Письмо И. Майвалдова, как доказательство задержки присяги Ермоловым, впервые опубликовано в моей статье «Новое в истории декабризма» (Октябрь, 1963, № 7).

Черновые записи Н.Н.Муравьева за 1824—1826 годы хранятся среди других его бумаг в ОПИ ГИМ.

Н.Муравьев в письмах к Е.Лачинову неустанно повторял, что «истинно честные граждане, любящие отечество свое, на первое место ставят общественную пользу, а не личную выгоду». Е.Лачинов в одном из последних писем к Муравьеву из Тульчина признавался: «Получая ваши письма и отвечая на них, я чувствую не одно удовольствие, но и пользу, потому что принужден бываю лишний раз оглядеть себя со всех сторон и отдавать отчет даже в мыслях… Обращение с истинно честными людьми (которых между нашими здесь благодаря судьбе можно найти) облегчило мое старание. Я уже не думаю более, что одна личная выгода связывает людей» (Письмо датировано 8 июня 1825 года. Публикуется впервые. ОПИ ГИМ).

Н.Муравьев с большой похвалой отзывается о помощи армянского населения. Для постройки крепостных укреплений в Джелал-Оглу не хватало народа. Узнав об этом, армяне из соседних деревень пришли на помощь. Н.Муравьев отмечает в «Записках»: «Люди сии в уверении, что мы более отступать не будем, потому что строим крепость, приложили все свои старания к скорейшему окончанию работ. Старые и малые трудились неустанно. Десять мальчиков двенадцати– и пятнадцатилетних более срабатывали в сутки, чем сто солдат тифлисского полка». Высокую оценку дает Муравьев добровольной армянской дружине, которая вместе с русскими войсками «дралась против персиян как только можно было желать».

В «Записках» Н.Н.Муравьева отмечено: «Накануне выезда своего Алексей Петрович, прощаясь со мной, предупредил меня, чтобы невзирая на доверенность, которую ко мне оказывали, я никому из вновь прибывших не верил и, обращаясь со всеми по долгу службы, лично вел бы себя осторожно, ибо они оказывали мне доверие свое только по необходимости, которую во мне имели».

«За отличие, оказанное Пущиным под Карсом, – записал Н.Н.Муравьев, – я представил его к Георгиевскому кресту… Но старания сии имели мало успеха, ибо Пущин, допрежь сего служивший в гвардии капитаном, был разжалован в рядовые и прислан на службу в Грузию».

«Воспоминания» В. Андреева опубликованы в «Кавказском сборнике», том 1. Тифлис, 1876.

Интересно отметить сделанную Н.Муравьевым в «Записках» отметку о том, как Бурцов усмирял бунт крестьян в Карталинии весной 1829 года. «В одной деревне мужики схватили своего помещика, кажется, князя Цицианова, избили его и вышли даже из повиновения окружного начальства. Толпа сих мужиков собралась и отправилась к Тифлису. Паскевич, узнавши о сем, послал батальон Эриванского карабинерного полка под командой Бурцова навстречу бунтовщикам. Бурцов пошел с батальоном по дороге к Мцхету и, встретив бунтующую толпу мужиков, остановил их, поговорил с ними, успокоил их и разослал по домам, что они и исполнили беспрекословно».

Письма А. Муравьева из Сибири к брату, касающиеся покровительства разжалованным декабристам, отысканы в ОПИ ГИМ, впервые публиковались в журнале «В мире книг», 1963, № 8.

Декабрист М. Пущин в своих записках не раз отмечал бездарность и завистливость Паскевича. Записки публиковались в «Русском архиве», 1908, № 11.

Выдержки из «Путешествия в Арзрум» делаются по собранию сочинений А. С. Пушкина. Изд-во АH СССP, 1957.

Знакомство А.С.Пушкина с Муравьевым, имя которого упоминается в «Путешествии в Арзрум» пять раз, засвидетельствовано самим поэтом. А о чтении «Бориса Годунова» рассказал М.В.Юзефович в своих «Воспоминаниях». Реплику Муравьева при чтении и ответ Пушкина я целиком взял из этих «Воспоминаний» («Русский архив», 1880, № 3), Удостоверенное очевидцем присутствие Муравьева на читке запрещенного произведения бесспорно свидетельствует о близких отношениях его с Пушкиным. Да оно и не могло быть иначе! И в Петербурге, и на юге Пушкин постоянно сталкивался с друзьями и единомышленниками Муравьева и, конечно, слышал о таких его действиях, которые невольно к нему располагали. Пушкин знал, сколько близких, родных и товарищей Муравьева пострадало от происшествий 14 декабря, и это обстоятельство тоже не могло не внушать к нему известного сочувствия. А покровительство Муравьева разжалованным декабристам, в частности Захару Чернышову, о чем теперь стало известно из отысканных недавно писем самих декабристов? Юзефович в своих воспоминаниях подтверждает, что Захар Чернышов, приходившийся родственником Пушкину, постоянно общался с ним на Кавказе; можно ли допустить, что Чернышов, как, впрочем, и В.Вольховский и М.Пущин, не отозвался о Муравьеве самым похвальным образом?

Поездка А.С.Пушкина на Кавказ вызвала сильнейшее подозрение императора Николая. В письме к шефу жандармов Бенкендорфу, оправдывая поездку желанием повидаться с братом Львом, Пушкин писал: «Я понимаю теперь, насколько положение мое было ложно, а поведение опрометчиво; но, по крайней мере, здесь нет ничего, кроме опрометчивости. Мне была бы невыносима мысль, что моему поступку могут приписать иные побуждения» Высказанные Пушкиным причины поездки в Кавказскую действующую армию и отъезда оттуда сделаны, несомненно, с целью скрыть «иные побуждения». Путешествие же это явно нуждается в более тщательном исследовании.

Любопытно отметить, что в «Записках» Н.Н.Муравьева, публиковавшихся в «Русском архиве», события доведены лишь до приезда Пушкина в Кавказскую армию. Муравьев, очевидно, не решился оставить воспоминания о пребывании Пушкина в Кавказской армии по каким-то, вернее всего политическим, соображениям. Пушкин, живя в походной палатке Раевского, находился в самом тесном окружении неблагонамеренных, с правительственной точки зрения, лиц. Раевский, Бурцов, Муравьев, Пущин, Вольховский, Семичев, Чернышов – бывшие члены тайных обществ. Вероятно, беседовать с Пушкиным приходили также упомянутые Муравьевым старые знакомые – члены тайных обществ Коновницын и Мусин-Пушкин, а также исключенный из гвардии за прикосновенность к декабристам поручик Сухоруков. Встречались с ним, несомненно, и находившиеся постоянно близ Раевского разжалованные декабристы Оржицкий и Голицын. Нет, недаром изъяты Н.Н.Муравьевым из «Записок» страницы о пребывании Пушкина в кавказских войсках, недаром Бурцов, передавая через Муравьева поклон всем, кого он часто навещал, не упомянул ни о ком, кроме Раевского!

И как хочется верить, что не уничтожены, не потеряны, а где-то хранятся сшитые в отдельную тетрадь драгоценные для потомков записи Н.Н.Муравьева о Пушкине!

Подробно обо всем этом я писал в историческом этюде «Встречи с Пушкиным» в книге «Тайны времен минувших» (Воронеж: Центр. – Чернозем. кн. изд-во, 1964).