Когда я вышла из дома в сопровождении Никки и Джона Гроува, снегопад начал ослабевать.

— Если так пойдет дальше, — заметил конюх, — быть может, завтра сумеем тронуться в путь.

Я молила Бога, чтобы так оно и было. Теперь, когда я приняла решение поехать с графом Сэйвилом и присутствовать при оглашении завещания, мне хотелось, чтобы это малоприятное мероприятие как можно скорее началось и закончилось.

— Брайтонский почтовый дилижанс, — сказала я, — всегда проезжает через наше селение. Когда снегопад прекратится, я съезжу туда и попрошу кузнеца Уокера, чтобы он оповестил нас, если почта проедет. Тогда и ваши гнедые тоже пройдут, верно?

— Конечно, миссис Сандерс. Они у нас здоровяки!

— Мы будем скучать по вам и по графу Сэйвилу, — сказал мой доброжелательный сын. — Верно, мама? Как хорошо, когда гости приезжают в самый разгар зимы.

— Спасибо за добрые слова, мастер Никки. — Джон Гроув был явно растроган. — Вы славный малый.

И опять я подумала о том, как сказать мальчику о моем малопонятном и неожиданном для него отъезде.

Мы вошли в конюшню. Я перевела свою ездовую лошадь и пони моего сына в боковой загон, в задний загон поставила Полли и Фэнси, положив им туда свежего сена. Гроув и Никки тем временем вычистили стойла и, проломив хрупкую пленку льда в ведрах, доверху наполнили их водой.

Быстрее, чем обычно, я справилась с работой и вернулась в дом, чтобы умыться и переодеться. Перед тем как пойти в столовую, заглянула в комнату для гостей.

К немалому моему удивлению, граф Сэйвил все еще стоял на лестнице.

— Господи! — воскликнула я. — Неужели миссис Макинтош забыла пригласить вас на ленч?

Не поворачивая головы, сосредоточив все внимание на движении кисти вдоль стены, он ответил:

— Я сказал ей, что перекушу позднее, прямо на кухне. Хотелось закончить эту сторону.

— Просто не верится, что все это вы сделали за несколько часов! — искренне изумилась я.

Опустив кисть в ведро, он слегка повернулся ко мне и произнес с довольной улыбкой:

— Моя сестра могла бы подтвердить, что если уж я за что-нибудь берусь, то стараюсь доводить до конца.

Я увидела на его белоснежной рубашке голубые пятна от краски, лоб и щека тоже были измазаны, и не могла удержаться от смеха.

— Не забудьте потом посмотреть на свое лицо в зеркало, милорд, — весело сказала я. — Оно весьма умело раскрашено. По правде говоря, никогда не думала, что вы так увлечетесь этой работой… И добьетесь таких успехов.

Он поднял кисть, как жезл победителя.

— Полагали, я ни на что не гожусь?

Он снова принялся за работу. Мышцы спины и плеч явственно обозначались под тонкой рубашкой, и ничто в нем не изобличало сейчас изнеженного, избалованного щеголя-аристократа.

— Ну… Во всяком случае, я никак не думала, что вы такой искусный маляр.

Он продолжал водить кистью, я продолжала смотреть на его сильное, ладное тело и вдруг, поймав себя на этом, залилась краской.

«Черт возьми, Гейл, — обругала я себя, — перестань глазеть! У кузнеца Уокера, который подковывает твоих лошадей, мышцы развиты еще лучше…»

— Мне нравится цвет, который вы выбрали для этой комнаты, мэм, — донесся до меня голос сверху.

— Спасибо, — ответила я, — мне он тоже показался приятным для глаз.

— Но вот потолок, — сказал он. — Его бы надо освежить.

Мне послышалось, это говорит подлинный маляр, а не его сиятельство Ральф Мелвилл, граф Сэйвил.

— С потолком очень тяжело работать! — горячо возразила я. — Лет пять назад я делала это и пока не хочу повторять.

— Понимаю вас, миссис Сандерс. Идите завтракать и не беспокойтесь обо мне.

Я последовала его совету и поспешила в столовую.

С графом мы не виделись в этот день почти до вечера. Я сидела в углу гостиной за конторкой, разбираясь в деловых счетах, когда он вошел в комнату. Я не услышала его шагов, но ощутила присутствие и, подняв голову, увидела его почти рядом.

— Прошу прощения, если прервал ваши занятия, миссис Сандерс, — сказал он. — Ради Бога, не обращайте на меня внимания. Я нашел у вас на полке интересную книгу и собираюсь почитать ее, сидя у горящего камина.

На его лице уже не было следов краски, и одет он был в темный однобортный сюртук с закругленными фалдами. Я кивнула ему несколько рассеянно, мое внимание было целиком поглощено денежными расчетами, которые меня отнюдь не радовали.

«Неужели за сено придется платить такую сумму?» — в отчаянии думала я, снова склоняясь над бумагами.

Зима всегда была для меня самым трудным временем. Поступление доходов прекращалось еще с осени, когда ученики переставали брать уроки верховой езды и оплачивать свое пребывание в нашем доме. Таким образом, большую часть года приходилось жить на то, что удалось сэкономить из заработанного раньше.

Я вновь подсчитала общие расходы на сено, зерно и еще раз пришла к малоутешительному выводу: нам не прожить до весны без того, чтобы не воспользоваться частью денег, которые я откладывала для Никки — для его поступления в университет в Оксфорде.

«Нужно искать еще какую-то возможность увеличить доходы!» — подумала я в сотый раз за последнее время.

Но где?

Конечно, у нас есть Мария. Я не переставала думать о ней после смерти Томми. К чему мне теперь такая чистокровная лошадь? Разумеется, она мне не нужна. Ее можно продать за приличные деньги и приобрести вполне сносную лошадь для занятий с учениками за четверть полученной суммы. Это я хорошо понимала.

Но еще лучше я понимала, что никогда не смогу этого сделать. Это была память о Томми — его свадебный подарок: изумительная чистокровная гнедая кобыла.

«Ну признайся, ведь в ней есть нечто напоминающее тебя? — с улыбкой спросил он, когда я впервые увидела это чудо. — Изящная голова!.. Шея… А длинные стройные ноги… Ну и конечно, смелое сердце… Верно? — Он легонько толкнул меня в бок. — Не говоря уж о взрывном характере. Из-за него Роджер сравнительно легко расстался с ней, потому что просто не знал, как ее обуздать…»

Я понимала, эта лошадь может дать великолепное потомство, и все эти годы надеялась, что у меня будет достаточно денег, чтобы найти для нее достойную пару, но, увы… денег не было, а прекрасная Мария не становилась моложе.