В ответ шериф обвел внимательным взглядом толпу. Многие лица были ему незнакомы, и большинство принадлежали к самому бедному сословию, что наводило на мысль о том, что им, вероятно, заплатили за представление. Отыскав автора последней реплики, Рейс неторопливо заговорил.

— Думаете, это вы заставили меня арестовать убийцу? — спросил он в наступившей тишине. — Ошибаетесь. Я всего лишь хочу быть уверенным в том, что Джеффри Бирмингем будет защищен от вас и вам подобных, а вовсе не считаю, что он убил Нелл.

В ответ раздались оскорбительные выкрики, и шериф поднял руку, призывая к тишине.

— В свое время вы поймете, что я был прав, а пока запомните мои слова. Если вы надумаете учинить какое-нибудь насилие здесь или в ином месте города, вам несдобровать: я запомнил каждого из вас и начну преследовать до тех пор, пока последний участник безобразий не будет наказан. Суда Линча я у себя в городе не допущу. И еще, я уже вызвал подкрепление из соседнего города, так что не рассчитывайте на безнаказанность.

Рейс замолчал и еще раз обвел взглядом обращенные к нему лица.

— Вы думаете, что правы, а я знаю, что это не так, и через несколько дней представлю вам настоящего убийцу. А пока запомните, что говорит вам шериф. Джеффри Бирмингем никого не убивал… — Рейс сделал выразительную паузу и с мрачной ухмылкой закончил: — Зато про меня этого не скажешь.

Он потянул за вожжи, и Чарли заерзал рядом с Олни на задней скамье. Он не рисковал спорить с начальством, да и немного в городе нашлось бы людей, чтобы вступать в прения с шерифом, тем более что на поверку Рейс Таунсенд всегда оказывался прав.

Купер Фрай надавил плечом на тяжелую деревянную дверь, ведущую в контору Густава Фридриха. Хозяин сидел за массивным дубовым столом и проверял счета. С недавних пор, потеряв руку, а заодно и Рейлин, он утратил интерес к более веселому времяпрепровождению. Фридрих был достаточно богат, чтобы затраты на шлюх, коих он предпочитал заказывать по полудюжине за раз, не слишком обременяли его кошелек, и когда-то утехи подобного рода весьма нравились ему. Теперь все было в прошлом. Что ж, подумал Фрай, раз немцу не приходится тратиться на красоток, надо помочь ему облегчить кошелек.

Фридрих поднял глаза от бумаг и недоверчиво посмотрел на англичанина. За время их не такого уж долгого знакомства он успел узнать Купера как человека очень умного в те моменты, когда мозг его не был затуманен избытком крепких напитков, и пройдоху, каких свет не видывал. Любопытно, с чем теперь пришел к нему этот господин? У Фридриха на англичанина был зуб: из-за этого лживого проходимца он лишился Рейлин и стал калекой.

— Итак, — откинувшись на спинку стула, спросил Густав, — чем на этот раз я обязан вашему появлению? Редко вижу вас трезвым в последнее время, так что смею предположить: дело у вас серьезное. Что вы хотите предложить мне на этот раз? Или опять явились за деньгами? И что же вы готовы сделать для меня за несколько звонких монет?

Не дожидаясь приглашения, Купер сел за стол напротив Фридриха.

— Я держу ушки на макушке. Сегодня до меня дошли слухи о том, что Бирмингем арестован за убийство Нелл, вот я и подумал, что пора вам отдать обещанную мне тысячу баксов. Все как договаривались.

— Тысячу баксов?! — патетически воскликнул Густав, сдвигая в угол счета. — Что вы такого сделали, чтобы заслужить вознаграждение? Вы видите, я работаю? Должны бы уже запомнить, что я не люблю, когда меня отвлекают!

В ответ Купер только пожал плечами:

— Если бы я не убил Нелл, Джеффри Бирмингем не сидел бы сейчас в тюрьме. Насколько помнится, вы обещали мне тысячу за то, чтобы я разлучил свою племянницу с ее любезным муженьком.

Немец вскочил с места и в гневе ударил кулаком по столу.

— Ты врешь! Олни видел, как Бирмингем убил девчонку, а ты решил вымогать с меня деньги и за это?

Фрай Купер презрительно фыркнул. Вечно этот шакал Олни крутится под ногами и все норовит урвать кусок от чужого пирога.

— Ваш друг, как обычно, ошибся. Нелл убил не Бирмингем. Некоторое время Густав и Фрай молча смотрели в глаза друг другу. Наконец немец решил, что не мешало бы выслушать неизвестную ему версию того, что произошло дождливой октябрьской ночью в Оукли.

