— Ты уж, волхв, поспеши.

— Непременно.

— Чудное место, право слово, — вздыхает Баба Яга. Пламя свечей дрогнуло и погасло, изображение пошло рябью и растаяло. Лишь легкий дымок поднялся над едва различимыми светлячками, мерцающими на кончиках фитильков. В сети появилось электричество, и люстра, моргнув всеми своими пятью шестидесятиваттными глазками, наполнила комнату ярким искусственным светом.

— И что все это значит? — осипшим голосом спрашивает Данила.

— Вот, теперь вы все знаете, — отвечаю я, чувствуя облегчение от того, что все разрешилось само собой — теперь они знают про сказочный мир.

— Что-то мне так не показалось. — Данила медленно присаживается на краешек кресла, подальше от развалившегося кота-баюна. Наполняет пустую рюмку водкой по ободок, поднимает и залпом проглатывает ее содержимое. — Ух…

— Он разговаривал? — словно сомневаясь в очевидном, Ната кивает на кота, который, пользуясь случаем, сует морду в Данилин бокал в попытке добраться до остатков пива.

— Значит, так. — Я опустился на диван и, аккуратно взяв юное дарование за загривок, ссадил его на пол. — Найди Прокопа и скажи, чтобы собирался.

— Кх-кх, — раздалось из-за шторки.

Данила лишь устало повел глазами и наполнил стопку по новой.

— Это ты, Прокоп?

— Я.

— Выходи, не бойся. Уже можно.

Домовой, застенчиво улыбаясь, подошел к столу и поздоровался с присутствующими.

— Доброго вечера.

— Доброго.

— Прокоп, возьми Ваську в подмогу и начинайте собираться, а мне нужно еще с друзьями поговорить.

— Заметано. — Домовой шмыгнул носом и повернулся к баюну. — Пошли, пьянь беспробудная.

Ната проводила их взглядом, повернулась к Даниле:

— Налей и мне.

Они молча проглотили огненную воду и выжидающе уставились на меня.

— Рассказывай.

— Особо-то рассказывать нечего, вы, наверное, и сами обо всем догадались. Существует некий сказочный мир… Скорее это просто какой-то параллельный мир, где живут персонажи наших сказок. Не вымышленные, реальные. И совершенно разные: и хорошие, и плохие, но по большей части обыкновенные — по обстоятельствам злые, под настроение добрые. И вот в этот-то мир я и нашел дорогу. Сперва было просто интересно — все так необычно, загадочно, потом душа прикипела, встретил Аленку… как родной стал мне тот мир.

— Эти оттуда?

— Прокоп с Васькой?

— Они самые.

— Оттуда. Прокоп — домовой. Васька — как у Пушкина: «Идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит…» — кот-баюн.

— Я так поняла, у тебя в том мире неприятности? — Наташа сразу приняла рассказ на веру. Впрочем, при таких доказательствах речь о вере уже не идет — это знание.

— Да.

— А почему молчишь? Неужели мы не помогли бы?

— Извините.

— Ладно. Потом разберемся. Ты, кажется, спешил?

— Да.

— Значит, нечего терять время, — поднимаясь, сказал Данила. — Разберемся в пути.

— Что?

— А чего? Я как раз отгулы взял на неделю…

— А у меня каникулы, — поддержала его Ната. — Сейчас домой звякну, предупрежу, и вперед.

— Вы собираетесь идти со мной?

— Ага, — перерывая содержимое сумочки в поисках мобильника, подтвердила Ната.

— И не спорь, — предвосхитив мои возражения, поднял ладонь Данила. — Это на праздник друзья ходят по приглашению, а в час беды должны являться незваными… Что берем с собой?

Спустя полчаса мы стояли у люка, ведущего из подвала в сказочное царство Далдона.

— Тсс… — Я прикладываю палец к губам. Нет у меня желания вылезать из подвала, если в комнате кто-то находится. Мы-то, конечно, приняли необходимые меры, чтобы избежать этого, но прошло почти три дня… Если, царь Далдон искал меня, то запертые двери не остановили его молодцов.

Прижимаюсь ухом к деревянной створке и прислушиваюсь. Где-то рядом скрипит дерево. Словно кто-то методично водит наждачкой туда-сюда. Что это такое может быть? Может, крысы?

Но звук как будто доносится сзади.

— Васька, просил же не шуметь.

— А что я?!

— Когтями царапаешь.

