— На север… на север!.. По Юкону… Здесь охотятся ттынехи. Где ты, Красное Облако?.. Поймешь ты меня?.. Простишь?!.

Он не понимал, что эти голоса были его мыслями, единственными мыслями потухающего сознания. Не понял он, откуда появились люди, много людей. Они вышли из мрака, как "беззвучные, быстрые серые тени, и окружили его. Из мрака прозвучал голос Красного Облака:

— Юноши, бегите в стойбище, скажите старухам, пусть готовят мази из сушеных трав и медвежьей желчи! Наш брат обморозил руки. Охотники, ищите сорок, стреляйте их! Свежее сорочье мясо хорошо лечит раны, нанесенные, морозом! Спешите, юноши! Спешите, охотники!

Только тогда он подумал с великим облегчением и спокойной радостью, что теперь ему не надо больше идти, теперь он может упасть на снег и спать, спать, спать. И он начал падать, но заботливые руки подхватили его. Он лежал на руках друзей и братьев, как на самых мягких шкурах. Эти руки приподняли его, и он увидел близко от своего лица черные печальные глаза Красного Облака и его крупные жестко вырезанные губы. Эти суровые губы сказали теплые, ласковые слова:

— Ты вернулся к нам, Добрая Гагара. Ты верный друг. Тебя не испугали трудные, тяжелые дороги.

— Я не принес, Красное Облако, обратно твое золото. Я высыпал его на тропу, чтобы задержать врагов. Они шли по моему следу, а у меня не было оружия.

— Ты сделал хорошо, Добрая Гагара. Врага задерживают и оружием и хитростью.

— Я не верну тебе карту золотой земли. Я сжег ее, чтобы она не попала в руки врагов ттынехов. Убей меня за это, и ты будешь прав!

Андрею казалось, что он крикнул эти слова, но распухшие язык и губы позволили ему лишь шептать еле слышно. Но вождь услышал этот шепот, тихий, как шелест травы, и до Андрея долетел ответ:

— Ты наш верный друг и брат, Добрая Гагара. Все, что ты сделал, — хорошо!

И последнее, что услышал Андрей, были снова слова Красного Облака:

— Радуйтесь, ттынехи! Добрая Гагара будет жить! Он только ослаб, как клен, из которого выцедили слишком много сока. Положите его к костру на меха и покройте мехами. Теперь он будет много спать.

В раскрытые окна врывался теплый ветерок, пахнущий солью океана и смолой хвойных лесов. От его порывов колыхались наполовину спущенные шторы и металось пламя свечей, горевших на стенах. Было лето, и все же горел камин. В старом замке Баранова и в летние месяцы было сыро и знобко.

Генерал-губернатор Аляски собрал в своем кабинете важное совещание, но оно походило скорее на послеобеденную ленивую беседу друзей за кофе, ликерами и сигарами. Каждый из присутствующих расположился где и как хотел. Командующий аляскинским военным округом сидел, задрав ноги на стол, позвякивая огромными ковбойскими шпорами. Широкополую шляпу свою он повесил на тот же гвоздь, на котором висел и портрет президента. Из-под генеральской шляпы видны были только подбородок и галстук главы государства. Губернатор присел к маленькому восьмиугольному столику, заставленному бутылками, и остался там. У камина сидел Генри Астор. Он задумчиво курил, поплевывая в огонь. В стороне от всех, отчужденный и угрюмый, сидел шкипер Джон Пинк. За его спиной стояло пыльное и облезлое чучело огромного медведя, оставшееся от былых хозяев замка Медведь вытянул когтистые лапы, словно ждал минуты, чтобы схватить и изломать невесело задумавшегося шкипера. И только секретарь, скучающе перелистывавший протокол, вносил деловую струю в это собрание.

— Итак, на чем же мы остановились? — спросил губернатор, отодвинув недопитую рюмку. — Секретарь, напомните нам.

Секретарь начал читать протокол монотонно и невыразительно:

— Пункт первый. Заслушано заявление командующего округом об усилении военных гарнизонов сначала на побережье, а затем и во внутренних районах края. Пункт второй. Обсуждалось донесение лейтенанта сигнального корпуса Брентвуда о том, что топографические съемки затруднены недружелюбием туземцев, индейцев-атапасков. [83] Пункт третий. Шкипер Джон Пинк из Бостона изложил высокому присутствию просьбу о военной охране его экспедиции, направляющейся в верховья реки Медной.

