Опустив сына, И-Лэнь низко поклонилась, склонившись чуть не до земли. Ее одежда сегодня была ярко-алого цвета, и вот так, непостижимым образом распустив по чудесному полу полы своих одежд и склонив черноволосую голову с высокой прической, она была больше всего похожа на огромный диковинный цветок. О-Лэи тоже поклонилась, от напряжения куда более угловато, чем обычно. Хорошо, что мать ее не видит, – она бы пришла в ужас. Больше всего О-Лэи сейчас думала о том, куда девать свои вдруг ставшие ватными руки.

– Подойди, – раздался голос. Отражаясь от стен, он терял всякие человеческие качества – тембр, интонации. По нему ничего нельзя было определить – это был безликий голос Шафранового Господина, перед которым содрогается Вселенная.

– Приветствую тебя, Сердце Срединной, – почти прошептала И-Лэнь. Ее голос был тих и нежен, как дуновение летнего ветерка.

– Я не знал, что у тебя такой взрослый сын, – чуть удивленно произнес голос, и О-Лэи вдруг поняла, что император молод.

И-Лэнь замялась с ответом – не ожидала, что О-Лэи столь быстро привлечет к себе внимание. Она уже могла поднять лицо.

– Прошу простить нас, если мы невольно ввели Шафранового Господина в заблуждение, – стараясь, чтобы голос звучал мелодично, ответила она. От волнения ей казалось, что она каркает, как вороны на стене Утэй. – Моей дочери О-Лэи двенадцать, и она обрезала волосы, нося траур по отцу. А мой сын Бусо…

– Женщина. – Голос стал недоуменно-разочарованным. – Посмотри, Рри, я и вправду принял ее за очаровательного мальчика.

О-Лэи обдало волной страха и обиды, она не смела поднять глаза от носков своих мягких белых туфелек.

– Сам Синьмэ на вашем месте тоже бы обманулся столь разительным сходством, мой господин, – раздался протяжный молодой голос. – Детство – это возраст невинности, в нем между мужчиной и женщиной еще не возникают различия. Девочка еще не осквернена своей женской сутью.

О-Лэи задрожала от унижения, изо всех сил зажав большие пальцы в кулаках.

– Хватит об этом. – В голосе императора прорезались властные нотки. – Мы не затем вызвали вдову моего бывшего военачальника. Женщина, – обратился к И-Лэнь император, – мы получили официальный доклад и доклад нашего Первого Министра о случившемся с твоим мужем. Что ты можешь добавить?

– Что мой муж до конца оставался верен интересам вашего величества и Срединной, – прошелестел голос И-Лэнь.

– Да? И почему же тогда он бежал, если нашей волей был направлен… остудить свою буйную голову? – раздраженно спросил император.

– Должно быть, нашлись люди, известившие моего господина, что вам угрожает опасность, о которой вы не подозреваете. – И-Лэнь бросила фразу, после которой воцарилась напряженная тишина.

– Ты так думаешь – или знаешь? Можешь назвать имена? Говори! – потребовал он.

– Я только знаю, что мой муж получал письма, – ответила И-Лэнь. – И эти письма он тут же сжигал. Но я видела, что его гложет печаль. Мой муж никогда не строил никаких заговоров, и я знаю, что его печаль могла быть вызвана только заботой о процветании Срединной и вашего величества…

– Заговоры, заговоры, всюду заговоры! – Император ударил кулаком по ручке трона, вырезанной из цельного нефрита и покрытой золотым орнаментом. – А нам сейчас нужен твой муж. Мы хотели отозвать его из ссылки.

О-Лэи поняла: да, Шафрановый Господин говорит сейчас правду. Отец не дождался совсем чуть-чуть! Острое как нож сожаление вошло ей в сердце, на глаза навернулись слезы, и она быстро-быстро заморгала, чтобы прогнать их.

– Почему Фэнь не доверял мне? – В голосе императора прорезалась обида, и от волнения он отбросил официальное «мы». – Почему не написал прошение о помиловании? Он, конечно, не мог не следить за ходом войны. Он знал, что рано или поздно мне понадобится!

