Караул тяжеловооруженных пехотинцев во главе с молодцеватым капралом при виде кареты Альдора, украшенной государственным гербом, поспешил отдать честь, лихо завернув головы и вытянув руки по швам. Железная поступь солдат долгим эхом отдавалась в каменной мостовой и узких проулках. Странные люди в серых сутанах и плотно надвинутых на голову капюшонах спешили укрыться в темных подворотнях. Кое-где дворники, чувствуя приближение рассвета, принялись за свои метлы и лопаты, спеша к утру привести улицы в надлежащий вид. Особо усердные лавочники и трактирщики уже открывали свои заведения в стремлении заработать золотые на ранних клиентах. В заведениях же, работающих по ночам, наоборот, торопились избавиться от засидевшихся посетителей, нередко за руки, а то и за ноги вынося их проветриться на холодок.
Уже несколько месяцев, как Альдор, приближенный ко двору, жил в столице, но ощущение декоративности здешней жизни не проходило. Все происходящее в Аране казалось ему одним большим кукольным театром, а все эти придворные людишки марионетками в какой-то неведомой игре Его Святейшества. Иногда Альдор думал, что и он сам не более чем тряпичная кукла в руках Конаха. Хотя теперь он и занимал важный пост в иерархии престола, это не только не доставляло ему радости, а напротив, в течение всех этих месяцев держало его в состоянии постоянной напряженности и непрерывной тревоги.
«Что ж годы берут свое, и мы становимся другими: глупыми, бессильными, больными», – давал он волю невеселым мыслям, с большим сожалением вспоминая о той вольнице, которая была предоставлена ему в Монтании. Монтания вспоминалась как идиллическая страна, почти райский уголок, премилое, спокойное королевство, где жизнь текла ровно и спокойно на протяжении десятков лет. Годы, проведенные в Монтании, были самыми лучшими в его жизни. С ранних лет поступил он на службу Верховному Жрецу. Начинал с самого низа, преодолевал ступеньку за ступенькой, пока не достиг всех мыслимых вершин служения. Дальнейший подъем был не доступен, и это его особенно беспокоило. Новая должность множила завистников и недоброжелатей, любого доноса, обвинения в измене и посягательстве на Священный престол теперь было достаточно, чтобы расправиться с Главным Наместником. Ему было очень хорошо известно, какие нравы царили на самой верхушке пирамиды власти, и поэтому он с таким сожалением вспоминал о прежней жизни в Монтании. Лишь теперь он понял, за что ненавидит короля Роланда: не за отступничество, не за бунт, не за гордость, а зато, что разрушил эту его спокойную, безмятежную и размеренную жизнь.
Кроме того, в столице Священного престола на него вновь нахлынул давнишний страх, который на время был позабыт в Монтании. Страх перед Конахом. Альдор был искусным магом, он был посвященным третьей, последней ступени. Эта ступень была настолько высока, что все, вместе взятые, Великие Маги были ничтожнее мышей перед ним. Но чем выше он поднимался по ступеням овладения магическим знанием, тем таинственнее и непостижимее представлялось ему искусство Великого Жреца. Конах, казалось Альдору, был всесилен, а магия со всеми ее законами и тайными знаниями придумана самим Верховный Жрецом. И это особенно пугало Главного Наместника.
Возможность лично лицезреть Верховного Жреца представлялась нечасто. Альдор со времени своего прибытия в столицу виделся с Конахом всего два раза. Первый, когда, прибыв после усмирения бунта в Монтании, докладывал о результатах операции, второй, когда был представлен на должность Главного Наместника Священного престола. Связь всегда осуществлялась через Алтарь. В резиденции каждого мало-мальски значимого чиновника империи была оборудована особая комната с Алтарем магической силы, чтобы он мог ощущать присутствие своего единственного бога и повелителя Конаха и общаться с ним. Альдор в этом смысле, конечно же, не составлял исключения. Что побудило властителя прибегнуть к личной встрече, составляло тревожащую тайну. Только одно мог с уверенностью предполагать Альдор: вряд ли Его Святейшество приготовил ему приятный сюрприз, ради приятных сюрпризов не поднимают среди ночи. Речь могла идти либо о наказании, либо о поручении какого-то сверхответственного и срочного дела. И то, и другое нарушало привычное течение жизни и было способно в немалой степени ее усложнить.
