Ната вытащила короткую, зато тянувшим следом Владигору и Софону достались длинные.

— Это твоя, — протянул я оставшуюся веточку Прокопу, скромно стоявшему за спинами остальных.

— Отдай мне, а? — попытался ухватить ее кот-баюн. Но домовой отрицательно покачал головой и изобразил фигуру из трех пальцев, которую и сунул под нос коту.

— Ах вот ты как!

— Не шуми.

Баюн прекратил шуметь, пробубнив что-то о свободе слова.

— Решили. — Поправив перевязь меча, я с тревогой и надеждой одновременно посмотрел в темный провал, ведущий в Мрачные Чертоги. — Со мной идут: Ната, Кэт, Данила, Потапыч и Прокоп. Остальные ожидают нас в замке. Заодно пособите Далдонову войску навести порядок в Кощеевом замке.

Теперь-то, задним числом, я понимаю, почему городничий решил сдать замок мне. Не нашего крохотного отряда он испугался — дозорные наверняка успели сообщить ему о приближающемся войске Далдона, которое запросто взяло бы его штурмом, учитывая разброд в рядах защитников. Вот городничий и поспешил выбрать из двух зол меньшее. Он посылает ко мне послов — сдать город. Я соглашаюсь. И подоспевшая по прошествии нескольких часов армия Далдона, возглавляемая воеводой Кондратием, знакомым мне со времен поединка с Чудом-Юдом, входит не как завоевательница, а как союзница против ненавистных Кощеевых прихвостней. Теперь он может не опасаться массовых казней и погромов. И должность свою он, пожалуй, сохранит…

— Мы будем ждать вас здесь, — сказал Владигор. — Возвращайтесь всемером.

Ступив под своды пещеры, делаю шаг сквозь слабо мерцающий полог завесы и оказываюсь по другую сторону. За мной идут остальные. Замыкающий нашу группу Потапыч подходит к завесе, заносит ногу, но она упирается во что-то материально осязаемое. С выражением недоумения на лице он трогает завесу рукой. Она вибрирует под его пальцами, переливается разными цветами, но сопротивляется, не пропуская его.

— Кэт, может, ты ошиблась с количеством?

— Нет. Сам посмотри — еще один кристалл мерцает. Смотрю в направлении, указанном ее рукой, и вижу цепочку вкрапленных в камень пещеры кристаллов. Один из них мерцает.

— Пропустите!

Задрав хвост трубой, с дико горящими глазами к нам несется кот-баюн.

— Осторожно! Разобье…

Предостережение опаздывает. Загребая всеми четырьмя лапами, Василий влетает в пещеру и, ткнувшись мне в колени, дурным голосом орет:

— Я с вами!!!

— Хорошо.

Потапыч лишь недоуменно разводит руками.

И я хотел бы понять — почему завеса не пропустила перевертыша, а пропустила кота? Может, все дело в массе тел… ограничение какое-то.

— Идемте.

Мы следуем узким извилистым туннелем, стены которого усеяны крохотными светлячками, дающими достаточно света для того, чтобы держаться протоптанной дорожки и вовремя наклоняться и переступать, избегая столкновения со сталактитами и сталагмитами.

— В глубокой шахте который год, — заводит баюн, — таится чудище-зверь…

— Тихо.

Он послушно замолкает. Крутой поворот — и мы выходим к свету.

— Что это?!

Это трудно просто описать, а уж понять сущность… Этого просто не может быть, по крайней мере в мире, где действуют законы земного притяжения.

Скальный массив, прорезанный туннелем, по которому мы движемся, заканчивается отвесной стеной. Словно древний титан ударом своего топора рассек земную твердь и, оставив одну часть, забросил вторую неведомо куда. Небольшой уступ, а затем длинная каменная лестница, каскадом уходящая ввысь и вдаль и там теряющаяся среди густых клубов тумана, в равной степени могущих оказаться и рваными облаками. Я заглядываю за край уступа, но земли не видно — лишь лениво клубящиеся облака грязно-серого цвета и серого же оттенка туман, окутывающий все обозримое пространство плотной пеленой. Поднимаю голову вверх — картина та же. Не видно даже солнечного диска — только играющие по краям облаков полоски света.

