— Переоденьтесь, а я принесу воды.
Шимейн дождалась, когда Гейдж взял с умывальника кувшин, вышел из дома и закрыл за собой дверь. Расстегнув лиф и нижнюю кофточку, Шимейн спустила их с плеч и стиснула зубы, отрывая ткань от раны. Она бросила опасливый взгляд через плечо, убеждаясь, что Гейдж еще во дворе, и спустила платье до пояса, а затем набросила рубашку, застегнула ее и закатала рукава. В ожидании хозяина она нашла в кладовой старую простыню и принялась рвать ее на бинты.
Гейдж вернулся с тазом и слегка подогрел воду. Потом поднял рубашку на боку Шимейн, и она, вспыхнув, отвернулась. Смочив лоскут, Гейдж осторожно обмыл рану, определяя, насколько она серьезна. Он с облегчением убедился, что кость действительно не задета. Царапина была глубокой и сильно кровоточила, но жизни Шимейн ничто не угрожало — кроме опасности, что рана воспалится. Но воспаление Гейдж надеялся предотвратить с помощью дурно пахнущей целебной мази.
— Рана неопасна, — объявил он, — но чтобы остановить кровь, придется наложить тугую повязку.
Шимейн указала на приготовленные ею и аккуратно свернутые полоски ткани, стараясь не подать виду, насколько ее волнуют прикосновения Гейджа.
— Этого хватит?
— Вполне. Поднимите рубашку и держите ее, — велел Гейдж. — Под рубашкой вслепую наложить повязку невозможно.
Гейдж ушел за зловонной мазью, а Шимейн успела подобрать полы рубашки и завязала их узлом под грудью, оставив талию обнаженной. Это зрелище изумило Гейджа — мягкая материя обрисовала грудь, талия Шимейн казалась неправдоподобно-тонкой, и хотя Гейдж мог пересчитать все ее ребра, шелковистая кожа возбуждала его так, как в ту ночь, когда на Шимейн напала змея. Если не считать раны на боку, кожа Шимейн была безупречна.
— На память о Поттсе у вас останется шрам, — предупредил Гейдж, присев на табурет и открывая горшочек с мазью. — Но не беспокойтесь, он будет почти незаметен, как только сойдет краснота.
— Снова хотите намазать меня этим снадобьем? — Шимейн с отвращением сморщила нос. — Омерзительно пахнет.
— Зато рана быстрее затянется и не воспалится, — возразил Гейдж, усмехаясь при виде гримаски на лице Шимейн. В эту минуту она походила на капризного ребенка. — Я предпочитаю не рисковать таким ценным имуществом, как вы. Я дорожу вами, Шимейн О'Хирн, и не хочу вас потерять. Вряд ли удастся найти вторую столь же прекрасную и одаренную служанку.
— Вы говорите так только потому, что не хотите обижать меня, — буркнула Шимейн и ахнула, когда Гейдж вновь прикоснулся влажной тканью к ране. Внезапно ощутив головокружение и тошноту, она пошатнулась.
Гейдж обнял ее: прикосновение к слегка прикрытой тканью груди воспламенило его, и он замер, не осмеливаясь шевельнуть ни единым мускулом, чтобы Шимейн не бросилась бежать, как после поцелуя.
— Что с вами? — хрипло спросил он.
Слабо покачав головой, девушка приникла к нему. Прошло немало времени, прежде чем слабость отступила и Шимейн попыталась выпрямиться.
— Простите, не знаю, почему мне вдруг стало плохо, — смущенно прошептала Шимейн и робко взглянула на Гейджа. Его лицо было совсем рядом. Как ей хотелось поцеловать его. Странная мысль, да еще в столь неподходящую минуту!
С притворной невозмутимостью Гейдж заявил:
— После того как я перевяжу рану, вам надо лечь в постель.
— А как же стирка? А ужин? А Эндрю? Он скоро проснется.
— В мастерской обойдутся и без меня, — успокоил Гейдж. — А я побуду здесь в вашем распоряжении.
Шимейн приподняла тонкую бровь и насмешливо улыбнулась, вглядываясь в его глаза.
— Значит, намерены взяться за работу служанки, сэр? Неужели она вам не претит? Ведь мне следует быть в вашем распоряжении.
Карие глаза Гейджа тепло заискрились.
— И вы согласны бежать по первому моему зову, Шимейн О'Хирн?
— Конечно, сэр! — кивнула она. — Вы купили меня, я должна вам повиноваться.
— А если бы вы были свободны, Шимейн? — допытывался Гейдж. — И тогда поступили бы так же?
