— А почему же нет? — спросил Оливье.

— Потому что я считаю это опасным для вас, может быть, даже для вашей жизни!

— Я вас не понимаю!

— Этот господин не внушает мне никакого доверия!

— Как? Только потому, что он поспешил ко мне на помощь?

— На помощь к вам поспешил не он, а те два полицейских; генерал же явился уже тогда, когда вам не грозила ни малейшая опасность!

— Но он поспешил на мой зов!

— Это он вам сказал?

— Не только сказал, но и доказал, так как очутился подле меня почти одновременно с полицейскими!

— А я все-таки продолжаю настаивать, граф, чтобы вы не ездили к дону Хосе Коррассону: вы еще не сознаете коварства и всей силы ваших врагов. Неужели вы забыли, при каких условиях мы с вами познакомились? Помните, агент, избранный вашим отцом и Лораном, приехавший в Мельбурн для того, чтобы охранять вас и ваши интересы, человек, к которому вы питаете полное доверие, оказывается одним из членов общества Невидимых! И после этого вы продолжаете еще быть доверчивым! Позвольте мне изложить вам факты так, как я их понимаю: «человек в маске» прибыл в Париж раньше вас и, зная, что вы должны приехать, заранее мастерски подготовляет вам ловушку: двое из его приверженцев следят за вами, третий вводит вас в заблуждение ложным маневром. Все прекрасно придумано. Но «человек в маске» дальновиден, он предвидит, что вы умеете плавать, и у него уже наготове лодка; он наносит вам удар веслом, чтобы обеспечить себе успех. Но и этого еще мало: он предвидит, что вы и на этот раз можете остаться живы и добраться до берега, поэтому и там держатся наготове люди, вооруженные кинжалами. Но ведь и кинжал может промахнуться; на этот случай готов мнимый спаситель и экипаж, который должен предложить свои услуги, чтобы довезти раненого до дома… При этом чем же, собственно, рискует этот услужливый человек? Ровно ничем! Полиция констатировала рану, имя и звание пострадавшего. Кому же может показаться странным, что вы умерли от нанесенной вам раны? А мнимый генерал дон Хосе Коррассон доставил бы труп в отель Лорагюэ. Разве это не гениально придумано?!

— Вы заставляете меня содрогаться, милый Люс, — сказал, улыбаясь, молодой граф, — но не смотрите ли вы на все на свете, как человек своей профессии? На таком же основании мне бы следовало подозревать и обоих полицейских!

— Да, если бы генерал спас вас помимо полицейских, как это сделали последние, спасшие вас от генерала; тогда и полицейские могли бы быть подосланными Невидимыми!

— У вас на все находится ответ!

В то время как Люс говорил, старый траппер слушал его, сочувственно кивая головой, что не ускользнуло от внимания сыщика, поспешившего воспользоваться этим союзником.

— Послушайте, граф, — продолжал он, — обратитесь хоть к господину Лефошеру, своему лучшему испытанному другу; пусть он выскажет вам свое мнение относительно этого генерала!

— Оливье не поедет к этому генералу! — воскликнул канадец твердым голосом.

— Как, и вы, Дик, того же мнения?

— Господин Люс прав, мой друг! Я, конечно, не отрицаю, что этот господин может быть и весьма порядочным, случайно подоспевшим к вам на помощь, но в том положении, в каком мы теперь находимся, вы должны никому и ничему не доверять!

— А если мы ошибаемся, то какого же мнения был бы обо мне этот господин, посланник Панамы, с которым я легко могу встретиться в обществе?!

— Ну, а если мы не ошибаемся, — возразил Дик с удивительной настойчивостью, — и если вы не выйдете из дома этого господина?! Помните, как мы в доме консула в Мельбурне были заманены в западню, устроенную для нас самим господином Люсом?!

— Кроме того, — проговорил Люс, — вы, граф, вовсе не обязаны нанести ему визит непременно завтра, особенно ввиду вашей раны; вы можете сделать это и спустя некоторое время! Так дайте же мне два дня срока, и я берусь доказать вам, что я не ошибаюсь!

— Охотно, — сказал молодой граф, — делайте то, что вы считаете нужным!

