Я сполоснул вазу, наполнил ее на треть водой и сыпанул пригоршню марганцовки. Лишь бы мало не было…

Вода приобрела зловеще-малиновый оттенок.

Припав к горлышку, я принялся вливать в желудок холодную жидкость. Она, сбегая двумя потоками по уголкам губ, побежала по груди, заставив поежиться. Но процесс я не прервал, пока источник не иссяк и выпитое не рванулось на волю.

Крики чаек усилились, глаз сместился вверх и, засияв, превратился в стоваттную лампочку. Лихо закрутив усы, позвякивая шпорами, на стену взобрался коричневый прусак. Он четко отдал честь и отрапортовал: «На вверенном мне участке все спокойно». «Молодец», — подумал я. Но тут таракан стал по стойке «смирно» и расправил крылья, явив моему взору округлое коровье вымя, как раз между двумя задними парами ног, и яркие губки, старательно подведенные блестящей помадой. Таракан, то бишь тараканиха или тараканша? — короче, насекомое с ярко выраженными вторичными половыми признаками подмигнуло мне, и я понял, что тот глаз в воздухе принадлежал ей. Интересно, на что она намекает?

Наверное, прошло немало времени, прежде чем я, чувствуя себя словно выжатый лимон, но с возродившейся надеждой выжить, оторвался от насиженного места, сказал: «Вольно!» таракашечке Антонине Павловне и дополз до телефона, по дороге проглотив пол-упаковки анальгина.

Набрав номер, дождался, пока ответит знакомый голос, и пробормотал непослушными губами:

— Цунами. Это Волхв. Приезжай ко мне. Срочно.

Он начал что-то спрашивать, дескать, что случилось, но я уже ничего не слышал — плашмя рухнул на диван и отключился. Успел лишь схватить за хвост мелькнувшую мысль, что мне повезло, раз я застал его дома.

А где-то высоко-высоко пели трубы. Ту-ту-ту. Ту-ту-ту-ту-у…

На этот раз пробуждение было менее болезненным, поскольку проходило добровольно, без применения силового воздействия. А то взяли привычку, пинают кто ни попадя…

Не двигаясь, я принялся выявлять симптомы заболевания.

Во-первых, это воспаленная носоглотка, делающая процесс дыхания затруднительным, а через нос и вообще невозможным. Странного здесь ничего нет: чего еще можно ожидать после долгого пребывания в холодной воде, а затем нагишом на сквозняке. Как минимум — ангина.

Во-вторых, повышенная температура. Жар чувствуется без термометра.

Я пошевелился, и тотчас проявилось и «в-третьих» — ломота во всем теле и боль в мышцах.

Я бессильно уронил голову на подушку. Из кухни слышалась перебранка кота Василия и домового. Они спорили о назначении какой-то странной блестящей штуковины.

Пушистый бард как всегда кипятился и брал на горло, Прокоп соскользнул на блатной жаргон и принялся говорить по понятиям.

Кот Васи…

Кот!!! — От этой мысли я вскочил, словно освободившаяся пружина. — Откуда?

Ведь я уже не в сказочной Руси, а в своей эпохе — мире процессоров и виртуальных технологий, а не леших и кощеев.

Как они оказались здесь?

Вбежав в кухню, я чуть не упал: кот и домовой сидели бок о бок и внимательно изучали обычную шинковку для овощей; Трое-из-Тени подхватили меня и помогли опуститься на табурет, а не на пол.

— Вася? Прокоп?

— А то, — ответил кот, не сводя с меня внимательного взгляда.

— Угу, — кивнул домовой.

— Вы откуда?

— А ну-ка вали ты, мил человек, в кроватку, — уперев лапы в боки, прошипел кот-баюн. — Взял за привычку больным шататься, заразу по дому разносить. Марш в постель!

Понимая, что кот печется о моем здоровье, я тем не менее счел необходимым поставить его на место, слегка крутанув за ухо, чтобы не очень заносился.

— Скромнее будь, Вася…

Он отскочил, выгибая спину колесом, и нервно дергая хвостом, и при этом обиженно потирая ухо.

— Можно просто попросить, зачем сразу рукоприкладством заниматься. Деспот!

— Извини. Больше не буду. Ладно, оставим межличностные отношения на потом, — сказал я, — а пока слушайте и запоминайте.

Кот изобразил покорность пред судьбой, а домовой насторожился.

