— Пелье не был джентльменом, — проговорила Шанна, отпивая чай.
— Верно замечено, любовь моя, — согласился Рюарк. — Ни богатство, ни имя не делают человека джентльменом. Возьмем, например, вашего отца. Это достойный человек, хотя и сын повешенного. Он честен, богат и могуществен. Разве можно считать его менее благородным, чем лорды и герцоги?
— Разумеется, нет.
— Что касается вас, любовь моя, то у вас, внучки висельника, вид великой герцогини. Допустим, что я богат, что моя семья благородного рода, — полюбили бы вы меня? Были бы счастливы подарить мне детей?
Она с горячностью отвечала:
— К чему пустые предположения? Это не так. Зачем мечтать о том, что было бы, если бы…
— Стало быть, нужно думать, что вы признали бы меня своим мужем, если бы я был богат и знатен. Ведь для вас необходимы именно эти качества.
Шанна почувствовала неловкость.
— Вы все слишком упрощаете, Рюарк. Но я полагаю, что при этих условиях… да, я действительно могла бы вас принять.
— Вы рассуждаете, как настоящий сноб, Шанна.
Он говорил с ней ласково, показывая в улыбке свои белые зубы. И, тем не менее, ей казалось, что он насмехается над ней. Уязвленная, она едва не подавилась чаем.
— Одевайтесь, мадам, — посоветовал ей Рюарк, решив, в свою очередь, немного подкрепиться.
Шанна встала, надела принесенную Рюарком блузку и вчерашнюю расшитую юбку, но на этот раз не подогнув подола. Она туго затянула корсаж. Потом сунула ноги в сандалии, тесемки которых завязала крестом на лодыжках. Ее появление в общей зале произвело фурор. Рюарк счел необходимым поскорее увести ее от слишком настойчивых взглядов. Он взял Шанну за руку и, делая вид, что спешит, бросил ей на ходу:
— Поторапливайтесь! У меня есть дела поважнее, чем ждать, пока вы раскачаетесь.
Эта фраза развеселила Гаррипена.
— Вот это парень! Он умеет командовать женщинами не только в постели!
В зале снова раздался смех, но Шанна с Рюарком уже выходили на улицу.
— Они что, только и думают об утехах любви? — спросила Шанна.
— В постели они занимаются не любовью, — поспешил поправить ее Рюарк. — Это им незнакомо. Им достаточно простого удовлетворения потребности. Любой из них подобен быку. Любовь — это то, что связывает мужчину и женщину, выбравших друг друга и неразлучных до самой смерти.
— Очень странно, что это говорите именно вы, Рюарк, — холодно заметила Шанна.
— Это вы, а не я, не можете прийти к окончательному решению, — возразил он.
— А я еще не нашла того, кого ищу, — задумчиво проговорила Шанна.
— Я говорю это, потому что так чувствую, потому что нашел то, что всю жизнь искал: — Слова Рюарка прозвучали с необыкновенной силой. — Позвольте напомнить вам, мадам, нравится вам это или нет, но вы уже нашли меня.
Она сделала вид, что не услышала его слов.
— Отец торопит меня с замужеством. Он хочет иметь внуков. И я не могу отнять у него эту надежду.
— Проклятие! Шанна, уж не думаете ли вы, что это я выбрал вас?
Пораженная жестокостью его тона, Шанна посмотрела на Рюарка. Его лицо было обращено к простиравшемуся до горизонта морю, он продолжал:
— Кем вы себя мните? Богиней с Олимпа, воздвигнувшей себе такой пьедестал, что мужчины не могли приблизиться к вам иначе, как глядя снизу вверх? Величественной, прекрасной и чистой Шанной, ожидавшей, когда к ней воспылает страстью идеальный рыцарь? Берегитесь, любовь моя. Такой во всех отношениях совершенный человек вполне может пожелать найти себе не менее совершенную жену.
Рюарк, нахмурившись, замолчал. Шанна смотрела на него в смущении, не видя причины для такого выпада с его стороны.
— Дело не в этом, — проговорила она. — Я просто храню себя для того, кто станет моим избранником. С Божьей помощью я найду его.
