— Пойдемте лучше в дом. — Она поежилась, внезапно почувствовав ночную прохладу. — Я замерзла.

Гейдж легко спрыгнул на землю, снимая сюртук. Шимейн повернулась на сиденье, готовясь спуститься, но Гейдж жестом остановил ее и взял с ее колен деревянную цаплю. Поставив девушку на землю, он набросил ей на плечи сюртук и повел к дому. В коридоре Гейдж зажег пару свечей, и Шимейн снова стала любоваться деревянной фигуркой.

— Мне надо распрячь жеребца, — объяснил Гейдж и подошел ближе, не в силах отказать себе в удовольствии вдохнуть сладкий запах Шимейн.

— У него есть имя? — спросила она и зевнула, прикрывая рукой рот.

Гейдж усмехнулся, снял с ее плеч сюртук и положил на высокий табурет.

— Да, его зовут Раньше.

— Раньше? — озадаченно переспросила Шимейн. — Странное имя.

— Он довез нас до города раньше, чем это сделала бы кобыла.

— А как же зовут кобылу? — сонно улыбнулась Шимейн.

— Позже.

— Значит, Раньше и Позже?

Гейдж кивнул.

— Хорошо еще, что имя своему сыну вы выбирали иначе.

— Виктория ни за что не позволила бы мне мудрить с его именем.

— Будь я вашей женой, я бы тоже не позволила, — ответила Шимейн, подавив еще один зевок.

— Об этом мы поговорим, когда вы родите нашего первенца, — озорно блеснул глазами Гейдж.

Чувствуя, как улетучиваются остатки сонливости, Шимейн вскинула голову и изумленно уставилась на Гейджа. Он смеется над ней? Шимейн решила не тратить времени на расспросы — благоразумнее ретироваться.

Под пристальным взглядом Гейджа она метнулась к лестнице.

— Трусиха!

Шимейн застыла, поставив ногу на нижнюю ступеньку и медленно оглянулась.

— Вы назвали меня трусихой, сэр?

— Вот именно. — Гейдж скрестил руки на груди, глядя на нее в упор.

— Почему? Я, кажется, ничем не заслужила такого оскорбления.

Гейдж слегка пожал плечами.

— Вы предположили самое худшее, Шимейн, но не стали расспрашивать, а бросились к лестнице, словно ошпаренная.

— По-моему, было бы неразумно выяснять, что вы имели в виду, сэр. В конце концов, мы с вами остались в доме вдвоем, я — ваша служанка… — вспыхнула Шимейн.

— А я — вдовец, — подхватил Гейдж, — и давно не имел дела с женщинами.

Румянец Шимейн стал еще гуще — она вспомнила слова Гейджа о городских дамах, которые имели на него виды. Переведя взгляд на деревянную цаплю, она неловко выговорила:

— Вы уже признались, что вас влечет ко мне, сэр. Что же изменилось сейчас, когда мы наедине?

— Я же сказал — ни к чему не стану принуждать вас силой, — мягко напомнил ей Гейдж.

Шимейн испытующее вглядывалась в его лицо.

— Но у меня есть одно желание, — прошептал Гейдж. Шимейн затаила дыхание, ожидая продолжения.

— Такой чудесный вечер я хотел бы завершить поцелуем…

— Поцелуем? — изумленно переспросила Шимейн, чувствуя знакомый трепет и лихорадочное биение сердца. Будет ли реальный поцелуй таким же восхитительным, как воображаемый?

Гейдж медленно направился к ней, словно подкрадываясь к пугливой голубке.

— Надеюсь, мое желание выполнимо?

Боясь, что голос выдаст ее нарастающее возбуждение, Шимейн кивнула.

— Вы не боитесь?

— Нет, — пробормотала она, успокаивая себя, пока Гейдж подходил все ближе. Подняв голову, Шимейн застыла в ожидании.

Гейдж улыбнулся. Девушка охотно согласилась выполнить его просьбу, пожалуй, надо предупредить ее…

— Это будет не простой поцелуй, а настоящий, поцелуй мужчины и женщины.

Слова, словно молния, поразили Шимейн.

— Понимаю, мистер Торнтон, — коротко кивнула она.

