Существует одно непреходящее качество нашего времени, которое было замечено и по поводу которого сокрушалось большое количество современных антропологов. Это — эксцентричность, поскольку никогда прежде не существовало столько разнообразных возможностей и способов жизни. Весьма полезно будет рассмотреть эту возникшую ситуацию, поскольку в дальнейшем мы будем неоднократно обращаться к ней.

Важнейшим фактором человеческой жизни стала бесконечность пространства, пределы которого никогда нельзя будет постичь; бесчисленно количество ещё не обнаруженных планет — короче, бездна! Я глубоко уверен в том, что осознание этих внушающих ужас возможностей каким-то образом глубоко запало в человеческое сознание и затормозило человеческую смелость и предприимчивость.

Тут необходимо сделать небольшое уточнение. Предприимчивые люди все же существуют, хотя и достаточно досадно то, что большинство их орудует в Глуши, за пределами Ойкумены, и то, что их предприимчивость не всегда направлена на созидание (утверждение это не является всецело ироническим: многие из самых вредных форм жизни вызывают в некотором роде побочный полезный эффект).

Но в целом честолюбие человечества направлено скорее внутрь, чем наружу, к очевидным целям. Почему? Неужели бесконечность как объект опыта (а не математическая абстракция) обескуражила человеческий ум? Удовлетворены ли мы и подстрахованы ли знанием того, что дальние пределы Галактики всегда к нашим услугам? Разве современная жизнь уже насытилась слишком богатой дичью из новинок? Мыслимо ли, что Институция завладела гораздо большим контролем над психикой людей, чем мы предполагаем? Или это преходящее ощущение крушения планов, убеждение, что все подвиги совершены, что все имеющие смысл цели достигнуты?

Несомненно, здесь нельзя дать однозначного ответа. Но следует упомянуть несколько пунктов:

Первый — (упоминание без комментариев) — своеобразие существующей ситуации заключается в том, что наиболее влиятельные и эффективные структуры наших дней являются частными или наполовину общественными ассоциациями, например: Интергалактопол, Институция, Корпорация Джарнелла.

Второй — упадок общего уровня образованности. Крайности, очень далёкие друг от друга: учёные Институции — с одной стороны и, скажем, крепостные латифундии на некоторых планетах. Если мы присмотримся к условиям жизни людей в Глуши, за пределами Ойкумены, то поймём, что поляризация ещё более отчётлива. Имеются очевидные причины такого упадка. Первопоселенцы находились среди чужого и зачастую просто враждебного окружения, Они прежде всего заботились о выживании. Возможно, ещё более устрашающим фактором являлась неуправляемая масса накопленных знаний.

Тенденция к специализации началась в современную эпоху, но после прорыва в далёкий космос и явившегося результатом этого информационного взрыва специализация стал ещё болев узкой.

Возможно, уместно рассмотреть, как живёт человек, который стал специалистом нового времени. Он живёт в век материализма, где абсолютным интересуется небольшое количество людей. Он человек с налётом очарования, остроумный, искушённый в житейских делах, но неглубокий. У него нет абстрактных идеалов. Полем его деятельности, если он учёный, может быть математика или одна из областей физики; однако в сотни раз вероятнее, что это будет сфера, которую называют гуманитарной: история, социология, сравнительные науки, символистика, эстетика, антропология, наука о наказаниях — пенология, педагогика, связь, управление, не говоря уже о трясине психологии, истоптанной поколениями неучей, и до сих пор ещё не исследованной бездне псионики.

Существуют ещё и такие, кто, подобно автору этих строк, устраиваются уютно под грозящим рухнуть утёсом всеведения и с торжественными заявлениями о своём смирении (которые либо неубедительны, либо их вовсе нет) возлагают на себя бремя оценки, похвалы, дискредитации или обличения своих современников. Потому что в большинстве случаев это легче делать, чем копать канавы».

«На каждой планете имеется своя атмосфера (я имею в виду атмосферу психологическую). Это подтверждается любым из десятка исследователей. Исаак Хенадэй объявил на пари, что если ему завяжут глаза и увезут на любую из планет Ойкумены либо прилегающих районов Глуши, то он правильно назовёт эту планету сразу же после того, как повязку снимут с глаз. Каким образом это ему удастся? С первого взгляда это кажется непостижимым. Хенадэй признается, что сам не знает, чем он руководствуется.

«Я просто поднимаю нос, обозреваю небо, делаю несколько прыжков, — и ответ приходит сам собой».

Разумеется, объяснение Хенадэя лукавое и причудливое. Наши органы чувств несомненно намного более остры, чем мы предполагаем. Химический состав воздуха, цвет солнечных лучей в небе, кривизна и удалённость горизонта, сила тяжести — все это, по-видимому, перерабатывается в нашем мозгу, чтобы вынести нечто отдельное, так же как выражение глаз, рот и уши создают впечатление индивидуальности лица. И мы ещё не упомянули о флоре и фауне, изделиях туземцев или людей, о различном виде солнца или «нескольких солнц…»

«По мере взросления общества, борьба за существование незаметно перерождается и начинает идти в другом направлении, и становится тем, что может быть определено только как поиск наслаждения. Это утверждение, в общем-то, не блещет новизной. Тем не менее, как обобщение, оно содержит обширный диапазон глубоких понятий. Автор полагает, что животрепещущей темой для диссертации могло бы быть исследование различных ситуаций окружения — выживание и различные типы наслаждений, вытекающие из них. При небольшом размышлении кажется вполне возможным, что нехватка чего-либо, или принуждение, или опасность производят соответствующее психологическое напряжение, приносящее удовлетворение».