Сердце ее забилось у самого горла. Она не может встретиться с Рюарком. Не здесь! Не сейчас! Не при отце!

— Мне очень жаль, папа, но я себя плохо чувствую. Прошу вас, поедем домой, — умоляла она.

Траерн посмотрел на дочь.

— Хорошо. Поговорю с ним позднее.

Он приказал черному кучеру, Мэддоку, повернуть назад. Успокоенная, Шанна закрыла глаза, а когда открыла их вновь, она встретила взгляд отца и увидела слабую улыбку на его губах.

— Не значит ли это, Шанна, что вы беременны? — спросил он.

— О нет! — с живостью отозвалась она. — Не думаю… Я хочу сказать… все это было так мимолетно, так коротко… Мы едва…

Она замолчала.

— Вы хотите сказать, что точно не знаете? Ведь времени уже прошло достаточно.

— Я… не думаю. — Она прочла разочарование в глазах отца. — Мне очень жаль… — добавила она.

За всю обратную дорогу они не обмолвились больше ни словом. У двери их встретила Берта. Она обвела обоих загадочным взглядом и остановила его на Шанне. Посчитав, что вопросов с нее на сегодня хватит, Шанна прошмыгнула мимо нее и быстро поднялась к себе. Она бросилась на постель и уставилась на верхушки деревьев, которые были видны в полуоткрытые окна, которые пропускали свежий послеобеденный ветерок, колыхавший края шелкового покрывала. С веранды тянуло сладким ароматом цветущей виноградной лозы.

Спустя некоторое время в дверь постучала Берта. Она объявила, что обед подан. Шанна отказалась под тем предлогом, что ей нездоровится. С наступлением вечера Берта снова появилась под дверью. На этот раз отделаться от нее не удалось — Шанна открыла дверь. Войдя, наконец, в комнату, старая экономка подвинула к постели столик с подносом, где под крышкой стояли тарелка с мясом и большой стакан холодного молока — Вам станет лучше, если поедите, Шанна… Принести чего-нибудь еще?

И пробормотав себе под нос что-то по поводу «этой непутевой молодежи», наконец вышла.

Шанна едва притронулась к мясу и выпила несколько глотков молока. Чувствуя крайнюю усталость, она натянула короткую ночную рубашку и улеглась на шелковые простыни. Она засыпала, когда из самой глубины ее сознания всплыло воспоминание о ладонях, охватывавших и сжимавших ее груди, о губах, горячих и сладких, ласкавших их, о поцелуях, что жгли ее рот и шею, о сильных руках, прижимавших ее к плотному телу… она снова ощутила тот первый огненный натиск, а потом…

Она проснулась, вздрогнув от наполнившего ее страха, и медленно опустилась на подушку, поняв, что она в комнате одна. По стенам мелькали знакомые тени, но ей казалось, что ничем не заполнить образовавшейся в ней пустоты. Она притянула к себе подушку и зарылась в нее. Перед тем как крепко уснуть, она снова с невероятной ясностью почувствовала под своими пальцами тугие мускулы мужской спины.

Наступившее утро не принесло ответа на ее вопросы. Подушка оставалась подушкой, однако крепкий сон сделал чудо: Шанна почувствовала себя бодрой, встала, приняла ванну и надела лилово-розовое платье, которое Эргюс крепко зашнуровала на ее талии.

Квадратное декольте слегка приоткрывало ее грудь. Она посмотрелась в зеркало и рассеянно погладила волосы. Потом лукаво улыбнулась, вспоминая слова Рюарка. Она недостаточно женственна! Так ли это? И в чем это проявляется? Имел ли он в виду ее тело, ее походку или же ее ум?.. Ладно. Шанна покинула свои апартаменты и направилась к отцу.

Орлан Траерн вставал с рассветом, но чаще всего завтракал в обществе дочери. Он любил эти минуты, хотя они успевали обменяться всего лишь несколькими фразами. Спускаясь по лестнице, Шанна услышала в столовой голоса. В этот час сквайр нередко принимал кого-нибудь, обычно по неотложным делам. Повинуясь какому-то смутному предчувствию, девушка осторожно приблизилась к столовой. Но вот появилась Берта.

— Гут морген, Шанна! — воскликнула экономка. — Вы сегодня чувствуете себя лучше?

За открытой дверью прозвучал голос отца:

— А! Вот и моя дочь.