— Вы слишком высокого мнения о себе, Шанна. Вы всегда находите причину для того, чтобы отвергать преклоняющихся перед вами мужчин. Но что вы сами можете им дать? Невинность? Непохоже. Нежность покорной жены? Нет. Одну лишь царственность величественной Шанны. Как простую награду, как приз, доставшийся победителю в соревновании. Вы всегда были крепостью, которую можно взять лишь долгой осадой, — вслух отвечал Рюарк на свой же вопрос, — но стоит ли игра свеч? Какую ценность вы представляли бы как жена? Настоящий мужчина ищет в жене нежность и очарование, которые украсили бы его жизнь. Но чем вы обогатили мою? По вашей воле меня отдали в рабство пиратам, а ваш отец считает меня не только беглым рабом, но и разбойником и, по всей вероятности, назначил хорошую цену за мою голову. Когда его люди схватят меня, мне не избежать веревки. И все из-за вас, моя любимая жена.
Шанна встретила слова Рюарка с холодным безразличием, небрежно заметив:
— Вы хотите сказать, что, несмотря на это, все еще любите меня?
Рюарк не отрывал глаз от моря.
— Мадам, это мое последнее признание женщине в любви.
Он обернулся, надеясь увидеть реакцию Шанны на свои слова, но она удалялась от него с высоко поднятой головой, размеренным шагом. Ему захотелось догнать ее, схватить в объятия, сказать, как он желает ее, но он не пошевелился, надеясь на то, что размышления в одиночестве пойдут ей на пользу и многое прояснят в их взаимоотношениях.
Шанна пересекла пляж и пошла вдоль воды. Рюарк следил за ней с некоторым беспокойством с высокого берега. Поймет ли она его, наконец, или же окончательно оттолкнет?
И дом, и городок остались далеко позади, а Шанна все шла и шла. Он ничем не мог помочь ей в решении этого вопроса. Она на миг оглянулась на Рюарка и пошла дальше, подняв подол юбки и засунув его край за пояс, как делают рыбачки, и повесив через плечо сброшенные с ног сандалии. Она шлепала по пенистым волнам слабого прибоя, отбрасывая попадавшиеся ей под ноги ракушки и камешки.
С неспокойной душой Рюарк не спускал с нее глаз. И отвел их только тогда, когда услышал за собой чей-то крик и увидел Гаррипена с несколькими пиратами из команды, подгребавшими на баркасе к «Гончей». Гаррипен с одним из них перешел на борт шхуны, подчалив баркас под корму. Люди в баркасе подхватили конец, брошенный с палубы Гаррипеном, закрепили и стали усиленно выгребать, поворачивая шхуну кормой к причалу. Гаррипен выкрикнул команду «вперед», его помощник выбил стопор кабестана[15] и стал выбирать якорь, наматывая разблокированную цепь. Теперь дюжина пиратов в баркасе налегли на весла, и «Гончая» стала медленно втягиваться к слипу[16], по мере того как выбирали цепь. Когда судно приблизилось к причалу, баркас отвернул в сторону, предоставив «Гончей» по инерции дойти до стенки. Мягко коснувшись свай, шхуна остановилась, развернулась бортом к стенке, и Гаррипен бросил на причал петлю, которую Рюарк быстро набросил на кнехт[17]. Потом он пошел по пирсу к носу шхуны и принял другую петлю от пирата, работавшего на баке.
Гаррипен позвал Рюарка на палубу. Тот взглянул на Шанну. Она стояла, прикрыв рукой глаза от солнца и наблюдая за маневром судна, но, встретившись взглядом с Рюарком, снова зашагала вдоль берега. Убедившись, что Шанна не так далеко, и в случае опасности он успеет прийти к ней на помощь, Рюарк перепрыгнул через борт и, оказавшись на палубе, подошел к Гаррипену, пристально глядевшему вслед удалявшейся фигуре Шанны.
— Завидую я тебе, приятель, как подумаю об этой девушке, — грубо проговорил англичанин. — Даже на таком расстоянии и то становится щекотно пониже живота.
Рюарк нахмурился, но отведал беззаботно:
— Далеко не уйдет, — что вполне соответствовало истине. — Но хватит о ней, Гаррипен. Что вам нужно на моем корабле?
— Ну да, разумеется, это твой корабль, как и все принадлежавшее Робби. Мы… мы… решили… Поскольку это самое большое из наших судов, мы подумали, что стоило бы погрузить на него кое-что из наших вещей и продовольствие на случай появления Траерна с его флотом. Мы просто не хотим оказаться в ловушке.