Внезапно он обнял ее и прижал к себе. Задохнувшись, Шимейн широко раскрыла глаза, ощущая всем телом его мускулистый торс. В следующий миг его рот обжег губы Шимейн. Его пыл ошеломил ее и усилил возбуждение — Шимейн казалось, что она вот-вот лишится чувств. Губы Гейджа, настойчивые и ищущие, опаляли ее, подобно факелу, вызывали вспышки неукротимого желания. Соски Шимейн болезненно набухли, и она знала, что, если Гейдж прикоснется к ним, она вскрикнет от острого наслаждения. Его настойчивость лишала ее силы — словно раскаленная лава растекалась по ее телу. Неожиданно Шимейн обнаружила, что отвечает на поцелуй, прижимается к Гейджу, обвивает обеими руками его шею. Искушение поддаться его желаниям было слишком велико. Теперь, почувствовав ее ответный поцелуй, он, несомненно, поддастся вожделению, претендуя на все, что она может дать. Но что будет дальше? Кем она станет — игрушкой, которая вскоре надоест ему и будет выброшена за ненадобностью?

Шимейн вспыхнула. Гейдж сказал, что не станет принуждать ее. Значит, она вправе положить конец этому безумию!

Уперевшись ладонями в грудь Гейджа, Шимейн оттолкнула его, поспешно отступила и ошеломленно уставилась на Гейджа, дрожащей рукой трогая губы. Даже сейчас она изнывала от неумолимого желания поддаться искушению. Однако все же сумела сообразить, что, отдавшись Гейджу, исполнит зловещие предсказания городских сплетниц. А ведь она поклялась, что не доставит сплетницам удовольствия видеть, как растет ее живот!

Развернувшись, Шимейн взлетела по лестнице, прихватив стоящий на нижней ступеньке подсвечник. От резкого движения пламя чуть не погасло. Девушка понимала, что, пробыв хотя бы еще одну минуту рядом с Гейджем Торнтоном, не выдержит и пустит его в свою постель.

Дожидаясь, когда Шимейн поднимется к себе, Гейдж запрокинул голову и уставился на пляшущие по потолку тени, постепенно овладевая собой. Вожделение целиком захватило его, больше всего на свете он желал подняться по лестнице и лечь в постель вместе с Шимейн — только так он избавится от мучительной боли, гнездящейся в глубине тела. Но он не мог так поступить! Не мог и не хотел! От Шимейн О'Хирн ему была нужна не просто одна ночь страсти.

С тяжелым вздохом он вышел на веранду. Надо выкупаться — охладить пылающий мозг и тело.

Шимейн застыла возле кровати, прислушиваясь к шагам Гейджа. Она прижала ладонь к груди, надеясь приглушить режущую боль. Она задыхалась, словно после бега, но только убежала от мужчины, которому мечтала отдаться.

В попытке успокоить нервную дрожь Шимейн несколько раз глубоко вздохнула и начала раздеваться, даже не задернув холщовые занавески над балюстрадой. Торопливо сбрасывая одежду, она ходила по комнате; затем достала из комода ночную рубашку, но не надела ее и не легла в постель. Теплый отблеск свечи ласкал ее нагое тело. Шимейн оглядела себя, словно видела впервые. Считает ли Гейдж ее стройной? Шимейн перевела взгляд на свои груди, вспоминая, как он смотрел на них перед поездкой в город, затем потерла соски ладонями, пытаясь представить, что почувствовала бы, дотронься до ее груди Гейдж. Всего несколько минут назад ее соски наливались мучительной и сладкой болью, но теперь блаженное ощущение исчезло, осталось только безудержное желание вновь почувствовать его прикосновения, насладиться ими. Но Гейдж ушел…

Испустив прерывистый вздох, Шимейн натянула через голову ночную рубашку и расправила ее. Ей не спалось; комната, которой она так радовалась, казалась чужой. Внимательно прислушавшись, Шимейн поняла, что Гейдж еще не вернулся: скорее всего распрягает жеребца и, видимо, покончит с этим делом нескоро. Шимейн не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они расстались: ей показалось — вечность. Если бы Гейдж только знал, как она сгорает от страсти, он забыл бы о делах и вернулся!

Отчаянно нуждаясь в умиротворяющей ночной прохладе, Шимейн опасливо спустилась вниз. В доме было темно и пусто — единственная свеча горела в заднем коридоре. В углах притаились тени, свеча выхватывала из темноты лишь крохотный кружок света, но Шимейн помнила все препятствия, отделяющие ее от входной двери.

Крытую веранду обдувал ветер. Шимейн облокотилась на перила и загляделась на усыпанное капельками звезд ночное небо. Сверчки и древесные лягушки наполняли округу разнообразными звуками, на дереве у пруда гулко ухала сова. На земле под деревьями лежали рассеянные пятна лунного света.