— Насколько я понимаю, — озираясь по сторонам, говорит Ната, — дилеммы с выбором направления не предвидится?

— Ага, — соглашается баюн, — ассортимент, конечно, богатый, но выбрать не из чего.

Поставив ногу на первую ступень, почти стершуюся от времени, я неуверенно переношу на нее вес своего тела. Лестница держит. Хотя должна была бы развалиться под собственным весом. Лестницей я называю это искусственное сооружение (или — кто знает? — противоестественное образование) лишь из-за наличия ступеней, поскольку внешне это мало похоже на то, к чему мы привыкли в своих небоскребах. От уступа отходит каменный отросток метров десять в диаметре. Камень покрыт выбоинами и трещинами, большая часть которых, несомненно, имеет естественное происхождение — дожди, холода и ветра, если таковые здесь бывают, — но некоторые отметины нанесены явно человеком. Вот отчетливая царапина, оставленная железным предметом, волоком протянутым по ступеням. Следы частично затерты подошвами людей, прошедших позже, но местами металлический блеск еще виден.

Лестничный пролет тянется на полсотни метров и упирается в небольшую каменную площадку, густо поросшую по краям деревьями и кустарником. Этакий крохотный оазис среди безмолвного пространства. Дальше еще один пролет, и следующий оазис, и так до бесконечности… Если эти площадки-оазисы раньше и имели опору — колонны, соединяющие их с землей, то теперь от них не осталось и следа. А сооружение уцелело, застряв между небом и землей. Невероятное зрелище, мечта декоратора любого фантастического фильма. Наглядная демонстрация победы человеческого или скорее даже нечеловеческого разума над природой.

— Пойдемте, чего ждать…

Сперва робко, но затем все увереннее мы переступаем со ступени на ступень, стараясь все же держаться середины лестницы.

Наташа, идущая за мной, начала что-то напевать себе под нос. Смутно узнаваемая мелодия. Из тех, которые точно слышал, и не раз, но узнать не можешь…

— Что это?

— Лестница в небо.

— Подходящая тема.

— Подумаешь, — скривился кот Василий, — я тоже так могу.

Спустя полтора часа, достигнув энного по счету оазиса, я объявил привал. Нужно перевести дух и дать отдых ногам. Расположившись в тени невысокой, но ветвистой яблони, мы опустились на землю, Натка же согнала дремлющего на замшелом пне ворона. Сердито стуча клювом и хрипло каркая, он перелетел на ближайшее дерево и пристроился там, сверля злым взглядом усевшуюся на его место девушку.

Несколько минут все молчали, поглощенные своими мыслями, затем Наташа ойкнула.

— Что случилось?

— Руки деревенеют…

— Разомни пальцы, — посоветовал я, — мне всегда помогает.

— Не могу.

— Поколет и перестанет.

— Шевелить не могу, они по-настоящему деревенеют! — дергаясь, прошипела она.

— Наташа! — бросившись к ней, мы обнаружили, что ее руки стали деревянными, сросшись с пнем.

В карканье ворона появились нотки злорадного смеха.

— Что это? — осторожно касаясь одеревеневшей руки, спросил я.

— Не мешай! — отмахнулась Катарина, делая резкие пассы руками и выкрикивая заклинания.

Данила схватил камень и запустил в ворона, который проворно увернулся и перелетал на соседнюю ветку, не прекращая режущего слух карканья.

Ведьма закончила свои манипуляции, и, откинув с вспотевшего лба волосы, сообщила:

— Я остановила распространение заклятия, теперь непосредственной опасности для жизни нет, но полностью отменить его действие не могу.

— Что же делать?

— Лично я знаю три способа, — сказала ведьма. — Может, ты больше?

Я покачал головой:

— Нет. Знаю, что проклятие может снять наложивший его, или оно само развеется с его смертью. Других способов не знаю.

— Еще может помочь наложение рук лешего. Пускай это и человеческое проклятие, но все-таки связано с растительностью. А здесь он полный хозяин. Еще может помочь живая вода, но…

— Баба Яга говорила, что у нее есть пузырек, — вспомнил я.

— …но этот способ оставим на самый крайний случай, поскольку он довольно болезненный и длительный — не меньше недели пройдет, пока новые руки отрастут.