— Так силен же Кощей, страх как силен, — возразил другой, с хитрыми, непрестанно бегающими поросячьими глазками и нервно подергивющимися руками. Не иначе казначей.
— Мы тоже не из навоза слеплены, — вступил в полемику моложавый боярин. — Есть сила в руках и отвага в сердцах.
— Не много проку от отваги, коли врага вдесятеро.
— А по мне, так гнать надо взашей Кощея с пугалом его да сватами.
— Легко сказать, да кто может сладить с Чудом-Юдом шестиглавым? Он же пламенем дышит и камень в песок разжевывает. А ручищи?
— Да, страшон…
— Боязно супротив выступать, а царевна Алена обвыкнется в хоромах Кощеевых, смотришь, и крутить им начнет. Вот нам и выгода.
— Так не люб он ей… Ох как не люб, — сверкая чистыми глазами, воскликнул молодец боярского роду.
— Люб — не люб… Главное — недостатку ни в чем не будет знать. А то, что лицом уродлив да телом чахл, так свыкнется. Такова женская доля… Сама, поди, тоже не больно сдобная девка. Кто больно на ее худобу-то позарится…
— Ты мене царевну не забижай, а то вдарю, — погрозил кулаком самый грозный на вид боярин. Косая сажень в плечах, пудовые кулаки — он выделялся среди остальных, как медведь средь ежиков.
— А что я? Я говорю, что коли породниться с царством тридесятым, так и связи торговые наладить можно. Злато и каменья, опять-таки, там дешевле.
— За честь, не за живот радеть потребно, — возмутился молодец, чьи речи начали вызывать у меня симпатию.
Что-то гркжнуло, бояре замолчали, и к столам вышел посольский эскорт с Чудом-Юдом во главе.
Они высокомерно прошествовали к столу и уселись.
Бояре возмущенно зароптали, не решаясь все же вслух выразить неудовольствие поведением гостей.
Чудо-Юдо взял кувшин вина и опрокинул в одну из своих пастей, в то время пока остальные пять голов внимательно изучали обстановку.
Наконец его взгляд упал на меня. Я ответил ухмылкой и двинулся к нему.
От одного вида усеянной острыми зубами пасти меня бросило в холод. Но я одолел страх и почувствовал небывалый подъем от собственного безрассудства.
Ко мне повернулась вторая голова.
Еще шаг.
Третья голова обратила на меня свой взор.
Бояре затаили дыхание, почуяв, как что-то назревает.
Четвертая и пятая головы одновременно клацнули зубами и уставились на меня.
Я сделал еще несколько шагов.
Чудо-Юдо поставил пустой кувшин и, смачно рыгнув, сконцентрировал на мне все свое внимание.
— Так вот ты какой, Чудо-Юдо…
— Страшно? — ухмыльнулась вторая справа голова.
— Да нет, любопытно. Давно в зоопарк не ходил.
— Ну смотри, человечек. Любуйся. Мало кто жив остался, встретившись со мною на поле брани.
— А трио свое ты куда дел? Аль сбежала псина, конь ускакал, а ворон улетел?
Как видите, и мне в детстве на ночь сказки читали…
— Ворон в клетке золоченой, конь в стойле, а черный пес на цепи.
— Как же ты в путь без них отправился? Некому будет под тобой споткнуться, некому на плече встрепенуться и позади ощетиниться.
— А почему это конь мой черный споткнется, черный ворон встрепенется, а пес черный ощетинится? Нет в мире силы, на погибель мне рожденной.
— А Иван — крестьянский сын?
— Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодится: сяду задом голым — только мокрое место останется.
— Ты, Чудо-Юдо, погоди хвалиться. Похвалялась родня твоя на мосту на Калиновом, да только головы под мостом оставила.
— Лжешь!
— Да ты че! — Изобразив самую крутую распальцовку, на которую только способен, я принялся изображать из себя «серьезного па-ца-на» на разборках. — Сперва шесть голов, затем, на другую ночь, еще девять, и наконец на третью — двенадцать. Всего выходит двадцать семь штук.
— Да я тебя на одну руку посажу, а другой прихлопну — только брызнет меж пальцев.