Послышался шум отодвигаемого стула, и в дверном проеме показалась фигура Траерна. Взяв Шанну за руку, он ввел ее в комнату, защищенную от солнца белыми шторами на окнах, свободно пропускавшими воздух.

— Дитя мое, мне необходимо побеседовать с этим человеком, — проговорил сквайр.

Шанна замерла в оцепенении, когда увидела, о ком идет речь. Лицо ее залилось краской, губы приоткрылись от удивления, Траерн посмотрел на нее и нахмурился. Он очень тихо прошептал ей:

— Ну да, это мой раб. Но я не считаю для себя унизительным пригласить его разделить с нами трапезу. Будьте же любезной хозяйкой дома и улыбнитесь нашему гостю. — Подталкивая ее локтем, он продолжал уже громче: — Шанна, это господин Рюарк. Джон Рюарк — человек образованный и умный. Я хотел бы задать ему несколько вопросов.

Джон Рюарк встал. Янтарные глаза улыбнулись ей и пробежали по ее фигуре, пока Траерн отдавал какие-то распоряжения Берте. Почувствовав себя словно, раздетой под взглядом Рюарка, Шанна снова покраснела. Она пробормотала какую-то банальную любезность и с негодованием взглянула на его короткие штаны, хотя и чистые, но, тем не менее, совершенно неуместные в данном случае. Слава Богу, на нем была хоть рубаха. Коротко подстриженные волосы вились на висках, подчеркивая тонкость черт его лица. Шанна была вынуждена признать, что он не выглядел страдающим от своего положения рабом. Все в нем дышало здоровьем и чарующим жизнелюбием. Он был еще прекраснее, чем в день их бракосочетания.

— Я очарован, мадам, — тепло проговорил Рюарк.

Шанна нахмурилась.

— Вы сказали — Джон Рюарк? Я знала Рюарка в Англии. Разорившиеся дворяне, правда, убийцы и разбойники. Отвратительные канальи. Вы не из их рода, сэр?

Говорила она мягким голосом, не скрывавшим, однако, ее презрения. Рюарк встретил ее слова веселой улыбкой, Траерн же метнул на нее предостерегающий взгляд.

— Простите меня, господин Рюарк. Я не привыкла к общению с рабами.

— Шанна! — Голос ее отца был тихим, но в нем чувствовалось недовольство.

Изобразив на лице раскаяние, она скользнула на свое место за столом и, не обращая внимания на Рюарка, повернулась к прислуживавшему им невысокому пожилому седовласому негру. Шанна наделила его самой обворожительной улыбкой.

— Доброе утро, Милан, — приветливо проговорила она. — Кажется, погода обещает нам еще один прекрасный день.

— О да, мэм, — отвечал тот. — Прекрасный и солнечный, как вы сами, мисс Шанна. Что вам подать? Я припас для вас неплохую дыню.

— Это будет кстати.

Когда он поставил перед ней чашку чаю и отошел к серванту, Шанна осмелилась поднять глаза на Рюарка и снова встретила его насмешливый взгляд. Она пила чай, вслушиваясь в уверенные ответы Рюарка. Порой он брался за перо и делал заметки. Он совсем не выглядел рабом, а скорее знающим себе цену равноправным собеседником. Склонившись над стопкой эскизов, он объяснял действие каких-то машин. Вслушиваясь в его слова, Шанна не испытывала никаких отрицательных эмоций, кроме разве что скуки. Она понимала, что он умен, находчив и остроумен, как и ее отец, и разбирается в работах на плантациях. Когда Милан наливал им чай, Шанна прервала Рюарка:

— Господин Рюарк, какова была ваша профессия до того, как вы стали рабом? Может быть, вы были надсмотрщиком? Ведь вы из колоний, не так ли? Чем вы занимались в Англии?

— Я занимался лошадьми… и еще кое-чем другим, мадам, — непринужденно отвечал он. — Я долго работал с лошадьми.

Шанна слегка нахмурилась, задумавшись над его словами.

— Так, значит, это вы лечили моего жеребца Аттилу? — Неудивительно, что Аттила его не испугался. — А как вы его лечили? Вы хотите сказать, что дрессировали лошадей? И как оказались в Англии?

Рюарк пожал плечами:

— Я занимался верховыми лошадьми, мадам. И сначала отправился в Шотландию с целью выведения лучших пород.

Шанна не унималась:

— Значит, ваш хозяин считал, что вы можете отличить чистокровную лошадь от обычной?

— Разумеется, мадам.

Зрачки его глаз вспыхнули золотом. Ее злая ирония не осталась незамеченной.