резолюций и т. п., под которым при старом суде был погребен человек. Он встал из-под этого нагромождения письменной работы, стиравшей его личные краски, и предстал пред судом со своими словесными объяснениями и домогательствами, со своими фактическими обличителями и заступниками — свидетелями. Отсюда возник вопрос о поведении судебного деятеля по отношению к людям, с которыми ему надлежит иметь дело. Это поведение — не простая совокупность поступков, следующих один за другим в порядке времени; это систематический и последовательный ряд действий, связанных между собою одним и тем же побуждением и одною и той же целью. Иными словами, это сознательный образ действий, применяемый ко всем разнообразным случаям судебной и судебно-бытовой жизни, предусмотреть и предустановить которые заранее в законе невозможно. Поэтому в практическом служении судебного деятеля правовые и нравственные требования должны сливаться, и в творимом им высоком деле следует руководствоваться, наряду с предписаниями положительного закона, безусловными и вечными требованиями закона нравственного.

Таким образом, на людях, шедших на завидное, хотя подчас и очень трудное служение Судебным уставам, лежала обязанность строгой выработки приемов отправления правосудия и создание типов судебных деятелей. Эта творческая работа была начата ими и продолжаема в первые годы Судебной реформы. В эти годы намечались типические черты председательствующего судьи, прокурора-обвинителя и уголовного защитника. Стремление к этому выражалось и в трудах некоторых из деятелей последующих годов и как общими, одушевленными усилиями вырабатывалась гармония между содержанием Судебных уставов и образом действий их служителей. Но, к сожалению, русское общество и в своей совокупности, и в своих отдельных представителях обладает не раз подмеченною особенностью быстро нагреваться, но недолго хранить в себе приобретенный жар. Это повторилось и по отношению к судебному ведомству. При наличности причин и условий, о которых сказано выше, и под влиянием некоторых явлений, крайне нежелательных в процессуальной практике и весьма прискорбных в служебных отношениях, внутренняя жизнь наших судебных учреждений постепенно слагается не совсем так, как это ожидалось при введении Уставов.

Судебные уставы явились своего рода островком среди текущей действительности, с ними несогласованной. Их духу и смыслу была противоположна и часто упорно противопоставляема неподвижная в своей организации, застарелых источниках и приемах усмотрения администрация; им оставалось чуждо огромное крестьянское население, осужденное на то, что можно назвать самобезумием,— на них сыпались всякие изменения в мероприятиях при политической смуте. На этом островке пятьдесят лет назад был зажжен впервые, как маяк, огонь настоящего правосудия. Но когда наступили тяжелые времена и волны вражды и вольного или невольного невежества стали заливать берега этого островка, отрывая от него кусок за куском, с него стали повторяться случаи бегства на более спокойный, удобный и выгодный старый материк, а число тех, кто с прежней верой, но с колеблющейся надеждой поддерживал огонь и проливаемый им свет, загораживая его собою от ветра, стало заметно уменьшаться. Для них вследствие пагубного незнания мифологии Фемида была, как выразился Спасович, «Афродитой, вышедшей из пены морской». Но несмотря на то, что враги и ложные друзья исказили ее чарующий образ и что ее стан согнулся, чистое чело покрылось морщинами и здоровый цвет лица сменился чахоточным румянцем, это меньшинство оставалось ей верным, потому что и в частной, и в общественной жизни первая любовь, вошедшая в сердце, последнею выходит из памяти. В последние десятилетия намеченные первоначально типы судебных деятелей бледнеют и искажаются, и за их чертами уже не ясными виднеют другие черты, чуждые идеалу отцов — Судебных уставов, часто неудачно заимствованные от худших чужеземных образцов, не свойственных природе русского человека. Встречаются случаи, когда с председательского места раздаются властные замечания и заявления, нежелательные даже в устах представителей состязующихся сторон, когда государственные обвинители, забывая начертанную Уставами роль говорящего судьи, заменяют спокойствие доводов нервной страстностью и, искажая свою задачу, не брезгуют недостойными своего звания выходками против подсудимых и свидетелей, обращая обвинение не в служение самодовлеющей цели правосудия, а в средство посторонних последнему соображений. Не менее печальные явления замечаются и в адвокатуре, где встречаются случаи, когда нравственное чувство лучшей части общества со справедливой тревогой вынуждено осуждать приемы уголовной защиты, направленные к тому, чтобы защиту преступника обратить в защиту преступления, причем потерпевшего и виновного, искусно извращая нравственную перспективу дела, заставляют поменяться ролями. Такую тревогу и сопряженное с нею уже несправедливое обобщение вызывают и те случаи, когда широко оплаченная ораторская помощь отдается в пользование притеснителю беззащитных, развратителю невинных и расхитителю чужих сбережений, или когда действительные интересы обвиняемого приносятся в жертву эгоистическому желанию возбудить шумное внимание к своему имени.

вернуться

25

Далее на страницах 806—807 в книге-оригинале помещены фотографии других известных судебных ораторов России. Здесь эти фотографии представлены в файлах sudy13_1.jpg—sudy14_5.jpg.— Ю. Ш.

302
{"b":"313417","o":1}