Впечатление такое, что смысл самых разнообразных древних богодухновенных Писаний (от Бытия до пророков) зарезервирован для Иисуса[676]. И Он поставляется, помазуется на мессианство, чтобы быть принесенным в жертву, как Исаак.

Каким бы минимальным ни было представительство Ветхого Завета в Мк. (по сравнению с Мф., Лк. и Ин.) — а для римлян и вообще язычников, к которым обращено Мк., связь с Ветхим Заветом кажется не такой актуальной, как для иудео-христиан, — следует признать, что без Ветхого Завета явление Христа и Его проповедь были бы просто невозможны и непонятны. Ветхий Завет — это некая система координат, в которой только и можно оценить масштаб явления Сына Божия в мир, это язык, прояснивший смысл целого ряда «установочных» понятий (например, что Бога нельзя увидеть и т. п.), с помощью которых человек может адекватно понимать Бога и общаться с Ним. Присутствие Ветхого Завета именно в Мк. показывает, какую важную и необходимую приготовительную роль он играет.

В иудейской среде споры были привычной, общепринятой и излюбленной формой постижения смысла той или иной заповеди Закона (см. § 5. 1). В Мк. 2, 1 — 3, 6 представлена целая серия эпизодов, в которых то или иное деяние Иисуса (не обязательно чудо) вызывает у очевидцев недоумение. Так рождается ситуация спора.

«Споры были общепринятым среди раввинов времен Иисуса способом выявления взглядов. Обычно при этом делался какой-то вызывающий жест, действие или слово, как провокация. Затем оппонент говорит: «А разве ты не знаеешь, что..?» Или: «А не сказано ли в Писании..?» После этого утверждается какая-то новая истина, по отношению к которой слушатели, свидетели должны сделать свой выбор»[677].

Но в случае с Иисусом спор приводит к тому, что в Нем приходится признать не просто учителя — толкующего, хотя и по-новому, но в рамках существующей иудейской традиции. Все гораздо серьезнее — Его понимание религиозной жизни выходит за эти рамки и воспринимается не иначе, как кощунство (богохульство), за которое полагается самая суровая мера наказания. Для Самого же Иисуса это не только не богохульство и даже не выход за рамки традиции, а, наоборот, возврат к изначальному смыслу. Изначальный же, здравый смысл всех заповедей — благо человека. Отсюда:

Суббота для человека, а не человек для субботы (Мк. 2, 27).

В § 11. 3 говорилось о том, что ни один из евангельских рассказов о чудесах Христовых не преследует примитивной цели — простого желания удивить читателя. Эти рассказы всегда имеют знаковый смысл, т. е. смысл знамений, выявляющих и показывающих нечто существенное об Иисусе (кто Он такой?). Ради этого рассказ о том или ином чуде, как правило, в какой-то момент приостанавливается или отклоняется, чтобы возникла ситуация, например, спора, как в случае с исцелением расслабленного в Мк. 2, 1-12. Здесь подобное отклонение содержат стихи 5б-11а. Без них рассказ не потерял бы своей сюжетной цельности. Однако при этом был бы потерян тот смысл, ради которого он приводится:

Отклонением и является спор, поводом к которому явились слова Иисуса «чадо! прощаются[678] тебе грехи твои». В рамках спора озвучивается единственно важный вопрос, отвечая на который каждый наблюдающий или читающий выносит свое суждение об Иисусе: Он — Сын Божий, Который может прощать грехи (книжники абсолютно правы, утверждая, что только Бог может прощать грехи[679]), или, не будучи таковым, «Он богохульствует».

Призвание учеников тоже становится провокацией к спору. Ведь в их число попадает Левий, сборщик податей, а значит, общепризнанный грешник. Позвав его в ученики, Иисус садится с ним и с его друзьями за один стол и разделяет с ними трапезу:

^14 Проходя, увидел Он Левия Алфеева, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за Мною. И он, встав, последовал за Ним. ¹⁵ И когда Иисус возлежал в доме его, возлежали с Ним и ученики Его и многие мытари и грешники: ибо много их было, и они следовали за Ним .

Такие действия не могут не вызвать недоумения и осуждения:

¹⁶ Книжники и фарисеи, увидев, что Он ест с мытарями и грешниками, говорили ученикам Его: как это Он ест и пьет с мытарями и грешниками?

В ответ вновь говорится о смысле служения Иисуса:

¹⁷ Услышав сие, Иисус говорит им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию.

Тут же следует еще один, очередной спор. На этот раз поводом становится необычное по традиционным религиозным представлениям поведение учеников Иисуса: они не постятся. Если в 2, 1-12 спор «вплетается» в чудо исцеления (см. выше), то здесь в споре рождаются три маленькие притчи: о женихе и брачном пире; о заплате на одежде и о вине в мехах.

¹⁸ Ученики Иоанновы и фарисейские постились. Приходят к Нему и говорят: почему ученики Иоанновы и фарисейские постятся, а Твои ученики не постятся? ¹⁹ И сказал им Иисус: могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься, ²⁰ но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься в те дни. ²¹ Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. ²² Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые .

Наконец, наиболее «классический» спор: с привлечением примеров из Писания и с характерным «неужели вы не читали..?» Иисус утверждает простую, но как будто неожиданную вещь: религиозные, церковные законы, символом которых тогда являлась суббота, установлены для блага человека, или, точнее, чтобы служить человеку, а не для того, чтобы быть самоцелью и объектом религиозного почитания. Это одно из тех мест Евангелия, в которых ярко проявляется его «антирелигиозный» характер.