– Да, мой господин, – тихо сказала И-Лэнь. – Он собирал все сведения о Южной войне, какие мог добыть. Он начертил карту тех земель, и день за днем рисовал тактические планы. А потом сминал бумагу и начинал все сначала… – Голос И-Лэнь дрогнул – совсем чуть-чуть, но все присутствующие в зале, включая тех, что прятались за ширмами, подслушивая и записывая разговор, представили себе невысокого человека с чуть припухшими нижними веками и крупным, четко очерченным ртом, который бессильно мечется по комнате, сминая хрусткие свитки с бесценными выкладками.

– Они сохранились? – В голосе императора послышалось нетерпение. – Ты сохранила их?

– Да, мой господин, – коротко ответила И-Лэнь, и О-Лэи в очередной раз удивилась. Конечно, она помнила отца за работой. Их жилище в Восточной Гхор было слишком маленьким, чтобы соблюдать традиционное разделение на женскую и мужскую половину: две крошечные комнаты, одна из которых служила спальней, а вторая – столовой и рабочим кабинетом одновременно. Отец позволял О-Лэи играть или рисовать, пока он работает, только молча, и девочка, сидя в углу со своей единственной тряпичной куклой, ловила каждое его слово…

– Пошли за ними! Немедленно! – приказал император.

– Они у меня с собой. – И-Лэнь запустила руку в волны алого шелка и извлекла оттуда стопку аккуратно сложенных листов.

– Ты предусмотрительна, женщина, – с некоторыми изумлением сказал император, пристально, как будто только что увидел, поглядев на нее.

– Я не могла помыслить, что моя персона сама по себе может заинтересовать Шафранового Господина, – мягко ответила И-Лэнь. – И не могла не сохранить наследие своего мужа. Это все, что у меня от него осталось… – Она деликатно всхлипнула.

Император еле заметно поморщился.

– Мы не хотели смерти твоего мужа, женщина. Мы хотели вернуть ему командование Южным фронтом.

А вот это была ложь, и О-Лэи почувствовала изумление: неужели Шафрановый Господин может лгать? Но это было неправдой. Хотя вернись отец ко двору и будучи прощен…

Фаворит императора – теперь О-Лэи могла разглядеть его – вышел из-за трона и, подойдя к И-Лэнь, взял у нее листы и развернул их. Его лицо вытянулось от огорчения:

– Но тут только карты, испещренные непонятными значками!

– Покажи мне! – потребовал император. По щелчку фаворита двое слуг внесли широкий низкий стол для карт, на который Рри прикрепил листки. О-Лэи и отсюда узнала манеру письма своего отца.

Император встал с трона в нарушение этикета аудиенции и подошел к столу. Вместе с Рри они склонились над картами.

– Здесь ничего не понятно. Какие-то стрелки и символы: знак Огня, знак Воды, знак Петуха. Что это? – пожаловался император и обратил взор на И-Лэнь. – Тебе что-то еще известно?

– Мой муж работал в то время, когда я занималась со своим маленьким сыном, – ответила И-Лэнь. – Ребенок отвлекал его, и он просил его занять. Мне жаль, что я не могу помочь Шафрановому Господину. Он делился со мной только несколькими мыслями безотносительно карт…

– Какая жалость! – огорченно воскликнул император. – У нас теперь есть замок без ключа. И все эти закорючки, странные знаки и цифры придется разгадывать, будто жрецу – пепел гадальных костей. Сколько на это уйдет времени? А промедление грозит нам гибелью. Гибелью! Сотни людей каждый день гибнут в южных болотах. Но и отозвать их, закончив войну бесславным позором, я тоже не могу! Рри, ты знаешь, кому я смогу это поручить? Кто сможет расшифровать записи стратега Фэня и принести нам победу?

– Я могу, – услышала О-Лэи свой голос, и в то же мгновение ее живот стал пустым, а сердце подскочило к горлу. Она почувствовала, как на нее пронзительно смотрит мать.

– Что сказал ребенок? – Император повернулся к ней, и О-Лэи увидела его близко. Император оказался молодым человеком – высоким, худым, с узким лицом. Его глаза впились в побелевшее лицо О-Лэи.

– Прошу Шафранового Господина простить мою дочь. Она не получила должного воспитания в ссылке и еще слишком глупа. Не слушайте ее. – В голосе И-Лэнь прозвучали молящие нотки. Мать готова упасть на колени и умолять, безошибочно поняла О-Лэи. Что она наделала?

– Иди ко мне. – Император поманил О-Лэи рукой. Императорские руки опустились ей на плечи (она оказалась ему едва по плечо) и подвели к карте. – Ты знаешь, что это?