Шимейн с удовольствием ощущала на лице его горячее дыхание, но упорно смотрела в сторону, чтобы не поддаться искушению.
— Свободной я стану только через семь лет.
— Через семь лет… — Гейдж вздохнул, лаская ее взглядом. — Это слишком долгий срок для мужчины и женщины, живущих под одной крышей — если они не супруги и не родственники.
Шимейн с любопытством уставилась на Гейджа, ничего не понимая. Если он решил добиться ее благосклонности, то выбрал крайне неудачное время.
— Мистер Торнтон, если мы будем терять время, я истеку кровью, — сухо напомнила она. Пристальный взгляд Гейджа волновал ее: она так и не сумела забыть его страстный поцелуй и собственную слабость. В последнее время ее ложе стало орудием пытки — каждую ночь она подолгу ворочалась, борясь со всепоглощающим желанием. Она кивнула на горшочек с мазью, стоящий на табурете. — Надеюсь, вы передумали насчет этого зловонного зелья. Достаточно того, что вы…
— Нет, не достаточно, — перебил Гейдж, щедро зачерпнув из горшочка мази, и принялся втирать ее в рану. Взяв бинт, он наложил тугую повязку. — Утром я поменяю ее.
— Несомненно, добавив еще этой омерзительной мази, — проворчала Шимейн.
— Если уж она вам так противна, я лишь слегка смажу рану. — Обнимать Шимейн, обматывая ее тело бинтом, оказалось весьма приятно, и Гейдж был разочарован, быстро справившись с этим делом.
— Поттс поклялся убить нас, — пробормотала Шимейн, постепенно привыкая к крепкой повязке. — Ваш выстрел он счел оскорблением и теперь будет подстерегать нас, чтобы застать врасплох. После драки с солдатами он вряд ли настроен прощать своих врагов.
— Будем надеяться, что в следующий раз мне повезет и его визиты прекратятся навсегда, — мрачно отозвался Гейдж. — Теперь я понимаю, почему вы так опасались этого человека. Очевидно, он всерьез вознамерился отомстить вам. Мы с вами возобновим уроки стрельбы, как только затянется рана.
— До этого еще далеко… — приуныла Шимейн, понимая, что не осмелится отойти от дома, пока не узнает о смерти или исчезновении Поттса.
Гейдж уже знал, что надо делать: матрос не оставил ему выбора.
— Если Поттс по-прежнему в Ньюпорт-Ньюсе, я найду его, и если он не прислушается к моим предостережениям, придется его убить.
— Морриса знает, где он. Судя по тому, что Поттс шатается вокруг таверны, он не изменился и по-прежнему выполняет ее приказы. Наверняка Морриса велела ему приехать сюда и убить меня. Она давно грозила мне смертью.
— Чем вы ей так насолили?
Шимейн задумалась, нахмурив лоб. На этот вопрос она давно искала ответа.
— Точно не знаю, мистер Торнтон — правда, я свела на нет ее попытки повелевать другими каторжницами, призвав Энни и остальных дать ей отпор. Но вряд ли мой отказ пресмыкаться перед ней стал веской причиной желать мне смерти.
— Может, она завидует вам?
— Верно! Она рассчитывала, что вы купите ее, — охотно признала Шимейн, подавив гримасу боли. — Поклялась разделаться со мной, если я покину корабль вместе с вами.
— Морриса считает себя красавицей и потому уверена, что все мужчины должны увиваться вокруг нее. Появление соперницы привело ее в ярость.
— Мне кажется, есть и другая причина, но какая именно, не могу определить. Это всего лишь подозрение, однако оно не давало мне покоя с тех пор, как Морриса появилась на борту «Гордости Лондона»…
— Почему?
— Морриса не знала меня в лицо до того, как попала в одну камеру со мной на корабле. В Ньюгейте мы не встречались. Зайдя в камеру, она спросила, кто из нас Шимейн О'Хирн. Я промолчала, а остальные женщины сделали вид, что впервые слышат это имя. Обозвав меня болотной жабой, Морриса прекратила расспросы. В тот же день мы с ней чуть не подрались: она потребовала отдать еду, которая причиталась мне — бросилась на меня с ножом, а я выплеснула ей в лицо грязную воду из ведра. Пришедший боцман назвал меня по имени. Судя по усмешке Моррисы, она уже выяснила, что я и есть Шимейн О'Хирн. С тех пор она всеми силами старалась настроить против меня Гертруду Фитч и Джейкоба Поттса.
