Осмотр продолжался пятнадцать минут. Время Игнат засек, снимая часы с руки и в одних трусах укладываясь на продавленный диван советского производства. Игнат лежал на диване, его одежда и часы — на картонных коробках с иероглифами. Таких коробок в комнате было множество. Если китайца придет проверять местный участковый, Ван вряд ли сумеет доказать менту свою причастность к медицине, тем более что участковый вряд ли говорит по-английски, а тем паче по-китайски. Честное слово, дядюшка Ван здорово смахивал на типичного торгаша с вещевого рынка. Особенно в интерьере с коробками.

Первые десять минут осмотра Игнат лежал на животе, последние пять сидел. Десять минут Ван Лю тыкал пальцами в спину, а Сергач ойкал или айкал. Три минуты Игнат сидел с открытым ртом, китаец изучал его горло. Рот Игнату узкоглазый открыл, словно неразумной скотине, взявшись руками за нос и подбородок. И закрыл точно так же — потянул за нос, надавил на нижнюю челюсть. Ухватился кончиками пальцев за веко, одно, потом другое, по минуте разглядывал глазные яблоки, молча, без комментариев и, как показалось Игнату, без всякого интереса.

Закончив осмотр, китаец отвернулся от пациента, что-то сказал по-иностранному, Костик перевел:

— Одевайся.

Игнат натягивал носки, влезал в брюки, застегивал рубашку, повязывал галстук и слушал, как беседуют доктора на шипящем языке Шекспира с вкраплениями отдельных слов и целых предложений из гортанно-лающего языка Конфуция. Игнат одевался и корил себя за то, что в свое время поленился выучить хотя бы международный английский. И вообще, ужасно неприятно, когда тебя обсуждают эскулапы, даже если ты понимаешь, о чем они говорят. Твоя личность, твой внутренний мир большинству врачей до лампочки (кроме психиатров), предметом их обсуждения является твоя начинка — ливер, легкие, требуха, филей. Чем-то доктора напоминают поваров, не правда ли?

— Тысяча извинений, господа медики! Вы случайно не забыли, что я еще живой и пока что мыслящий человек? Как это ни смешно, но мне хотелось бы узнать прогнозы на будущее относительно собственной бренной плоти.

Ван Лю и Костик — оба замолчали. Угрюмое желтокожее и озабоченное побледневшее лица повернулись к Игнату. Полную едкой иронии, кучерявую речь Игната с великого и могучего на китайский Костик перевел одним словом. Ван Лю кивнул, дескать — ясно, и, глядя Сергачу в переносицу, с равнодушной интонацией робота выдал короткую шипяще-лающую фразу.

— Костик, будь любезен, переведи дословно его диагноз.

— Он сказал: «Вас запрограммировали на смерть».

Они сидели в машине, припаркованной меж двух сугробов. Костик в кресле водителя, Игнат рядом. Двигатель работал на малых оборотах, согревая салон. Вот уже десять минут они сидели и молчали.

— Дай закурить, — нарушил тягостное молчание Сергач.

— Помню, как ты тяжело отвыкал от табака после армии, — Костик достал из джинсового кармана мятую пачку «Стюардессы», — подумай, стоит ли начинать снова...

— Шутишь? — Игнат усмехнулся коротко и нервно, будто икнул. — Мне жить осталось до вечера...

— Старик, я хочу тебе ска...

— Стоп! Молчи. — Игнат вытянул сигарету из пачки. — Дай огонька, дай покурить спокойно.

Костик чиркнул зажигалкой, Игнат наклонился к язычку пламени, прикурил, затянулся полной грудью, выпустил дым струйкой, всего разок кашлянул и... как будто не было долгих лет воздержания. Сергач скурил сигарету в несколько затяжек, приопустил боковое стекло, щелчком отправил окурок в сугроб.

— Костик, у меня мозги набекрень. Ты не мог бы еще раз пересказать приговор Ван Лю попроще и подоходчивей, а то я как услышал: «Вас запрограммировали на смерть», так сразу в башке образовалась каша с макаронами, отключился наполовину, поплыл...

Костик тяжело вздохнул, сунул в рот сигарету.

— И мне, — потянулся к пачке Сергач. — Еще хочу никотина, успокаивает. Особенно натощак.

Закурили. Сизый тягучий дым в салоне резко контрастировал со снежным мракобесием снаружи. Дым клубился у ветрового стекла с ленцой утреннего тумана. Время для двоих в машине притормозило, потекло медленнее.