— Скоро появится один человек, так вот, вы должны вести себя как положено. Ты, Прокоп, попросту не попадайся ему на глаза. Да и вообще, в этом мире тебе лучше не светиться перед посторонними. С тобой, Василий, все проще, веди себя как обыкновенный домашний кот.

— Хорошо, не буду демонстрировать гостю свою великосветскую натуру.

— Вот-вот. Молчи и не делай ничего необычного: никакой игры на балалайке и прочее.

— А стихи почитать можно?

— Нет! — рявкнул я. — Я же сказал — молчать.

— Хорошо. Если надо — я сделаю… Никакой свободы слова — сплошная тирания.

— Вот и умница. Кстати, будут брать на руки или чесать за ушком — не вздумай укусить или царапнуть. Маникюр сделаю.

— Я всякую гадость в рот не беру, — с чувством собственного достоинства ответил Василий.

— Рассказывайте, как вы оказались здесь.

— Странно, — прищурил кот глаза, — тот же вопрос мне хотелось бы задать тебе.

Домовой оказался посговорчивей:

— Вышли мы к коням, задали корма. Водицы свежей налили. И обратно. Туды-сюды, ан пусто, нет никого. Что за напасть? Мы во двор — все изменилось. Назад в дом, а там такое-е… и вы на кровати спите. Ну, думаю… дела! Осмотрелись маленько — ничего, жить можно. Значит, вы точно волхв, — неожиданно подвел итог разговора Прокоп.

— Чувствуйте себя как дома, поскольку вы и так дома, а я вздремну, трусит меня что-то. Нездоровится… Трое-из-Тени, карету!

— Подана, — в один гол ос отрапортовал и теневые уникумы.

Они подхватили меня и оттранспортировали до самого дивана.

— Ну, хозяин… — выдохнул Прокоп.

— Говорил я тебе, что не прост наш Аркаша, а ты… Ему если есть — то авокадо ложками, а если любить — то царевну. Аленка она, конечно, неказистая с виду, но добрая.

— Это кто тебе неказист? — возмутился я.

— А шо? — ощерился кот. — Сидел я как-то на крыше, вдохновения ждал, смотрю, а у нее оконце раскрыто…

— И что дальше? — заинтересовался я.

— Чаво, чаво… Скинула она свои манатки, а голенька-то — худенькая… задок — во, — изобразил баюн, — сиси — как у козочки: острые, махонькие…

— Хорошие сиси, — заступился я, — красивые, упругие.

— А… Вот у сестриц ее — это да! Во-о!!! — здоровенные… Ну да ладно, нравятся — тискай на здоровье.

— Да что ж ты мне душу бередишь?

— А я что? Я так… к слову пришлось.

Поставив точку в нашем разговоре, прозвенел звонок.

Кот-баюн проворно запрыгнул на стул и, свернувшись калачиком, прикинулся спящим. Домовой шмыгнул в угол и пропал.

Я, постанывая и покряхтывая, поплелся открывать дверь. Трое-из-Тени по мере сил помогали, ворча и переругиваясь, но дело свое делали — не давали мне упасть.

Мой долгожданный гость оказался не один — из-за его спины показалась гостья, которую я не ждал, но очень рад был видеть.

— Данила!!! Ната!!!

— Привет, — заверещала миниатюрная блондинка и повисла у меня на шее. Вследствие чего мы оба оказались на полу. Ну нельзя так обращаться с больным человеком. Благо невидимые помощники подстраховали, замедлив падение и позволив мне упасть рядом с Наташкой, а не на нее.

Данила тут же подскочил, помог нам встать и, подхватив меня на руки, словно малое дитя, отнес на диван. Без особых усилий, и это меня-то, почти сотню кило живого веса.

— Ну, брат, ты даешь! Рассказывай.

— Хорошо, что вы оба появились.

Наташа покинула нас на минуту и появилась уже с термометром и чайной ложкой.

Градусник обосновался у меня под мышкой, затем дошел черед и до ложки.

— Открой ротик.

— У-у-у…

— Открой.

— Я так, не нужно ложки.

— Ай-яй-яй, — покачала она головой. — Да мы простыли… Значит, так, герой, постельный режим, компрессы, горчичники, а также шерстяной шарф и носки.

— Компресс спиртовой? — уточнил Данила.

— Сойдет водочный, — решила Наташа, пробуя губами мой лоб. Будто градусника мало.

— Если водочный — значит внутрь, — решил я.

— Для затравки, — поддержал благое начинание Даня.