— Зря смеешься. Костик все это не хуже тебя знает. Он китайский выучил, английский у него как родной. Я, когда ассистировал в «Шестом чувстве», вывел его на узкоглазых, настоящих асов по пульсовой диагностике. А еще раньше он со мной к Фаму ходил, я сегучо изучал, а Костик из вьетнамца тем временем секреты точечного массажа выуживал. Он и травами лечит, и иридодиагностику освоил. В прошлом году, весной, я с температурой свалился, так он меня за день выходил, представляешь?
— Где он работает, твой Костик?
— Ты не поверишь — в поликлинике. Альтруист! Его во всякие буржуйские больницы зовут, он там консультирует за бабки время от времени, однако районную лечебню ему влом бросить, представляешь? Божий человек, уникум!.. Ох, черт!.. Блин, почки проклятые, то не болят, а то... Ладно, Архивариус, давай завязывать с трепотней, лягу я, полежу...
— Ложись. Костик Костиком, но и я подумаю, как бы тебе помочь.
— Спасибо.
— Я позвоню.
До того как в дверь позвонил старинный друг Костик, Игнат валялся полтора часа. Костик опоздал. Оно и понятно — за окном неожиданно разбушевалась метель. Очумевший от ледяного ветра снег бился в оконные стекла, точно мохнатые хлопья просились их впустить в дом, мечтая растаять и потечь весенними ручьями. Весь облепленный снегом, Константин долго отряхивал за порогом утепленную джинсовую куртку, отправив открывшего ему дверь Игната обратно в койку.
Однажды, еще в старших классах школы, Костик заковал себя в джинсовую униформу, да так и ходил в ней до сих пор, оставаясь верным лейблам «Ливане». В семнадцать лет, отрастив усики а-ля молодой Пол Маккартни, Костик никогда их не сбривал. Если он слушал музыку, то группу «Дип Перпл», если отдыхал, то в Судаке, если выпивал, то коньяк «Белый аист», курил до сих пор болгарские сигареты. Костик был консерватором во всем, кроме своей профессии, как профессионал он постоянно рос и совершенствовался.
— Костик, внимания на бардак не обращай, ладно?
— Лежи, не вставай!.. Да уж, беспорядок в комнате образцово-показательный. — Костик огляделся, засучил рукава джинсовой рубахи. — Переворачивайся на живот. Здесь больно?
Костик мягко шлепнул ребрами ладоней по почкам.
— Немножко. Почти не чувствую.
Костик шлепнул посильнее.
— Так чувствую. Больно, но терпимо.
— Здесь? — Доктор обхватил плечо пальцами, стиснул.
— Плечи-то, блин, на фига тискать?!
— Больно?
— Да.
— Потеря аппетита накануне имела место?
— А... а, пожалуй, что имела. Позавчера вечером мотался по городу, жрать хотелось — ужас, а вчера...
— Понял тебя, молчи. Здесь больно?
— Ой!.. Отпусти пятку, садюга!.. Слышь, Айболит, ты почему меня про ухо не спрашиваешь? Вчера каждый приставал, чего у меня с ухом, а ты... Ой! Полегче, икроножные мышцы не железные!..
— Больно, понял... Про ухо не спрашиваю потому, что вижу — с ухом ничего опасного. Здесь тоже больно?
— Ай!..
— Лежи, отдыхай пока. Я позвоню?
— Не вопрос, звони, конечно.
Костик взял трубку радиотелефона, отстучал номер, отошел к гладильной доске. Ему ответили, и Костик заговорил не по-русски, мешая английские и, кажется, китайские слова. Говорил недолго, больше слушал. Разговаривал смешно — раболепно как-то, с придыханием. Когда телефонные переговоры закончились, Игнат не удержался, вставил шпильку:
— Умеешь к иностранцам подлизываться. Ты, часом, в школьные годы тайком от нас, друзей-однокашников, фарцовкой не занимался?
— Ты все такой же, Сергач — Серый Грач, с годами не меняешься. Ты что, и в морге будешь санитаров смешить, Игнаша? — парировал Костик. — Завещай себе на могильной плите вместо эпитафии анекдоты выбить, советую как врач.
— Шуточки у тебя...
— Как и у тебя.
— Согласен, шутки идиотские. Ладно, пошутили, и будет. Каков диагноз, доктор? Жить буду?
— С точки зрения западной медицины, ничего страшного с тобою не происходит. Острый пиелонефрит, в худшем случае. Я практически убежден — возьмем у тебя анализы, и они не будут особенно паршивыми. Дела твои плоховаты с точки зрения медицины Востока. Обычно нечувствительные зоны реагируют болью, раз. Понижение аппетита перед приступом, два. Гоношишься, пытаешься выглядеть бодрячком, три.
