— В одну из комнат рядом с моими, Питни.
Брови ее отца высоко поднялись от удивления. Она в свое время позаботилась, чтобы сэра Биллингсхэма поселили на другой половине дома, а теперь помещает в своем крыле раба!
Сэр Гэйлорд вышел им навстречу. Взглянув на перевязанную лодыжку кавалера, Траерн заметил:
— Я вижу, вам лучше, сэр Гэйлорд.
— О да, — отвечал тот. — Очень жаль, что я не смог поехать с вами. Я упал с лошади, и проклятое животное ударило меня копытом. Но это быстро пройдет. Я не был уверен, что смогу сражаться. Ведь, как я вижу, произошла схватка? — И он взглянул на раненого. — Стало быть, вы схватили этого Рюарка, — продолжал он. — Он поступил недостойно: бежал, потом похитил вашу дочь! Хорошенькое дело! Я полагаю, вы его повесите?
К счастью, Шанна, занявшаяся вместе с доктором Рюарком, не слышала этих слов. А Траерн уклончиво ответил:
— Посмотрим, что можно сделать для спасения господина Рюарка, прежде чем его повесить.
Когда сэр Гэйлорд увидел, что Питни понес Рюарка в сторону апартаментов Шанны, он не смог скрыть своего неодобрения.
— Вы находите достаточно разумным, сэр, поселить этого предателя рядом с вашей дочерью? Дама должна проявлять осторожность. Не стоит ли напомнить ей об опасностях, о которых она сама, по-видимому, не подозревает?
Слегка усмехнувшись, Траерн возразил:
— Считаю разумным ни в чем сейчас не отказывать дочери. И прошу вас не злоупотреблять моим гостеприимством, ставя под сомнение порядочность Шанны.
Питни направил Берту и Эргюс в указанную Шанной комнату. Когда туда внесли Рюарка, постель была уже готова.
В комнате закипела бурная деятельность. Вместе с Питни вошел доктор, посторонившийся, правда, чтобы пропустить первой Шанну. Почти сразу же к ним присоединились и Траерн с Гэйлордом, которые остановились у двери, наблюдая оттуда за происходившим. Шанна не отходила от уложенного в постель Рюарка. С него сняли холщовую рубаху и чулки. Доктор распорядился поставить ближе к кровати столик с хирургическими инструментами и лекарствами. Эргюс с тревогой взглянула на свою хозяйку, которая стала протирать влажной салфеткой лицо и грудь больного. Его бриджи разрезали до самого верха, и, когда герр Шауманн снял повязку, горничная увидела гноившуюся рану с запекшейся по краям кровью. Она выбежала, зажав рот рукой. Шанна удивилась: Эргюс всегда казалась ей храброй и мало на что реагирующей женщиной.
— Ох уж эти женщины! — проворчал доктор. Он раздраженно указал на грязные бриджи Рюарка, почерневшие от пороха и сохранявшие его едкий запах. — Если это не обременит вас, девушка, я попросил бы снять с него эти штаны.
Берта была шокирована таким предложением, но Шанна без колебаний принялась за дело, рассчитывая своим коротким кинжалом распороть шов на бриджах. Но едва отогнула ткань у колена, как Питни, отведя в сторону ее руку, вынул свой широкий нож, разрезал штанину до пояса и освободил другую ногу Рюарка. Берта прикрыла лицо дрожавшей рукой. Она покраснела и старалась смотреть только на Шанну.
— Пойдемте отсюда, дитя мое. Вам здесь не место. Пусть этим занимаются мужчины.
— Да, мадам Бошан, — подхватил, набивая себе цену, Гэйлорд. — Позвольте мне проводить вас. Здесь, разумеется, не место для дамы.
— О, не будьте ослом! — возразила Шанна. — Я нужна здесь.
Челюсть у Гэйлорда отвисла, он попятился и наткнулся на Траерна, интуиция которого подсказывала, что следует оставить дочь в покое. Берта же не могла оправиться от смущения: из-под полуопущенных век она видела, как Питни бросил на пол распоротые бриджи.
Заметив ее смущение, Шанна положила руку на ее пухлое плечо и ласково проговорила:
— Полно, Берта, я за… я же была замужем! — Шанна слегка побледнела, понимая, что едва не сказала лишнее, и продолжала уже более осторожно: — Я знаю, как устроено мужское тело, и пожалуйста, не мешай мне помогать Рюарку.
Шанна подняла высоко над кроватью масляную лампу, когда доктор снова стал исследовать рану. Под ногу теперь подложили подушку, и работать доктору стало удобнее. Он извлек из раны еще несколько осколков величиной с монету. Рюарк застонал и пошевелился. Он все еще был в глубоком обмороке, но реагировал на боль. Шанне казалось, что она чувствует его страдания. Ее не оставляла мысль об отце, о том, что он, должно быть, догадался о ее чувствах. Но сейчас она была полностью сосредоточена на одном Рюарке. Герр Шауманн очистил рану, наложил сильнодействующие мази и бальзамы и забинтовал ногу.
