– Я… мне снилось… хвала Ыыху, снилось… – невнятно пробормотал он.

Его пересохших губ коснулся край чашки. Приподняв голову, он принялся жадно пить, проливая воду на грудь. Она стояла перед ним на коленях, помогая держать чашку. Разбитые губы и огромный синяк в пол-лица делали ее практически неузнаваемой. Но она улыбалась. Она улыбалась.

– Они дали нам юрту. Принесли от хана. Темрик его зовут, хана, – быстро заговорила она, словно боясь, что он вот-вот покинет их. – Остальные ходят, зыркают. Но не трогают вроде. Мы сами юрту поставили, криво получилось, но хоть в тепле. Ох, как я за тебя испугалась! Как ты смог его одолеть – не иначе, Вечно Синее Небо над нами смилостивилось!

– Плечо… – прохрипел он, и девушка встрепенулась, проверила повязку.

– Мы закрыли рану, чем смогли. Протерли снегом, потом наложили повязку. Очень больно, да? Не говори ничего. Тебе нужно много спать. Только вот еды у нас совсем не осталось…

Он требовательно охватил ее пальцы, потянул на себя, и, не удержав равновесие, девушка упала ему на грудь. Пальцы запутались в ее волосах.

– Всегда любил рыжих, – хрипло сказал он.

– Когда эта говняная личинка уже разовьется с горошину и ее станет видать, ничего нельзя сделать! – говоривший почти кричал. – Только отрезать руку!

– Успокойся, Удо, – укоризненно произнес Юэ, стряхивая с рукава мундира невидимую пылинку. – Где ты наслушался этих баек?

– Мой брат прошел Первую Южную, – вытаращив глаза, тараторил Удо. – Он там энтого насмотрелся! Половина, говорит, не от бьетов, а от энтого говна померли.

– Вы слишком снисходительны к нему, мой господин, – покачал головой Охай, командир десятки, – его стоит пару раз вытянуть палкой за длинный язык, чтобы не пугал остальных своим трепом.

– Я его вытяну не пару, а сто раз, – пообещал Юэ, – если то, что он говорит, окажется трусливым враньем.

Негромко так сказал, спокойно. Но болтун замолк. Хотя бы на время. Юэ мысленно вздохнул – скорее всего примется за свое, как только он отвернется.

Война оказалась вовсе не такой, как он ожидал. Он еще не участвовал ни в одном бою, но зато совершал бесконечные, малопонятные маневры и получил кучу противоречивых указаний от разных лиц. Не говоря уже о том, что дорога через всю Империю к местам боев оказалась отвратительной – стояла поздняя осень, дороги развезло, люди и животные увязали в холодной жидкой грязи. После того как он получил назначение и смог выехать, Юэ догнал свою сотню уже на половине пути. Встреча оказалась незабываемой: они попытались его ограбить, а Юэ чуть не зарубил своего заместителя – табэя Яо. Месяц наполнился и угас, прежде чем они смогли как-то изгладить из памяти столь постыдный инцидент. Юэ изо всех сил старался оправдать вверенных ему людей отсутствием какого бы то ни было довольствия – обоз с провиантом скорее всего даже не выехал из столицы. А на него свалилась умопомрачительная обязанность кормить, размещать на ночлег и заставлять двигаться в нужном направлении сто вооруженных, раздраженных и разочарованных людей, удерживая их от разбоя. Две трети солдат были старше него.

Через три дня Юэ обнаружил, что умеет убедительно лгать. А лгать приходилось всем и постоянно. Своим солдатам, изобретая какие-то мифические депеши о скором приближении обоза. Землевладельцам – о том, что составленные им каллиграфическим почерком расписки следует предъявить убэю уезда, который немедленно возместит весь ущерб от постоя проходящих мимо войск. Крестьянам – что землевладельцы не взимут с них подать с потоптанных посевов и объеденных скотиной лугов. И наконец просто самому себе – о том, что все это в конечном счете оправданно.

Кроме этого, Юэ в первый раз в жизни обнаружил на себе вшей после ночевки в каком-то крестьянском хлеву.