— Это-то при чем? В смысле, что гоношусь, приободряюсь?
— Долго объяснять. Вставай, одевайся. Не бойся, я почти уверен — до восхода луны нового серьезного приступа не будет. Одевайся, поедем на консультацию к дядюшке Вану.
— К китайцу? Ты с ним созванивался, да?
— С ним. Господин Ван Лю Чень милостиво согласился уделить нам целых полчаса своего драгоценного времени. Ты потешался над тем, как я лебезил перед Лю Чень, будто бы забыл, как сам кланялся сенсею Фаму. С восточными людьми есть два типа отношений — или ты им кланяешься, или они тебе. Я закурю?
— Кури. — Игнат встал с кровати. Почки не болели. Почти не болели.
— Пепел в чашку на подоконнике можно стряхивать?
— Валяй.
— Одевайся-одевайся, не бойся, сказано тебе — до ночи не скрутит. Физкультурой заниматься не советую, а остальное можно. — Костик обошел гладильную доску, присел на подоконник. — Болгарский табак превратился в дефицит, днем с огнем его не...
— Рассказал бы лучше про Вана, покуда я одеваюсь.
— Пожалуйста. — Костик затянулся, выпустил аккуратное сизое колечко. — Ван Лю — светило. Я под ним шестерю в надежде набиться в ученики. Более сведущего восточного целителя я раньше не встречал. Ван переехал в Москву перед Новым годом. Я помогал ему с визой и арендой квартиры. Он и раньше бывал у нас наездами, приезжал из Шанхая преподавать на курсах акупрессуры. В этом году собирается открывать в Москве собственный Центр восточной медицины.
— Таких центров сейчас...
— Ты мне говоришь? До и больше, без тебя знаю. Я ему намекал — вам выгоднее, как раньше, вести курсы наездами. Он кивает и все делает по-своему... Оделся?
— Готов. Господин Ван меня на халяву проконсультирует?
— Возьми, если есть, на всякий случай, баксов двадцать. Как у тебя с деньгами?
— Тьфу-тьфу-тьфу, двадцать баксов найдется. Как говорится: бросай курить, вставай на лыжи. Поехали!
Окурок болгарской сигареты потух, раздавленный о донышко грязной чашки, бывшие одноклассники покинули малогабаритную коммуналку некогда хорошиста Игната, спустились к машине типа «Победа» былого отличника Константина. Машина вместе с теплым гаражом досталась Костику в наследство от двоюродного дяди полковника, героя Великой Отечественной. «Победа» оправдала свое название и до сих пор исправно боролась с коварными ухабами Отечества.
Ветер и снег бушевали на дорогах Москвы, в транспортных артериях столицы образовывались тромбы пробок, но, хвала духам, китайское светило Ван Лю Чень поселился в Марьиной Роще, куда от «Новослободской» можно прошмыгнуть, минуя автомобильные баррикады центра. И все равно добирались долго. Подъехали к пятиэтажной «хрущобе» ровно — Игнат посмотрел на часы — без тринадцати тринадцать. Дуплет несчастливых чисел вызвал у Игната улыбку, довольно-таки грустную, и спровоцировал лишенный всякой мистики, чисто бытовой вопрос:
— Костик, ты на работу из-за меня не опоздаешь?
Костик как раз парковал «Победу» в закутке меж двух сугробов и в содержание вопроса не вник. Они вылезли под снег и ветер, втянув головы в плечи, трусцой добежали до «хрущобы». На лестнице, отряхнувшись, Костик проинструктировал:
— Сергач — Серый Грач, ради всех святых, будь серьезен, не гоношись, и, умоляю, повежливее с Ваном.
— О'кей, вводную понял, готов раболепно поедать глазами светило.
— Прошу ведь как человека: будь серьезен! — Костик поднялся на площадку первого этажа, остановился напротив двери с цифрой один. — Сергач! Прекращай гримасничать!..
— Все-все, звони. Я серьезный, как покойник.
Дверь номер один открылась после первого же звонка. Внешность светоча восточной медицины Игната несколько разочаровала. Китаец как китаец, среднего роста и неопределенного возраста, угрюмый, неулыбчивый, в спортивных штанах и куртке фирмы «Найк», в резиновых шлепанцах на босу ногу. Почему-то Игнат ожидал его лицезреть в приличном европейском костюме, при галстуке, улыбающимся и учтивым. Ни фига! Никакой учтивости — открыл дверь, и ни «здрасте вам», ни «проходите, пожалуйста», открыл, повернулся спиной и пошлепал в комнаты. От такого, мягко выражаясь, холодного приема Игнат сразу же почувствовал себя неуютно. А почки, кстати, совсем не болели, и казалось, что ночной приступ просто приснился.