— Это все, что в моей власти, — вздохнул он. — Но если заражение пойдет дальше, ногу придется ампутировать. Ничего другого сделать будет нельзя. Рана уже сильно инфицирована. Об этом говорит ее пурпурный оттенок, а также распространяющаяся вокруг краснота. Не иначе, как придется сделать ему кровопускание. — И он стал готовиться к тому, чтобы пустить Рюарку кровь.
— Нет! — воскликнул Питни. — Он и так потерял много крови. На моих глазах многие умерли от чрезмерного кровопускания.
Немец отступил в благородном гневе, но придержал язык, когда Траерн поддержал Питни.
— Кровь пускать не будем. На моих глазах при схожих обстоятельствах умерло дорогое мне существо. Думаю, что ослаблять его еще больше не следует.
Доктор, сжав побелевшие губы, уложил свои скальпели в саквояж и запер его.
— В таком случае, мне здесь делать больше нечего, — резко заявил он. — Если понадоблюсь, меня можно будет найти в деревне.
Шанна сменила холодный компресс на лбу Рюарка. Его губы шевельнулись, и голова заметалась по подушке. Шанну внезапно пронзил страх, Что, если он начнет бредить или звать ее по имени, говорить о вещах, о которых следовало бы молчать? Она быстро выпроводила всех за дверь.
— Уходите, пожалуйста, — распорядилась она. — Дадим ему поспать. Нужно беречь его силы. Я посижу с ним некоторое время.
Питни и Траерн вышли в холл, а Гэйлорд задержался в дверях. Вынув кружевной носовой платок, он втянул в каждую ноздрю по понюшке табаку, вернулся в комнату и быстро осмотрелся.
— Это прекрасно, мадам, все, что вы делаете после стольких неприятностей, причиненных вам этим Рюарком.
Шанна раздраженно пожала плечами и еще раз попыталась выпроводить его за дверь.
— Представляю, что вы должны были испытать, находясь в руках пиратов. — Последовала еще одна понюшка табаку и изящная манипуляция носовым платком вокруг носа. — Однако уверяю вас, мадам, что мое предложение о браке остается в силе. И по правде говоря, мне хотелось бы как можно скорее назначить день свадьбы, чтобы положить конец слухам о вашем похищении и позоре, которые неминуемо расползутся по острову. Кроме того, вы, очевидно, знаете, что на острове есть женщина, которая может быть нам полезной на тот случай, если вы несете в себе доказательства совершенного над вами насилия. — Шанна не верила своим ушам. Гэйлорд же продолжал: — Я ничего не скажу моей семье об этой истории. Довольно и того, что будет нелегко объяснить им происхождение нашего наследства.
Шанной овладела ярость.
— Это очень мило с вашей стороны, сэр, но какими бы ни были последствия моего… гм-м… приключения, — проговорила она с язвительной усмешкой, — я сделаю все для их естественного завершения.
Сэр Гэйлорд, продолжая демонстрировать свое великодушие, стряхнул с манжеты пылинку.
— Как бы то ни было, мы поженимся, моя дорогая, до того как распространятся слухи о вашем бесчестье. К тому же, если вы и в самом деле беременны, я признаю себя отцом ребенка.
Шанна подняла руку и дрожащим пальцем указала на дверь.
— Во-о-он! — воскликнула она.
— О, естественно, дорогая. Вас можно понять. Вы взволнованы. Поговорим об этом позднее.
Кавалеру пришлось поторопиться, чтобы не получить захлопнутой за ним дверью по спине. Стон Рюарка заставил Шанну забыть о своем гневе. Она подбежала к изголовью кровати. При слабом освещении лицо Рюарка, казалось темно-красным. Голова по-прежнему лихорадочно металась по подушке. Шанна с тревогой пощупала его все такой же горячий лоб. Она проклинала свое образование. Ее научили делать реверансы, вести себя достойно в аристократическом обществе, сочинять стихи, шить, но не привили никаких практических навыков Она совершенно не разбиралась ни в бальзамах, ни в лекарствах, не умела ухаживать ни за больными, ни за ранеными. Ей приходилось полагаться лишь на здравый смысл. Когда жар у Рюарка был особенно сильным, она обмывала ему лицо холодной водой. Когда он начинал шевелиться, она говорила ему ласковые слова и гладила лоб. Когда у него появлялись признаки сознания, кормила его бульоном из ложки. Ничего другого она делать просто не умела. «Это же все не то, что нужно, — думала она. — О Боже, не дай ему умереть!»