И Булгарин действительно боготворит Грибоедова (как тут не вспомнить героя романа, принявшего раз и навсегда Рудольфа Дижу): «Познав Грибоедова, я прилепился к нему душою, был совершенно счастлив его дружбою… и осиротел навеки!»

А чего стоит его дружба с Кондратием Рылеевым?! Он общался с ним постоянно, учил его польскому языку, помогал переводить, публиковался в его альманахе «Полярная звезда». Причем публиковался совершенно бесплатно! В ночь с 13 на 14 декабря 1825 года он пришел на петербургскую квартиру Рылеева, где шло заседание штаба будущего восстания, но Рылеев остановил его на пороге, вручил портфель с бумагами и отправил домой со словами:

– Ты должен жить.

Так Булгарин не стал декабристом, но сохранил архив казненного друга. И даже пытался помочь сосланным декабристам. Но…

Но как только выясняется, что власть смотрит на его действия неодобрительно, что его имя фигурирует на допросах и в показаниях, арестовываются его сотрудники и друзья, – сразу же включаются естественные защитные механизмы (как постоянно включаются они у героя романа, который хотел выжить при любых условиях). Даже не умом, а чем-то более глубинным Булгарин понимает: судьба опять подставляет ему подножку. И главной задачей становится – уцелеть.

А уцелеть очень сложно. Против него начинают играть его национальность и приверженность всему родному, неудачные обстоятельства юности, приведшие к службе Наполеону, дружба с оппозиционно настроенными литераторами. Мало того, А.Ф. Воейков рассылает анонимные подметные письма с обвинениями Греча и Булгарина в причастности к заговору.

Фаддею Венедиктовичу уже 36 лет, и он не может позволить себе снова оказаться среди проигравших. Но архив Рылеева властям так и не отдает. По требованию полиции дает описание своего друга В.К. Кюхельбекера, объясняя сей поступок: «А разве присяга не обязывает нас к этому?»

Кульминация наступает 9 мая 1826 года, когда петербургский генерал-губернатор П.В. Голенищев-Кутузов получил рапорт дежурного генерала Главного штаба А.Н. Потапова. Тот извещал, что «государь император высочайше повелеть соизволил, чтоб ваше превосходительство имели под строгим присмотром находящегося здесь отставного французской службы капитана Булгарина».

Через несколько месяцев Николай I учредит Третье отделение. И Булгарин решит сотрудничать с государством. То есть с охранкой.

Булгарин выступает экспертом в вопросах культуры, пишет «обзоры» по проблемам Польши и Прибалтики. Он считал, что литература должна исправлять нравы и помогать управлять населением. Многие записки Булгарина носят непредвзятый и даже защитительный характер.

Не удержусь, расскажу об отношениях Адама Мицкевича и Фаддея Булгарина. Именно Булгарин делает первый перевод «Трех Будрысов» Мицкевича. И именно этим переводом воспользуется как подстрочником Пушкин, так люто ненавидевший «Фиглярина». Именно Булгарин содействует выходу поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод», а когда ссыльный Мицкевич приедет в Петербург, именно он даст торжественный обед в его честь. За помощь Мицкевичу именно на Булгарина напишет донос сенатор Новосильцев (а защитник несправедливо обиженных Пушкин – в стороне), но Булгарин не только сумеет оправдаться, но и добьется для Мицкевича разрешения выехать за границу.

Поверьте, особых выгод от сотрудничества с Третьим отделением Булгарин так и не получит. А за то, что устроит разгром роману Загоскина «Юрий Милославский», даже угодит в 1830 году на гауптвахту. Более того, император велит передать литератору, «что он этого Булгарину не забудет». Искал писатель в сотрудничестве с властями покоя, а нашел только беспокойство…

Антон Дельвиг пытался вызвать Булгарина на дуэль, но Фаддей Венедиктович с презрением кадрового офицера ответит на вызов: «Передайте барону, что я на своем веку видел более крови, нежели он чернил».

А потом началось бесславие. Прежние почитатели постепенно старели, и мнение их теряло вес.

Свои мемуары и последний роман Фаддей Булгарин так и не закончил. Разбитый параличом, почти забытый всеми, он скончался в имении Карлово под Дерптом (г. Тарту) 13 сентября 1859 года.

Когда-то в своей книжице «Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в двадцать девятом веке» он заставил самого себя уснуть и проснуться в далеком будущем. Не знаю, как там насчет двадцать девятого века, но в двадцать первом, кажется, Фаддей Булгарин начинает вновь пробуждаться…

О. Гофман