— Доброе утро, миссис Брюстер…

— Тельма. Прошу, зовите меня по имени, мистер Ив! — перебила гостья, пытаясь одновременно строить глазки и кокетливо смеяться.

Фаррел упорно молчал, но вдову нисколько не обескураживало явное нежелание хозяина ателье фамильярничать. Ей и в голову не приходило, что ее внимание может быть в тягость молодому кутюрье, и объясняла все лишь его забывчивостью, вполне извинительной при такой занятости. Случайно взгляд ее упал на даму, сидевшую за столом в конце коридора, и Тельма вскрикнула от удивления. Весть о гибели Нелл давно облетела город, и миссис Брюстер, разумеется, слышала о том, что Джеффри Бирмингем, возможно, является отцом ребенка несчастной. Если это правда, то Бирмингем мог расправиться с бедной девушкой, чтобы заставить ее замолчать навеки. Кто-то даже говорил, что хозяин Оукли арестован. С одной стороны, миссис Брюстер могла порадоваться за Рейлин, ибо теперь своими собственными глазами видела, что та жива и здорова; с другой стороны, тот факт, что встреча произошла в салоне мистера Ива, на которого, судя по всему, Рейлин теперь работала, наводил на размышления.

Выставив вперед внушительных размеров бюст, миссис Брюстер решительно направилась к Рейлин, дабы успокоить ее, если она нуждалась в поддержке, и сказать, что мир не так уж плох и настоящие преступники, чьи имена она не решалась произнести вслух, будут наказаны. Также она готова была подтвердить, что согласна кому угодно помочь в беде, а бедная малютка Рейлин, конечно же, больше других нуждается в помощи.

— Несчастное дитя, что вы делаете здесь в столь ранний час? — выпалила миссис Брюстер и, не давая Рейлин времени ответить, продолжила скороговоркой: — С вами все в порядке? Вы думаете, что вам следовало переехать сюда? Простите мне мою откровенность, но вы несколько бледны. Разумеется, я понимаю, что у вас есть причины так поступать, учитывая то, что недавно произошло в Оукли и тот факт, что чуть ли не каждый здесь считает мистера Джеффри виновным…

Фаррел понял, что срочно должен прийти Рейлин на помощь, и поспешил вмешаться:

— Миссис Брюстер, не следует верить всему, что говорят. Миссис Бирмингем великодушно согласилась разработать для меня несколько новых фасонов и в настоящее время занята именно этим. А если она выглядит несколько бледной, то, возможно, это оттого, что… — Фаррел, посмотрев на Рейлин, слегка замялся. И все-таки он надеялся, что она сможет простить его, так как никакая другая новость не сможет отвлечь внимание шляпницы от темы виновности или невиновности Джеффри Бирмингема. — Видите ли, она не совсем хорошо себя чувствует последнее время, что неудивительно, учитывая ее деликатное положение и все такое…

— Не хотите ли вы сказать, что… — округлив глаза, прошептала Тельма.

Фаррел мог только догадываться о том, сколько времени потребуется шляпнице, чтобы разнести весть по всему городу.

— Да, миссис Брюстер, именно это я и хотел сказать. Мистер и миссис Бирмингем готовятся стать родителями.

Тельма пришла в сильнейшее возбуждение. Обмахиваясь пухлой ручкой, словно из опасения упасть в обморок от такого потрясающего известия, она пробормотала:

— О, мне этого не пережить. Миссис Бирмингем работает у вас, будучи… Но что подумают люди? Мистер Ив, скажите, что все это сон! Не могу поверить, чтобы такое случилось!

— Мистер Бирмингем сделал мне в самом деле одолжение, ведь он мой друг: миссис Бирмингем весьма талантливая портниха, и он разрешил ей помогать мне какое-то время.

— Но позвольте, — поднеся руку ко лбу, прошептала Тельма, — не вы ли сказали мне, что миссис Бирмингем ждет ребенка? Значит, ее муж об этом знает?

— Вот именно, — довольно сухо подтвердил Фаррел, выпроваживая миссис Брюстер из салона, в то время как шляпница ни на миг не умолкала, убеждая его в том, что он не должен перегружать работой беременную женщину.

Когда дверь за миссис Брюстер закрылась, Фаррел чувствовал себя настолько измотанным, что только чашка крепкого кофе способна была вернуть его к жизни. Его предусмотрительная помощница, тут же смекнув, в чем дело, побежала заваривать ароматный напиток. Подавая Фаррелу кофе, она сочувственно улыбнулась.