В этот момент Лоран, не присутствовавший при совещании, вошел и подал графу, бледный как смерть и дрожа всеми членами, большой конверт с печатью Невидимых, какие граф уже дважды получал при условиях, которых Лоран не мог никогда забыть.

— Кто принес это? — спросил Оливье.

— Не знаю! — отвечал дрожащим голосом несчастный Лоран.

— Полно, Лоран, успокойся и объясни мне!

— Я ничего не знаю, какими судьбами это письмо попало к нам в дом; оно, как и те два, лежало на маленьком столике у вашей постели!

Граф сломал печать и прочел вслух:

«Графу Оливье Лорагюэ д'Антрэгу!

Привет! Да примет Вас Бог в своем милосердии!

Мы, члены общества Невидимых, делегаты Верховного Совета, уполномоченные к выполнению его декретов, приговоров и предписаний, уведомляем графа Оливье Лорагюэ д'Антрэга, что приговором от 20 марта с.г., утвержденным Великим Невидимым, главою всех Невидимых, он приговорен к смерти. Приговор этот должен быть приведен в исполнение в течение трех суток с момента его объявления.

Дан в Париже, 28 марта… года в отель Лорагюэ в два часа утра.

Сергей Черняев, Петр Артамонов, Иван Ярославов».

При чтении этой бумаги невольный трепет пробежал по членам присутствующих.

Не успели, однако, они прийти в себя, как Том, глухонемой негр Красного Капитана, прибыл из отеля «Тремуаль» и вручил своему господину точно такой конверт, какой только что получил Оливье.

— Теперь и моя очередь, — проговорил Джонатан Спайерс.

Действительно, это был второй смертный приговор члену общества Невидимых Феодору, № 333, за государственную измену, как гласит документ, что составляло единственную разницу между приговором Оливье и Спайерса, так как в первом не была указана вина. Зато срок приведения приговора в исполнение был назначен тот же.

Тяжелое молчание царило в дружеском собрании, как вдруг раздался глухой, отдаленный голос, донесшийся, точно эхо, который медленно и отчетливо произнес: «Да свершится над вами суд Божий!»

Люс обитал в пятом этаже громадного дома, имеющего два хода, один — с Новой улицы Капуцинов, другой — с бульвара Капуцинов. Это обстоятельство и заставило Люса избрать этот дом для своего местопребывания: наблюдать за ходами и выходами жильцов такого громадного дома — дело очень трудное. В своем нормальном виде Люс всегда выходил на бульвар; переряженным же покидал дом не иначе, как через улицу Капуцинов. Кроме того, под предлогом, что его собственная маленькая квартирка мала, Люс нанял в другом конце дома две комнатки, выходившие окнами на другую улицу; благодаря этой комбинации ловкий сыщик имел возможность, не выходя из дома, наблюдать за бульваром Капуцинов на протяжении от храма Магдалины до улицы Мира, а также и за большей частью улицы Капуцинов. В доме же он слыл за чиновника в отставке, занимающегося в настоящее время изобретением фотографии. Его знал в лицо только привратник со стороны бульвара, принимавший от него плату за наем помещения; привратник же со стороны улицы Капуцинов никогда не видал его иначе, как только переряженным, и принимал за случайного посетителя кого-нибудь из жильцов.

Не раз ради забавы Люс приходил загримированный к привратнику с улицы Капуцинов и спрашивал господина Люса, причем неизменно получал в ответ: «Не знаю такого!» Затем отправлялся к привратнику со стороны бульвара и получал в ответ: «Подъезд В на пятом этаже, дверь направо».

Небольшая квартирка Люса, обставленная с известной элегантностью, не отличалась ничем особенным, и любой сыщик мог бы перерыть ее до основания, не найдя ничего подозрительного. Люсу прислуживал негр, привезенный им из Алжира, а домом заведовала пожилая домоправительница. Но ни тот, ни другая не знали о существовании отдельного помещения в том же доме, занимаемого их господином, где последний и находился в данный момент, занятый полнейшим преображением своей особы. После серьезного совещания, только что состоявшегося в доме графа д'Антрэга, где были приняты самые серьезные решения, Люс поспешно вернулся домой.