должно прибавить также то, что было сказано нами в сх. т. 50 этой

части и в других местах, именно, что человек, твердый духом, прежде всего помнит, что все вытекает из необходимости

божественной природы, и потому все, что он считает за тягостное и

дурное, далее все, что ему кажется нечестивым, ужасным, несправедливым и постыдным, — все это возникает вследствие того, что он представляет вещи смутно, искаженно и спутанно; по этой

причине он прежде всего стремится к тому, чтобы представлять вещи

так, как они суть в себе, и удалить истинные препятствия для знания, каковы ненависть, гнев, зависть, осмеяние, самомнение и прочее в

этом роде, что мы указали в предыдущих теоремах. А потому, как

мы сказали, он стремится, насколько возможно, поступать хорошо и

получать удовольствие. До каких пор простирается человеческая

добродетель в преследовании этого и на что она способна, я покажу в

следующей части.

5

80

П

РИБАВЛЕНИЕ

С

казанное мною в этой части о правильном образе жизни расположено

не в таком порядке, чтобы все можно было обнять с одного взгляда; оно доказано мною разбросанно, сообразно с тем, как легче можно

было вывести одно из другого. Поэтому я предположил здесь все это

снова собрать и свести к главным пунктам.

Г

л. I. Все наши стремления или желания вытекают по необходимости

нашей природы таким образом, что могут быть поняты или через

одну только нее, как через свою ближайшую причину, или же, поскольку мы составляем часть природы, которая сама через себя, без других индивидуумов, адекватно представлена быть не может.

Г

л. II. Желания, вытекающие из нашей природы таким образом, что

могут быть поняты через одну только нее, — это те желания, которые относятся к душе, поскольку она представляется состоящей

из идей адекватных; остальные желания относятся к душе, лишь

поскольку она представляет вещи неадекватно, и сила и возрастание

их должны определяться не человеческой способностью, а

могуществом вещей внешних. Поэтому первые справедливо

называются действиями, вторые же состояниями пассивными, ибо

первые всегда показывают нашу способность, вторые же, наоборот,

— нашу неспособность и познание искаженное.

Г

л. III. Наши действия, т.е. те желания, которые определяются

способностью или разумом человека, всегда хороши; остальные

желания могут быть как хорошими, так и дурными.

Г

л. IV. Таким образом, самое полезное в жизни — совершенствовать

свое познание или разум, и в этом одном состоит высшее счастье или

блаженство человека; ибо блаженство есть не что иное, как

душевное удовлетворение, возникающее вследствие созерцательного

(интуитивного) познания бога. Совершенствовать же свое познание

— значит не что иное, как познавать бога, его атрибуты и действия, вытекающие из необходимости его природы. Поэтому последняя

цель человека, руководствующегося разумом, т.е. высшее его

желание, которым он старается умерить все остальные, есть то, которое ведет его к адекватному постижению себя самого и всех

вещей, подлежащих его познанию.

5

81

Г

л. V. Поэтому нет разумной жизни без познания, и вещи хороши

лишь постольку, поскольку они способствуют человеку

наслаждаться духовной жизнью, состоящей в познании. И, наоборот, только то, что препятствует человеку совершенствовать свой разум и

наслаждаться разумной жизнью, мы называем злом.

Г

л. VI. Но так как все то, для чего человек служит производящей

причиной, необходимо хорошо, то, следовательно, зло для человека

может возникать только из внешних причин, — именно поскольку он

составляет часть всей природы, законам которой человеческая

природа принуждена повиноваться и приспособляться к ней едва ли

не бесчисленными способами.

Г

л. VII. Да и невозможно, чтобы человек не был частью природы и не

следовал ее общему порядку. Но если он вращается среди таких

индивидуумов, которые сходны с его природой, то тем самым

способность человека к действию найдет себе помощь и поддержку.

Наоборот, если он находится среди таких индивидуумов, которые

всего менее являются сходными с его природой, то едва ли он будет

в состоянии приспособиться к ним без большого изменения.

Г

л. VIII. Все, что, по нашему мнению, составляет в природе вещей

зло, иными словами, все, что может препятствовать нам

существовать и наслаждаться разумной жизнью, все это нам

позволительно удалять от себя тем путем, который нам кажется

надежнее. И, наоборот, все, что мы считаем добром, т.е. полезным

для нашего самосохранения и наслаждения разумной жизнью, все

это позволительно употреблять в свою пользу и распоряжаться им

как угодно. И вообще, всякому по высшему праву природы

дозволено делать все, что он считает для себя полезным.

Г

л. IX. Ничто не может быть так сходно с природой какой-либо вещи, как другие индивидуумы того же вида; и следовательно (по гл. VII), человеку для его самосохранения и наслаждения разумной жизнью

нет ничего полезнее, как человек, руководствующийся разумом.

Далее, так как между единичными вещами мы не знаем ничего, что

было бы выше человека, руководствующегося разумом, то никто, следовательно, не может лучше показать силу своего искусства и

дарования, как воспитывая людей таким образом, чтобы они жили, наконец, исключительно под властью разума.

5

82

Г

л. X. Поскольку люди питают друг к другу зависть или какой-либо

другой аффект ненависти, они противны друг другу, и, следовательно, их должно бояться тем больше, чем они

могущественнее других индивидуумов природы.

Г

л. XI. Однако души побеждаются не оружием, а любовью и

великодушием.

Г

л. XII. Всего полезнее для людей — соединиться друг с другом в

своем образе жизни и вступить в такие связи, которые удобнее всего

могли бы сделать из всех одного, и вообще людям всего полезнее

делать то, что способствует укреплению дружбы.

Г

л. XIII. Но для этого необходимы искусство и бдительность. Ибо

люди бывают различны (так как живущие по предписанию разума

встречаются очень редко), и однако большей частью они завистливы

и скорее склонны к мести, чем к сочувствию. Поэтому требуется

особенная сила духа для того, чтобы с каждым обходиться сообразно

с собственным характером и удерживаться от подражания его

аффектам. Наоборот, те, которые умеют только бранить людей, более порицать их пороки, чем учить добродетелям, и не укреплять

дух людей, а сокрушать его, те служат в тягость и себе самим и

другим. Поэтому-то многие из чрезмерной нетерпимости и ложного

религиозного усердия желали жить лучше среди животных, чем

среди людей, подобно тому как мальчики или юноши, которые не

могут равнодушно переносить укоры родителей, ищут себе убежища

в военной службе и предпочитают неудобства войны и

деспотическую власть домашним удобствам и отеческим увещаниям

и согласны подвергнуться какой угодно тягости, чтобы только

отомстить своим родителям.

Г

л. XIV. Вследствие этого, хотя люди во всем поступают большей

частью под влиянием страсти, однако из их сообщества вытекает