— Итак, что видел Хайд, я уже знаю. Теперь расскажите, что видели вы, а потом я сам решу, кому из вас верить.

— Ладно уж, придется удовлетворить ваше любопытство, — снисходительно согласился Фрай. Немца он не любил и, если бы не деньги, которых у Фридриха водилось в избытке, ни за что не стал бы вести дела с этим толстым деспотом. — Так вот, до меня дошли слухи, что Олни собирается везти Нелл в Оукли во время бала, чтобы девчонка припугнула муженька моей племянницы, пообещав опозорить его перед гостями. Я решил сам посмотреть, как пойдут дела, и приехал на бал, правда, поздновато: в тот день наемный экипаж было не достать, все расхватали гости. К моему прибытию гости разъехались, но я решил, что так оно даже и лучше, — если Олни удалось с помощью девчонки чего-то добиться, то все будет ясно и без гостей. Чтобы осмотреться, я пошел к амбарам, где висел фонарь. Любопытство привело меня в конюшню, и там, в пустом стойле, я увидел Нелл — девчонка была еще жива, но из раны текла кровь. Ей было больно, но, сдается мне, если бы тогда привести к ней доктора, он бы поставил ее на ноги. Там же был и ребенок Нелл.

Вначале я решил, что Олни пырнул ее ножом, который валялся рядом, но Нелл сказала, что это какой-то чужак, которого она увидела, пробравшись в спальню к Бирмингему. Он пытался вскрыть шкатулку, стоявшую на письменном столе, но, заметив Нелл, схватил ее за горло и, приставив нож, велел молчать. На улице прошел дождь, и вор, не желая марать свои нарядные туфли, натянул башмаки Бирмингема.

— Но почему он не убил Нелл прямо там, в спальне? Тогда не пришлось бы никуда тащиться под дождем.

— Видно, он побоялся, что преступление обнаружат раньше, чем гости разъедутся. Зачем ему весь этот шум, шериф и прочая суматоха? — терпеливо пояснил Фрай.

Густав кивнул и жестом дал знак продолжить рассказ.

— Этот человек притащил Нелл в конюшню и ударил ножом в живот. Он собирался нанести еще удар, но тут из соседнего стойла выскочил Олни. Убийца помчался за ним, но Нелл решила, что Хайду удалось убежать, потому что она слышала стук копыт. Потом тот господин, что пытался ее убить, вернулся в конюшню, но Нелл притворилась мертвой, и он, решив, что дело сделано, пошел прочь. Узнав все это, я начал шевелить мозгами. Если бы Нелл нашли, она повторила бы свой рассказ — и тогда плакала моя тысяча баксов. Девчонка завизжала, когда поняла, что у меня на уме, да только ей это не помогло. И все же я не успел ее умертвить до конца: снаружи показался свет, и я нырнул в соседнее стойло. Тут же в конюшню вошел сам Бирмингем, и бедняга Нелл начала что-то бормотать о том, как сильно его любит, как сожалеет, что лгала людям, будто он зачал ее ребенка. Очень скоро на пороге конюшни появилась и моя племянница. Судя по всему, она сразу решила, что ее муженек разделался с девчонкой, и бросилась бежать так, будто ей юбки подожгли.

— Послушай, Фрай, — холодно заметил Фридрих, выслушав рассказ старого Купера, — если ты думаешь, что теперь между Рейлин и Бирмингемом все кончено, так знай, что я застал их вдвоем в доме, когда решил нанести фрау Бирмингем визит вежливости. Все твои труды яйца выеденного не стоят, и денег тебе не видать как своих ушей.

— То, что моя племянница опять воспылала страстью к своему муженьку, сейчас уже не важно. Нелл больше нет, и никто не сможет свидетельствовать в пользу Бирмингема.

— Итак, ты хочешь получить плату за убийство? — процедил Густав, не скрывая своей злобы.

— Ту самую обещанную тысячу баксов. В противном случае я пойду к шерифу и скажу ему, что Нелл убил незнакомец, которого видел Олни.

Густава терзали сомнения. С одной стороны, ему уже пришлось отдать десять тысяч за то, чтобы Бирмингема арестовали, и, пожалей он еще одну тысячу, все пойдет прахом. С другой стороны, Купер спокойно мог шантажировать его и дальше, приходя, по мере того как будут кончаться деньги, за очередной порцией в уплату за молчание. Оставалось надеяться, что Бирмингема повесят достаточно скоро и признания Фрая утратят актуальность. За обладание Рейлин — сокровищем, ни на йоту не утратившим для Фридриха своей привлекательности, — надо было платить.