Тем не менее они каким-то чудом умудрялись продвигаться вперед. Дороги пока еще были относительно хороши – путь пролегал по Желтой Равнине, оживленному перекрестку южных торговых путей. Мимо тянулись заболоченные поля с тучами насекомых, перемежавшиеся пологими холмами, на которых лепились сотами глинобитные домики. Порой он отправлял на вылазку самых совестливых – ограбить чей-нибудь огород. Улов, как правило, оказывался жалким: немного старой моркови, лука и репы. Как-то Охай, страшно вращая глазами, зарубил мечом ткнувшуюся под ноги курицу – зрелище было таким, что вся колонна остановилась, не в силах двигаться от хохота. Но в целом Юэ чувствовал, что, по мере того, как его отряд затягивает пояса, его политика становится все более опасной. Вечерами, изучая карту и безбожно привирая насчет расстояния до цели, Юэ ловил себя на мысли, что почти готов сдаться: разве он, в конце концов, несет ответственность за вынужденное мародерство?

К его облегчению, поселения кончились. Дорога почти совсем исчезла, по обеим сторонам вырос лес. Люди повеселели, обрадованные самой возможностью охоты. Юэ тоже повеселел – пусть леса и принадлежали Солнцу Срединной, но и войска принадлежали ему же. А разве можно наказывать леопарда за то, что он съел оленя в императорском лесу?

И они, следует признать, съели не одного оленя. Даже навялили мяса про запас. Дорога была абсолютно пустынной, и иногда Юэ ловил себя на мысли, что забыл, зачем здесь оказался.

Начинавшаяся зима в этих краях была теплой и знаменовалась обильными дождями. Лес перестал казаться таким уж гостеприимным – от земли поднимался влажный, холодный пар, одежда и утварь постоянно была сырой, запасы еды загнивали. Через десять дней пути лес поредел, и впереди блеснула широкая лента реки. Юэ вздохнул с облегчением: они достигли берегов реки Лусань, служившей естественной границей Империи. За рекой начинались земли бьетов. И значит, где-то здесь они соединятся с основной армией. А пока можно разместиться в долине – ветерок даст избавление от москитов, и есть все шансы рассчитывать на улов.

Бьеты напали ночью, неожиданно. Часовые, выставленные Юэ, были убиты маленькими отравленными стрелами, смазанными ядом, – смерть наступила мгновенно. Потом они отыскали их тела. А тогда Юэ только понял, что на него обрушилась палатка. Выпутавшись, он вскочил на ноги и побежал туда, где, потеряв всякую ориентацию, метались его люди. В свете горящего костра они служили отличными мишенями для отравленных стрел, летевших из темного, безмолвного леса. Юэ бросил на костер ближайшую палатку и весь лагерь погрузился в темноту.

– Отступать к реке, – закричал он, чтобы все услышали. – Поднять щиты! Построиться полукругом!

Услышав приказ, воины сбились в темную массу, выставили щиты и мелкими шагами отошли от леса на безопасное расстояние. Воцарилась напряженная, изматывающая тишина. Вот из леса донесся странный, протяжный звук – то ли закричала птица, то ли это сигнал к атаке… Юэ ждал, слыша неровное дыхание стоящих рядом людей. В темноте он пытался что-то разглядеть, но все было напрасно. Кто-то шепотом ругался, и это безумно раздражало, – наверное, опять этот болтун Удо…

Из леса не доносилось ни звука. Ночь выдалась ясной, и полоса травы и невысокого кустарника между лесом и рекой просматривалась достаточно хорошо. Ему показалось – или со стороны реки что-то плеснуло?

– Прикрыться с реки! – скомандовал он.

И вовремя: на серебристой водной поверхности начали появляться круглые головы и руки с трубками.

– В два ряда! Построиться в два ряда! – кричал Юэ. – Передний ряд – взять по два щита и прикрывать. Плотнее, лисьи дети! Второй ряд – готовьте луки. Целиться в пловцов! Давай лук, болван! Тебя стрелять когда-нибудь учили? – Юэ в ярости вырвал лук у скрючившегося Удо и с налета всадил стрелу в темное пятно на поверхности. Раздался хрип, и голова скрылась под водой. Воодушевленные его примером воины осыпали бьетов градом стрел. Луна светила со стороны реки, так что, под защитой щитов, они могли выбрать мишень и бьеты один за другим исчезали с поверхности.

– Скоро рассветет, – прокричал кто-то рядом. – Уйдут, ублюдки!