— Ну и что? Открывай уже — терпеть мочи нет.

— Чего терпеть?

— На двор хочу.

— А-а-а… Пиво наружу просится.

Осторожно открываю засовы, приподнимаю люк и выглядываю. Темно. И вроде как пусто.

Хлестнув меня по носу пушистым хвостом, мимо пролетело кошачье тело с дико вытаращенными глазами. Мелькнув блеклой тенью, Василий выскочил из комнаты, загремев в сенях.

— В доме никого, — сообщил проворный Прокоп. Первым из подвала выбрался Данила, держа на руках посапывающего Савушку. За ним Натка и домовой.

Захлопнув люк, я облегченно вздохнул. Первый этап пройден удачно.

— Может, кто-нибудь свет включит? — предложила подружка. — Где тут у тебя выключатель?

— Свечки на столе в комнате.

— Здесь что, электричества нет?

— Нет.

— Ладно. Где там моя зажигалка… Ой!

— Что случилось?

— Не знаю… — Наташа сунула мне в руку кресало. — Как оно оказалось у меня в сумочке?

— Это твоя зажигалка.

— А?

Скрипнула дверь, чей-то голос раскатисто спросил:

— Кто там?

— Да нет там никого, — перебил его второй. — Откуда взяться?

— Мало ли откуда… волхв все же.

— Чего топчетесь? Заходите.

Мое вежливое предложение вызвало панику. Что-то загремело, кто-то вскрикнул, скрипнули доски крыльца. Убежали.

— Данила, давай положим ребенка на кровать.

— Зажигай свечи. А-то в темноте споткнусь…

— Сейчас. Прокоп, принеси из комнаты свечки. Домовой бегом бросился выполнять мою просьбу.

Все-таки хорошо обладать ночным зрением.

Но свечи не понадобились. В сенях вновь загрохотало, мелькнул факел, и в комнату влетел растрепанный мужик. Всклоченные волосы, черные круги вокруг лихорадочно блестящих глаз, порванная на плече рубаха, заляпанная грязью, с прилипшими листьями и травинками.

Обведя всех собравшихся безумным взглядом, он вздрогнул, увидев ребенка на руках у Данилы.

— Сынок…

Словно услышав этот молитвенный полустон, малыш проснулся и с радостным вскриком спрыгнул на пол.

— Папанька! — Повиснув на шее опустившегося на колени кузнеца, мальчонка торопливо, взахлеб делится впечатлениями от таинственного мира волхвов. Где чудные кареты едут сами по себе, словно печь Емели-бунтаря, только при этом зело воняют; где растут железные деревья, на раскидистых ветвях которых нет листьев, но зато какие-то великаны натянули между ними веревки, наверное, чтобы сушить свои гигантские рубашки, только он ни одной не видел; и еще там есть маленькие прозрачные груши, едва заметные днем, но иногда ночью в них вспыхивает огонь, ярче, чем от горящего полена, словно кто-то крохотный достал из-за пазухи чудо-перо жар-птицы. А еще… и еще… Ребенок готов был изливать свой восторг от короткого приключения до утра, но оторопело замершие в дверях царские краснокафтанники вспомнили о цели своего ночного бдения. Один из них, бородатый ветеран с косматыми бровями и носом картошкой, прокашлялся и изложил суть своей просьбы:

— Значицца, эта… уважаемый волхв, царь наш батюшка, долгих лет ему, благодетелю, изволил распорядиться, чтобы мы, как только вы объявитесь, тотчас вас к нему сопроводили с нижайшими поклонами и со всяким почтением. Вы уж не откажите в милости… извольте проследовать во дворец.

— Как раз туда и собирались. Сейчас только соберусь…

— Мы туточки, на крыльце обождем…

— Хорошо.

Стрельцы дружно развернулись и вышли из хаты.

— Обожди, — окликнул я бородача. — Оставь факел.

Он отдал мне страшно коптящую палку, обмотанную пропитанной маслом тряпкой, а сам скрылся в сенях, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стараясь ничего лишнего не поджечь, я прошел к печи и только здесь позволил огню перебраться на свечи, которые осторожно укрепил в резных подсвечниках. Стало значительно светлее.

Кузнец, не выпуская сына из рук, утер замызганным рукавом навернувшиеся на глаза слезы.

— Я твой вечный должник, волхв Аркадий… Скажи только, что я могу сделать для тебя? Клянусь, все исполню. На край света пойду…