Когда я проснулась на следующее утро, шел дождь, и у меня болела голова. Боль не прошла и когда я спустилась к завтраку. За первой чашкой кофе я сидела совершенно одна, рассеянно пощипывая булочку. Но лишь только поднялась, чтобы снова наполнить чашку, в столовую стремительно вошла Гарриет.
Это удивило меня, потому что она ни разу еще не выходила к первому завтраку, а ела у себя в комнате.
— Не ожидала увидеть вас, Гарриет, — сказала я.
— Я плохо спала, — пробурчала она в ответ. — Подумала, что сумею уснуть, если немного пройдусь.
Снова я испытала чувство жалости и даже некоторую симпатию к вдове Джорджа. Она и в самом деле выглядела какой-то несчастной: бледная, круги под глазами. Видимо, беременность давалась ей нелегко, а тут еще постоянные мысли о том, кто родится — мальчик или нежеланная девочка? А возможно, и угрызения совести из-за супружеской неверности, если, конечно, плод, зреющий в ее чреве, не был ребенком Джорджа. Мне пришла в голову история с Анной Болейн, второй женой короля Генриха VIII, которую тот казнил, обвинив в супружеской измене. Правда, это случилось около трехсот лет назад.
— Вам нужно хорошенько выспаться, — сказала я участливо. — Иначе совсем разболеетесь.
— Я не могу спать! — повторила она тоном капризного ребенка. — Лежу, лежу, а сон не идет. Просто не знаю…
У меня бывали бессонные ночи, и я хорошо понимала, о чем она говорит.
Сочувствуя ей, я спросила:
— Почему вы так боитесь, что родится девочка? У вас ведь останется титул, а в остальном ваш отец…
— Девочка не должна родиться! — прервала она меня. — Папа будет страшно расстроен. Он мечтает о внуке, который станет лордом, владельцем Девейн-Холла. Я не могу огорчить папу… Не могу!
— Но вы же сохраняете титул, — продолжала я утешать ее.
Гарриет нахмурилась, ее брови, напоминающие жирных гусениц, слились в одну линию.
— Как вы не понимаете? — почти закричала она. — Папа хочет, чтобы у нас осталось поместье, мы имеем на это полное право. Мы, а не противный Роджер!
Господи, подумала я с грустью, какую же власть имеет этот грубый старик над своей дочерью! Если она не родит сына, он, чего доброго, сделает с ней то же, что король Генрих с несчастной Анной Болейн!
— Если хотите, — сказала я все так же мягко, — могу написать своей тетке, чтобы она посоветовала вам какие-нибудь травы для лучшего сна.
Темные глаза Гарриет уставились на меня с надеждой, но и с подозрением.
— С чего это вы вдруг решили помочь мне? — спросила она. — Ведь вы должны ненавидеть меня из-за Джорджа.
Я вздохнула. Я и сама не имела ответа на этот вопрос. Знала только, что во мне пробудилось сострадание к этой женщине, а где сострадание, там нет места ненависти.
— Вы правы, — сказала я и отодвинула тарелку с недоеденной булочкой. — Куда естественнее для меня было бы желание отравить вас.
Снова тяжелый, недоверчивый взгляд.
— Я не верю вам, — проговорила она в конце концов. — Да и что для вас Джордж, если вы намереваетесь поймать на крючок самого Сэйвила.
Поймать Сэйвила!
Боже, что она говорит! Как вульгарна эта женщина!
Я решила: пусть она не спит хоть до скончания века, я и пальцем не шевельну, чтобы помочь ей.
С этим вердиктом я поднялась из-за стола.
— Какой бы титул вы ни носили, Гарриет, — сказала я ей на прощание, — ничто не в силах превратить вас в истинную леди.
С этими словами я горделиво выплыла из комнаты.
В коридоре я остановилась, размышляя, куда пойти. В такой дождливый день, как этот, у меня нашлось бы множество дел, будь я у себя дома, но здесь… Я отринула мысль подняться наверх в детскую, поскольку наверняка бы стеснила Никки своим присутствием, говорящим об излишней обеспокоенности, и решила пройти в библиотеку и выбрать какую-нибудь книгу для чтения.
Это была огромная комната с галереей наверху, занимающей две трети ее периметра. Стены, как во многих других комнатах замка, были увешаны семейными портретами Сэйвилов и портретами их друзей. Нижнюю часть библиотеки занимали стеллажи с книгами, их кожаные переплеты блестели в свете масляных ламп, зажженных по случаю пасмурной погоды. За окнами лил дождь, и библиотека казалась оазисом тепла и света на фоне окружающего полумрака.
К моему удивлению, там уже сидела Джинни, листая большую книгу с образцами мебели.
— Женщинам в этом замке что-то не очень спится сегодня, — сказала я, стараясь казаться веселой и беззаботной. — Только что я застала в столовой Гарриет.
Джинни положила закладку между страницами и закрыла книгу.
— Да, вы правы, Гейл. Я довольно плохо спала. Мешали мысли об этом несчастном мальчике, Джонни Уэстере. — Она потерла пальцами виски. — Боже, что творится вокруг нас! Кто мог пустить стрелу в грудь ребенку в нашем собственном саду?
Я уселась за стол напротив нее и хмуро сказала:
— Не имею ни малейшего понятия, Джинни.
— Ничего подобного не случалось здесь за всю историю замка. Конечно, это мог быть и браконьер. Но заниматься подобным промыслом среди бела дня? В лесу, вернее, в парке, где гуляют дети… Немыслимо! Непостижимо! Просто ужасно…
— Согласна с вами, Джинни. Это ужасно и так же непонятно для меня, как и для вас. Помолчав, она сообщила:
— Сегодня утром Ральф отправился в Лондон, чтобы нанять и привезти сюда нескольких полицейских. Они будут охранять всех детей.
Джинни поежилась, словно ей вдруг стало холодно, и сложила руки на груди.
Я спросила с некоторым замешательством:
— А вы не знаете… уже известно?.. Та стрела, выпущенная в несчастного мальчика, была из коллекции замка?
Джинни бросила на меня острый взгляд:
— О, понятия не имею. Я как-то не удосужилась спросить об этом у Ральфа.
Я поднялась с кресла, подошла к окну, взглянув на подъездную аллею. Дождь не прекращался, похоже, зарядил на весь день.
— Не лучшее время для поездки в Лондон, — пробормотала я.
— Да, — согласилась Джинни. — Но Ральф был настроен решительно, и я не стала его отговаривать. Одна только мысль о каком-то безумном стрелке пугает меня до… не знаю до чего. В кого он метил… и зачем?