— Господи, сохрани меня от этой напасти, — пробормотал Фаррел и тут же осушил чашку до дна, а затем, понизив голос, добавил: — Слышали, что эта ужасная женщина чуть было не сказала Рейлин? Из ее слов получается, что по моему лучшему другу виселица плачет.

— Как бы там ни было, держались вы молодцом, мистер Ив.

Фаррел посмотрел в глаза своей помощницы; в этих теплых карих глубинах он увидел нечто большее, чем просто заботу и сочувствие.

— Спасибо, Элизабет. Вы вернули меня к жизни. А теперь пора и Рейлин помочь.

— Рейлин? — переспросила Элизабет. — Не миссис Бирмингем?

Фаррел коснулся плеча Элизабет, но лишь на мгновение, так, что она не смогла бы с точностью сказать, было ли это на самом деле или ей показалось.

— Между нами тремя, дорогая, мы всегда будем звать друг друга по именам: Рейлин, Элизабет и Фаррел.

— Да, мистер Ив, — чуть улыбнувшись, ответила Элизабет.

— Фаррел, — мягко поправил он ее. — Мы слишком много значения придаем формальностям, Элизабет. Помните, как я метался по крыльцу — ни дать ни взять новоиспеченный встревоженный папаша, — когда вы рожали Джека.

— Я никогда не забуду об этом, — сказала Элизабет, глядя в глаза Фаррела своими загадочными темными глазами. — Жаль, что я так и не смогла отблагодарить вас за все, что вы сделали для меня тогда. Но я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна за то, что в то время вы оказались рядом. Эмори никогда бы не помог мне, будь он жив.

— Эмори был дураком, моя дорогая, и я ненавижу его за то, как он с вами обращался. — Фаррел тут же мысленно укорил себя за излишнюю прямоту. — Простите, мне не следовало этого говорить.

— Не надо просить прощения, Фаррел, — прошептала Элизабет, не решаясь поднять глаза. — Вы всегда были гораздо добрее ко мне, чем Эмори. Он так отчаянно стремился стать богатым и представительным в попытке доказать самому себе, что справляется не хуже вас. Но ему никогда не суждено было стать с вами вровень.

Фаррел не смел дышать. Кажется, именно теперь пришла пора открыть тайну, которую он хранил в себе все эти годы.

— Если он завидовал мне, Элизабет, то я ему отвечал тем же.

— Но почему? Эмори не смог даже добиться приличного дохода от фермы, а у вас было все. Чему, скажите ради Бога, тут было завидовать?

— У него было то, чего я безнадежно желал.

— Но что именно?

— Вы.

— Я?

— Знайте же, я полюбил вас с того самого момента, как увидел впервые, и только потому, что отчаянно стремился быть Эмори хорошим другом, ничего не говорил вам о своих чувствах. Потом вы стали его женой, и предпринимать что-либо было уже поздно.

— Вы никогда ничего не говорили… Даже когда Эмори умер.

— Я не смел сказать, так как думал, что вы меня ненавидите.

— Но я никогда не испытывала к вам ненависти, Фаррел, хотя, наверное, и правда боялась того, что может случиться, если я поддамся слабости. — Элизабет сглотнула подступивший к горлу комок, отчаянно пытаясь взять себя в руки, перед тем как сделать признание. — Видите ли, я полюбила вас задолго до того, как стала женой Эмори.

Теперь настал черед удивиться Фаррелу.

— Но вы умело скрывали свои чувства!

— Как и вы.

Фаррел нежно сжал плечо своей помощницы.

— Не кажется ли вам, что пора Джеку приобрести отца? Я никогда не переставал любить вас.

Элизабет обратила к нему свою лучистую улыбку:

— Вы делаете мне предложение, мистер Ив?

— Да, миссис Далтон. Скажите мне о своем решении. Я готов ждать часы, недели, месяц, наконец, но молю: не заставляйте ждать меня еще год!

— Вы уверены, что хотите стать мне мужем, а Джеку отцом? Фаррел посмотрел ей прямо в глаза, а потом взял ее руки в свои широкие мужские ладони:

— Я давно бы сделал вам предложение, будь у меня хоть малая надежда на то, что оно будет принято.