Командующий округом с грохотом и со шпорным лязгом сбросил ноги со стола:

— Я хотел бы сделать дополнение к моему заявлению!

Губернатор кивком головы дал ему разрешение говорить.

— Джентльмены, на что это похоже? — стукнул командующий кулаком по столу. — Мы владеем Аляской вот уже три года, и до сих пор мы здесь не хозяева Должен сказать, джентльмены, что наш земной шар — это земной шар белых. Скажем точнее — американцев. Да, да, джентльмены, против этого вы ничего не сможете возразить! А здесь какие-то индейцы-атапаски заявляют — хозяева мы! Американское миролюбие общеизвестно, но терпению нашему наступает конец. Мы приходим сюда с дарами культуры и цивилизации, мистер Астор пришел сюда с пароходами, локомобилями, консервными заводами, паровыми вашгердами и драгами, он принес сюда девятнадцатый век, а какие-то грязные дикари, живущие в каменном веке, будут путаться у нас под ногами! Вы согласны со мной, сэр Генри?

Астор, сидевший ко всем спиной, что-то гмыкнул, не обернувшись.

— Я продолжаю, джентльмены! — позвенел шпорой командующий. — Усилить наши гарнизоны, как я просил, этого мало. Я буду настаивать на посылке внутрь страны военных экспедиций. Индейцев надо проучить!

— Научить их хорошим манерам! И станут шелковыми! — крикнул воодушевленно Джон Петелька.

— Не кричите, шкипер Пинк, здесь не палуба, — строго сказал губернатор.

— Шкипер Пинк прав! — посмотрел одобрительно на Петельку командующий. — Он вполне прав! Да, станут шелковыми! Генерал Шерман дает нам прекрасный пример. Освободив негров, он принялся за индейцев и «освободил» от них огромные территории, передав их американским поселенцам. Там были апалачи, а здесь атапаски, но разницы я не вижу.

— Вы предлагаете, генерал, устроить здесь нечто вроде чикагских боен? — негромко и по-прежнему не оборачиваясь, спросил Астор. Он знал, что его услышат.

— Зачем такие страшные слова, сэр? — ответил почтительно командующий. — Но дома, в Штатах, мы же не стеснялись. Я говорил уже, что герой индейских войн генерал Шерман…

— И это будет бессмысленная бойня, — бесцеремонно перебил его Астор. — Убоину придется просто зарыть в землю. Мы же и будем зарывать битую человечину.

— Мы не понимаем вас, сэр, — осторожно вмешался губернатор. — Вы должны согласиться, что положение становится ненормальным. Вы слышали донесение лейтенанта Брентвуда. Деловая инициатива шкипера Пинка тоже нуждается в военной охране. А ваши пушные промыслы не страдают от враждебности индейцев?

— Ничуть. Мои трапперы умеют ладить с индейцами, — сплюнув в камин, лениво ответил Астор.

— И, кажется, на пушных промыслах вы, сэр, сделали неплохое дельце? — спросил льстиво губернатор. — Газеты пишут, что вы ошеломили международные аукционы аляскинской пушниной. Выкинуты были меха баснословной ценности.

Астор насупился и принялся бить щипцами по головне в камине, сбивая раскаленные, звонкие угольки. По кабинету поплыл ладанный аромат. Камин топили «душмянкой», аляскинским кипарисом.

После долгого молчания командующий сказал с заметной обидой:

— Мне тоже непонятно, сэр, ваше беспокойство об индейцах. Краснокожие и без того вымирающая раса.

— Я ни на цент не беспокоюсь об индейцах! — повернулся Астор от камина к собеседникам. — Я беспокоюсь об убытках. Губернатор употребил минуту назад выражение «неплохое дельце». Да, мы пришли на Аляску делать неплохие дела, а не бросать здесь деньги на ветер. Что вы предлагаете, генерал? Стрелять в индейцев? Но каждый выстрел из ружья стоит теперь один доллар двадцать центов. Не заставляйте американских налогоплательщиков превращать в пороховой дым уйму долларов. Пусть они лучше купят на эти доллары мои меха и мои рыбные консервы.