«Все, пора уходить на покой», – думал Альдор, даже под теплым одеялом ощущая пробирающийся туда противный нервный холодок. Ему, старому человеку, уже давно пора отправляться на покой. Свою жизнь он прожил честно и всеми силами служил повелителю. Но годы берут свое, приходит пора задуматься об отдыхе и уступить место молодым. Да, именно так он и заявит повелителю, независимо от темы предстоящего разговора. Все, – скажет он, – пора старому верному псу убираться на покой. Быть может, другого удобного случая сказать все это у него и не будет.
Карета Альдора, на дверцах которой был изображен государственный герб Его Святейшества – золотой дракон на фоне объятого пламенем солнца, подкатила к воротам дворца. Караульные гвардейцы, закованные в вороненую сталь с золотыми гербами на груди и высокими белыми перьями на шлемах, звонко отсалютовали алебардами господину Главному Наместнику. Тяжелые железные ворота с затейливым рисунком распахнулись, и Альдор ступил на широкую лестницу из белого мрамора, застланную красной ковровой дорожкой. Парадный вход был ярко освещен факелами, стоявшими в подставках вдоль стен. Два дракона, вознесшиеся над пьедесталами, украшали лестницу парадного входа. Поднявшись по ней, Альдор очутился в большом зале, ярко освещенном многочисленными светильниками, но которые все же были не в силах развеять мрак по куполом, выложенным прозрачной цветной мозаикой Каждый раз Альдора, когда он бывал во дворце, неприятно поражало разительное отличие, которое существовало между парадными комнатами для приемов и внутренними помещениями резиденции Его Святейшества. Насколько торжественными и праздничными были залы для приемов, настолько мрачными, пугающими и аскетичными выглядели внутренние покои Его Святейшества.
К Альдору приблизился один из разнаряженных придворных бездельников и пригласил следовать за собой. Наместник, испытывающий презрение ко всей этой придворной камарилье, так и не мог вспомнить, какую в точности должность занимает этот человек. Они быстро прошли по длинной анфиладе комнат, затем придворный кивнул на одну из винтовых лестниц, спускающихся вниз, и велел Альдору дальше следовать одному. Это было не очень-то хорошим предзнаменованием.
Здесь в подвалах находилось то, что старались не афишировать. Конах называл это сердцем Священного престола. Только люди, лично отобранные Его Святейшеством, допускались сюда. Альдор за все время своего служения так и не удостоился этой чести, и по правде сказать, не слишком страдал от этого. Контраст с верхними парадными этажами был разительным, и это понимал каждый, кто начинал спускаться по лестнице, сложенной из грубоотесанных каменных блоков. Перила этой крутой лестницы казались дородному Альдору слишком хлипкими и ненадежными, поэтому он старался держаться поближе к обнаженной кладке замшелых от времени кирпичей. С треском горели факелы, укрепленные в металлических держателях, выхватывая из мрака участки закопченных стен.
На площадке нижнего этажа его уже поджидали. Начальник личной охраны Его Святейшества генерал Трип в сопровождении четырех гвардейцев подошел к Главному Наместнику, вежливо поздоровался и предложил следовать за ним. Они прошли по длинному коридору, несколько раз повернули направо-налево так, что Альдор, до этого не бывавший в подземельях замка, вконец запутался. Толстые каменные стены и массивные решетчатые двери с постами охраны за каждой из них производили угнетающее впечатление. За рядами решеток, мимо которых они шли, скрывались небольшие изолированные помещения. Не требовалось обладать аналитическим умом, чтобы понять: они находятся в подземной тюрьме Его Святейшества. Камеры этого этажа были пусты, но, проходя мимо лестничных маршей, Альдор слышал доносящийся снизу лязг цепей, нетерпеливую ругань охраны, душераздирающие вопли и стоны.