— Давай, Костик, излагай. Только попроще, без терминов.

— Ван Лю сказал — тебя запрограммировали на смерть, но это приблизительный перевод. Он употребил китайский термин, его я затрудняюсь...

— Я же просил без терминов.

— Попробую. — Костик прикурил от окурка новую сигарету. — У тебя нарушена общая энергетическая система. Сбой проявился в почках, в наиболее слабых органах твоего организма. Причину нарушения общего баланса Ван сможет точно выявить в процессе лечения.

— За которое он просит десять тысяч американских долларов и ни центом меньше, да?

Костик без затей обматерил китайца грязно и лаконично. Ругался Костик неумело, но с душой.

— Согласен, — кивнул Игнат, — дядюшка Лю нехороший человек. Вопрос в том — он жадный гений или наглый проходимец? Он собирается спасти безнадежно больного за десять тысяч или намерен кинуть лоха на чирик?

— Недавно я зазвал Вана в гости, он пощупал у Люськи пульс и сказал... — Костик замялся, — сказал, что у нее первая неделя беременности...

— Люська беременна?! — Игнат резко повернулся к Костику. — Серьезно? Поздравляю, старик! Вы так давно этого ждали.

— Ван, когда приезжал вести семинары, смотрел Люську, лечил ее, травки привозил из Китая для настоек.

— Значит, Ван все-таки гений? Сколько он взял с тебя за Люськино лечение?

— Мелочь, но я на него пахал, как Бобик. Визу устраивал, жилье снимал, я его...

— Да, помню, об этом ты уже говорил.

— Не ожидал я, что с моего друга он попросит запредельную сумму в валюте. — Костик вновь матюгнулся.

— И ежели я не принесу в клювике десять тонн баксов до вечера, то с восходом луны окочурюсь? Я правильно понял?

— Правильно, он сказал: «до появления ближайшей луны».

Потом процесс разрушения станет необратимым. — Костик раздавил, растер окурок в пальцах. — Игната! У меня заныканы две штуки «зеленых», я...

— Костик, опомнись! У меня тоже заначка имеется, у меня «мерс», старый, не на ходу, но за полштуки отскочит, у меня есть, чего продать, и есть, у кого занять, однако до вечера десять штук по сусекам я не наскребу, даже с твоей помощью. А с восходом луны мне каюк.

— Я просил Вана о лечении в рассрочку, всеми святыми, Люськой клялся, что рассчитаемся с ним в течение года...

— Я так и понял, хоть и пребывал в легком шоковом состоянии и в языках ни бум-бум. Ты едва на колени перед ним не бухался. Спасибо тебе, старый, однако...

— Надоел ты со своим «однако»! — Костик треснул кулаком по рулевому колесу. — Игнат, надо действовать! Нельзя сидеть и курить, транжирить драгоценное время! Поехали!

Костик схватился за руль, словно утопающий за спасательный круг. Рыкнув, «Победа» попятилась, взревев, развернулась, чуть было не задела старушечьим автомобильным боком бетонную стелу фонарного столба.

— Полегче, Костик! Полегче, а то оба расшибемся к черту еще до темноты. Куда едем-то?

— Ко мне. — Костик прибавил газу, «Победа» помчалась прочь от тихой заводи дворика на звук бурной автомобильной реки, что проистекала, воняя выхлопными газами, за углом «хрущобы». — Заедем ко мне, возьмем две тысячи долларов и всю наличность в рублях. Доставай, пока едем, сотовый, звони своим людям, у которых сможешь занять. Я после своим позвоню, к тебе заедем. Наберем, сколько получится, и я попытаюсь уломать Вана поработать за аванс. В залог ему чего-нибудь притащу. Обручальные кольца, Люськины побрякушки...

— В залог?! — Игнат встрепенулся, хлопнул в ладоши. — Черт побери, а я знаю, где взять всю сумму сразу и целиком под залог! В другую! В другую сторону сворачивай! Вези меня к метро. К «ВДНХ» через Останкино, так ближе всего!

— Я тебя одного не оставлю! Позвоню на работу, скажу...

— Пробки, Костик! На дорогах пробки! В метро быстрее доехать получится. — Игнат выхватил из-за пазухи мобильник, быстро отстучал номер по памяти, прижал трубку к уху. — Алло! Леха! Здорово, что ты сразу откликнулся!