Мишель Потье так отреагировал на мнение коллеги:

«Я согласен с Донике, когда он говорит о возможных трудностях, но решение проблемы не собираюсь откладывать в долгий ящик. Когда мы начинали возиться с допингами, то не ожидали, что получим замечательные результаты так быстро. У нас накопился большой опыт и мы горим желанием воспользоваться им. Думаю, если спортсмены будут знать о наших возможностях, они лишь из боязни разоблачения не станут накачивать себя тестостероном или еще какой-нибудь дрянью. Мы разгадали тайну волоса и заявляем это во всеуслышание!»

Такова предыстория еще одной попытки нанести удар по бичу XX века в большом спорте – допингам, которые, подобно раку, буквально разъедают спортивный организм. Попытки, которая, увы, закончилась трагически для исследователей – вчера, около 11:30 утра в лаборатории профессора Мишеля Потье взорвалась подложенная неизвестными пластиковая бомба. Доктор Мишель Потье в тяжелом состоянии доставлен в клинику университета, два его сотрудника тоже госпитализированы. Лаборатория, а также весь ее архив полностью сгорели.

Полиция начала расследование.

Таков еще один аспект все нарастающего наступления мафии, а в том, что здесь замешан наркобизнес, сомневаться не приходится: доктор Мишель Потье зарекомендовал себя еще и как создатель уникального метода обнаружения наркотиков при перевозке их на дальние расстояния. Мафия уже предупреждала его, но этот мужественный человек не отступил».

Первой мыслью было сопротивление: нет, этого не может быть!

Но потом глубочайшая апатия охватила меня. Я почувствовал себя в шкуре человека, вступившего на шаткий, но все же, на первый взгляд, надежный подвесной мостик над бездонной пропастью и почти у противоположного края обнаружившего, что хлипкое сооружение висит на честном слове и уже ничто не спасет рискнувшего…

Со взрывом в Женеве мои планы рухнули…

В аэропорту Ким-по – просторном и светлом – стекались олимпийские ручейки, бравшие начало в самых отдаленных уголках земли. Нередко даже названия стран звучали фантастически, не говоря уже о том, что о большинстве из них я ровным счетом ничего не слышал. Моими попутчиками из Токио в двухэтажном «Боинге-747» были спортсмены из Мали, Тринидада и Тобаго, с Азорских островов и с Гаити. Молодые, красивые лица, уверенность, сквозившая в каждом жесте, – как все это знакомо и понятно: никто их них еще не познал горечи поражения, будущее виделось в праздничном фейерверке, и нетерпение – вот, пожалуй, единственное, что заставляло их возбужденно и громко переговариваться между собой; как бы там ни было, но они – избранники судьбы, определившей именно им, а никому другому, оказаться среди счастливцев, коим предстояло на виду у всего мира доказать собственную исключительность. Они еще не заглянули в будущее и жили сегодняшним днем, что было вполне резонно и закономерно в их возрасте; к тому же светлые надежды питались энергией, накопленной многолетними упражнениями, тренировками и самоограничением. Им еще только предстояло узнать, что чем выше успех, чем большая слава обрушится на них и чем величественнее будет казаться им самим собственное достижение, тем труднее, опаснее и непредсказуемее выдадутся дни после триумфа. И не каждому из тех, кто взойдет на пьедестал почета, удастся сохранить на всю оставшуюся жизнь оптимизм и силу, уверенность и упрямство в преодолении трудностей. Ибо для большинства спортсменов, увы, звездный час начинается и заканчивается в миг успеха, а жизнь еще только предстоит прожить…

Я подумал о том, что мрачные мысли не покидают меня с той самой минуты, когда прочел в газете сообщение из Женевы, и в эти часы меня не покидало ощущение пустоты, торричеллиевой пустоты, как сказал бы Анатолий Власенко: ни одной светлой идеи, способной указать пусть неверный, пусть тяжкий и крутой, но путь к цели, утраченный так трагически неожиданно.

Таможенные формальности действительно выглядели формальностью, – вежливый, просто-таки тающий в улыбке служащий, даже не взглянув на выставленный на оцинкованный помост чемодан, тиснул штампик на декларацию. Несколько дольше длилась процедура у иммиграционного поста – сидевший за барьерчиком полицейский внимательно сверил фото в паспорте с личностью, стоявшей по другую сторону барьера, затем бросил быстрый взгляд куда-то внутрь своей кабинки и тут же возвратил мой паспорт. Проходя мимо пограничника, я не утерпел и заглянул вовнутрь и обнаружил афишку с десятком-другим цветных фотографий мужских и женских лиц и четкую надпись сверху – «террористы», и мне стал понятен взгляд полицейского, сверявшего мой портрет с имевшимися у него в «досье»…

Дейв Дональдсон увидел меня первым и ринулся вперед, расталкивая спешащих навстречу людей.

– Хелло, Олег! – кричал он, пробиваясь через плотные ряды тележек, груженных спортивным багажом – объемистыми баулами, связками копий и пластмассовых шестов, разобранными велосипедами, колесами в плотных чехлах, огражденными от постороннего взгляда пеналами с оружием, и другими знакомыми и незнакомыми атрибутами предстоящих состязаний.

Он накинулся на меня с такой искренней страстью и радостью, что я без труда догадался – его шеф в Лондоне начал отсчет «предстартового» времени, и Дейв увидел во мне ту самую палочку-выручалочку, коей ему так недоставало здесь, в Сеуле. Он, кажется, еще не догадывался даже, что я пуст, как банка из-под пива, путавшаяся под ногами пассажиров.

– Хелло, Дейв! Как идут Игры?

– О, боже мой, полный хаос! Одни крутят педали с дикой скоростью, даже лопаются спицы, другие тянут вверх стальные колеса с таким неистовством, что едва не лопаются жилы, повсюду только и разговоров о килограммах да секундах. В этом могут разобраться разве что люди Гиннеса!

Я невольно рассмеялся: до того потерянно выглядел здесь, в Сеуле, Дейв Дональдсон, гроза лондонских полицейских участков и таинственного дна, где совершаются самые загадочные и страшные преступления.

– Нет, мистер Олег Романько, – снова перешел Дейв на официальный тон, что свидетельствовало о его полной покорности и преданности этому самому «мистеру» из Киева, что стоял перед ним в новеньком блайзере, сработанном специально для гостя Олимпиады знаменитым Михаилом Ворониным, закройщиком с дипломом ученого, и не решался признаться англичанину, как тщетны его надежды. Правда же, до которой он доискивался, взлетела в воздух вместе со взорванной лабораторией несчастного Мишеля Потье.

Словно почуяв неладное, Дейв, заглядывая мне в глаза, задавленным тоном спросил:

– Но ведь мы будем заниматься другим делом, да, мистер Олег Романько?

И столько в его голосе послышалось муки и надежды, что я смалодушничал и бодренько выпалил:

– Еще бы! Со спортом мы разберемся, это бесспорно, вот не прозевать бы настоящее дело.

– Нет! – решительно заявил Дональдсон и повторил: – Нет, не прозеваем!

Кажется, он сам испугался своего слишком уверенного тона, потому что, еще не увидев моей реакции, суеверно поспешил сказать:

– Вы располагайте мной, Олег. Да и кошелек мой – к вашим услугам, не знаю, куда деньги девать. В олимпийской деревне прессы – бесплатный завтрак таков, что на целый день хватает…