Несколько замечаний к приведенному тексту:
Ирония заключается в том, что самое развернутое обращение адресовано Фиатирской церкви, о которой меньше всего известно, а самое короткое — в знаменитый город Смирну.
Ничего плохого не сказано о церквах Смирны и Филадельфии, а о церквах Сардиса и Лаодикии — наоборот, ничего хорошего.
О различных дарах, которые обещаются побеждающему, сказано на языке церковных Таинств. Так, белые одежды (3, 5), венец (2, 10; 3, 11), новое имя (2, 17) напоминают о Крещении, а манна (2, 17), плоды древа жизни (2, 7), Вечеря (3, 20) — о Евхаристии[1107].
Наиболее специфичные и интересные подробности связаны с географическими, политическими и даже коммерческими особенностями того города, в котором находится та или иная церковь. Можно привести наиболее яркие примеры.
Так, в адрес Ефесской церкви говорится:
Побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия (Откр. 2, 7).
Здесь можно услышать отзвук того факта, что великий храм Артемиды — одно из семи чудес света в Древнем мире – был построен над примитивнейшей деревянной гробницей, а его притвор был своего рода приютом. Конечно, здесь обязательно нужно помнить и гораздо более значимые библейские аллюзии: древо жизни в Быт. 2, 9; 3, 22, а также и Древо Креста.
Выражение «Венец жизни» в обращении к Смирнской церкви (Откр. 2, 10) может быть соотнесено с цепью красивых строений, окружающих и венчающих гору Пагус (Pagus).
О Пергаме говорится как о городе, где есть «престол сатаны» и «где живет сатана» (Откр. 2, 13). Это может быть объяснено тем, что город имел статус важного центра имперского культа в Малой Азии. Храмы в честь римских богов стали появляться там еще с начала II века до Р. Х., а храм в честь Августа возник в 29-м году до Р. Х. (На самом деле имперские храмы имелись во всех упоминаемых городах, кроме Фиатир.) Возникает и другое объяснение: под «престолом сатаны» подразумевается жертвенник Зевсу, воздвигнутый на холме высотой около 250 метров над городом, а сейчас в превосходном состоянии хранящийся в Берлинском музее[1108]. Сатаной, возможно, именуется змея, изображенная в качестве эмблемы процветавшего там эскулапова культа.
Предупреждение Сардийской церкви с упоминанием вора, который может прийти в неожиданный час (Откр. 3, 3), скорее всего, навеяно историей о том, что этот город дважды завоевывали хитростью. Обещание нового имени верным Филадельфийской церкви (Откр. 3, 12) можно связать с тем, что этот город несколько раз менял название (Неокесария, Флавия)[1109]. А в Лаодикии была выдающаяся медицинская школа, производившая хорошую мазь для глаз[1110] (ср. Откр. 3, 18).
Многое из деталей жизни церквей остается неясным. Кто такие николаиты (Откр. 2, 6. 15) и в чем состояли их воззрения? Что это за «учение Валаама» (Откр. 2, 14)? Кто такая Иезавель (Откр. 2, 20)? Можно лишь строить догадки, но не более того.
«Вероятно, некоторые из христиан говорили, что... можно прекрасно питаться пищей, которая посвящена богам [т. е. вкушать идоложертвенное — А.С.]. Таким образом, и буквально, и духовно здесь были попытки легко смотреть на строгое отношение к язычеству. И по-видимому, именно это учение называлось учением николаитов. Неизвестно, кто был Николай, который распространял это учение, но оно, очевидно, содержало в себе призыв соединить христианство с язычеством»[1111].
Каждое обращение заканчивается обетованием побеждающему, т. е. преодолевшему испытания, что характерно для апокалиптики. В конце Откр. дается итоговое повторение обещаний:
Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном (Откр. 21, 7).
Видение небесного богослужения (Откр. 4–5)
Следующая, основная часть книги открывается еще одним начальным видением: тайнозритель видит небесное собрание во главе с Господом, сидящим на престоле («Сидящий» употребляется как имя):
И Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду (4, 3).
Все выглядит как торжественное богослужение в храме. Престолу Господа предстоят, сидя также на престолах, двадцать четыре старца, облеченные в белые одежды и имеющие на головах своих золотые венцы (4, 4), а также четыре животных, подобные льву, тельцу, человеку и орлу (4, 6-7; ср. Иез. 1, 4-13; 10, 18-22). Кстати, в этих животных нетрудно узнать символы четырех евангелистов, которые вошли в нашу иконописную традицию. Животные, а затем старцы воспевают славословия в честь Господа, которые звучат опять-таки как богослужебные гимны:
8 Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет... 11 Достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено (4, 8. 11).
Такая богослужебная обстановка символизирует (скрывает в себе) смысл гораздо более грандиозного плана. Именно здесь нам пригодится знание основных правил храмового культа как языка, выражающего богословие. В Откр. 4–5 описано видение Бога как Господина истории, правящего в центре Вселенной. Старцы (presbu/teroi) как представители народа Божия формируют своего рода «пресвитериум» вокруг Бога и похожи на пресвитеров[1112] вокруг епископа на богослужении[1113]. Четыре животных представляют мир со всех его четырех концов. Семь светильников (4, 5) символизируют Духа Святого.
Хвалебные песни — это славословие Богу как Творцу и Вседержителю. Они соответствуют тем благословениям из иудейского богослужения, которые унаследованы и христианской традицией[1114]. Евхаристия (Евхаристический канон Божественной Литургии) также начинается с хвалы Богу как Творцу и своим смысловым центром имеет ангельское славословие «Свят, свят, свят Господь...» (ср. Ис. 6, 3).
Следующее славословие в иудейской традиции — прославление Бога как Искупителя, как Дарителя Закона и как Того, Кто избрал Свой народ и заключил с ним Завет. Именно это мы и читаем ниже, в гл. 5, где речь идет об Агнце. Иудейская богослужебная форма наполняется здесь уже чисто христианским содержанием, что опять-таки и сейчас прочно удерживает христианская, в том числе православная литургическая традиция.
Так, Сидящий на престоле держит книгу, запечатанную семью печатями (5, 1), но никто не может раскрыть ее. Св. Иоанн пишет:
И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее (5, 4).
Но вот появляется «Агнец как бы закланный» (5, 6), о котором сказано, что это «лев из колена Иудина» (5, 5). Именно Он и может раскрыть книгу. Здесь поется новая песнь — песнь об искуплении, но не о том, что было в Ветхом Завете, а что совершилось во Христе:
9 Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени, 10 и соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле (5, 9-10).
Эта песнь отзывается многоголосым хором всех тварей, поющих гимны, восхваляющие Агнца:
12 Достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение. 13 ... Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков (5, 12. 13).
Опять-таки заметим несомненное сходство этих славословий с нашими евхаристическими молитвами, в которых также высказывается благодарение Богу за искупление и заключение Завета. Если первые славословия (4, 8. 11) адресованы Богу, Сидящему на престоле (в духе иудейской традиции), то последующие обращены к Агнцу, причем в схожих словах («Достоин...»). Сидящий прославляется как Творец, а Агнец — как Искупитель. Таким образом, Агнец возводится на один уровень с Сидящим.