— О'кей! Сегодня в полночь на Калиновом мосту, что на речке Смородине. Здесь недалеко — любой укажет. Если не сдрейфишь.
— Я буду там, поужинаю тобой.
Все шесть пастей клацнули, все двенадцать глаз зыркнули, но я уже развернулся и отошел.
Надо бы мне еще с Кощеем переговорить — вдруг разведаю, в каком яйце его смерть. А там прием, рекомендованный женщинам как самый действенный в случае бандитского нападения, и выноси готовенького…
Но переговорить с женихом заморским с глазу на глаз мне не удалось. Он появился вдвоем с царем-батюшкой.
Их появление отметили поклонами и радостными выкриками. Еще бы, ожидание кончилось и с минуты на минуту начнется пир.
Кощей обвел всех собравшихся немигающим взором, который хорошо вписывался в его имидж. Высокая, за два метра, и неимоверно широкая в плечах (за счет накладных пластин) фигура олицетворяет эталон солдата с точки зрения робототехники. Ни грамма лишней плоти. Вообще ни грамма. Скелет, обтянутый неестественно серой кожей и наделенный способностью двигаться. Ни свободного покроя плащ, ни огромные наплечники, ни нагрудная пластина не в силах скрыть его уродство. Или совершенство — если смотреть с другой стороны.
Царь Далдон подхватил незваного зятя под локоть и подошел ко мне.
— Это волхв наш, кудесник, избранник богов, — представил он меня заморскому гостю. Затем обратился ко мне: — Чем порадуешь?
— Благодаря вашей проницательности, царь-надежа, избежали мы беды лютой.
— Это какой же?
— То, что поведаю я сейчас, — слова не мои, а сил небесных, чью волю не в силах постичь человеческий разум. Нам же суждено лишь покорно следовать по пути, начертанному для нас свыше.
— Вещай дале, да не лги.
— Язык волхва — лишь инструмент для изъявления воли небесной.
— Говори, — поторопил меня Далдон.
Кощей, не мигая, изучал свои ногти, делая вид, что ни до меня, ни до того, что я говорю, ему и дела нет.
— Явилось мне озарение, и увидел я предостережение. И возрадовался я вашему, царь-батюшка, дару предвидеть невидимое и зреть немыслимое.
Царь польщенно заулыбался, а я продолжил:
— Пророчество мое слушайте. Если владыка земли тридесятой царь Кощей бросит взгляд на дочку цареву Алену — быть беде. Неугодно это силам небесным. Одного взгляда достаточно, чтобы тяжкие испытания обрушились на земли наши…
Кощей положил руку на гарду своего меча и проскрипел:
— Я решил жениться, и я женюсь. На царевне Алене.
— Нет! — выкрикнул я. — Ибо суждена тебе иная.
— Какая?
— Белая невеста — смерть!
— Я бессмертный.
— Такова воля богов. А им подвластно все.
Кощей скрипнул зубами и потянул меч из ножен.
Бояре отпрянули, гости иноземные приготовились к бою. Но Далдон ухватил Кощея за руку, приглашая за стол:
— Давай пировать. Негоже на пустой желудок вопросы важные решать. Завтра все обсудим.
— Хорошо, — разом остыл Кощей Бессмертный. — Как говорит моя племянница: «Утро вечера мудренее».
— Умная девочка, — похвалил Далдон.
— Лягушка, — прошептал я, впрочем, так тихо, что никто не услышал. А то за оскорбление особы царской крови укоротят на голову, и доказывай потом, что она действительно жаба.
Далдон прошествовал с Кощеем во главу стола и сделал мне знак удалиться. Сдается мне, он решил, что я затеял весь этот цирк по просьбе дочери.
Прежде чем удалиться из царского дворца, я пробрался в покои Аленушки, и мы переговорили о стратегии дальнейших действий.
Закрывая за мной дверь, она прошептала:
— Будь осторожен. Победи Чудо-Юдо и вернись. Вернись, молю…
Я поцеловал ее влажные глаза, чувствуя на губах соленый вкус слез.
— …а ежели что случится, найди няньку мою — Ягу Костеногову. Она поможет.
— Все будет хорошо, — пообещал я. Верить бы в это самому…