Щелкнул магазин, вставая на свое место, рука рванула затвор…

Трошина поразила тишина. Молчали пистолеты Михаила и Петра. Не свистели больше над головой пули. Он осторожно приподнялся над краем снежного бруствера — никого стоящего или двигающегося. Только лежащие и сливающиеся со снегом тела в белых комбинезонах.

— Целы? — Саша не оборачивался. Боялся увидеть изрешеченные трупы товарищей. И не важно, что Лигова вряд ли можно считать человеком, что с частным детективом он знаком лишь шапочно, а Одинцова впервые увидел буквально час назад. Сейчас они все были почти друзьями и уж по-любому — соратниками по оружию. Последнее связывает гораздо теснее, чем просто дружба.

Он вдруг с пронзительной ясностью ощутил, что здесь, сейчас — все по-настоящему. Это не безопасная драка на Арене, когда смерть товарища превращается лишь в повод для шутки или строгого изучения допущенных ошибок, когда размазанный по стене друг будет буквально через несколько часов угощать тебя пивом, посмеиваясь над собственным невезением. Тут все иначе. И рана породит не фантомную, а вполне реальную боль, и кровь — не заложенная в матрицу имитация, а самая настоящая, горячая, живая — и с каждой ее каплей уходит жизнь — навсегда, без возврата.

— Целы? — громче повторил он, надеясь услышать ответ. Отчаянно надеясь.

— Относительно… — раздался голос слева, где лежал в снегу Петр. — Все в этом мире относительно. На кой хрен я в это влез, спрашивается? Сидел бы сейчас в конторе, пил бы кофе и слушал отчет про какую-нибудь дуру, наставляющую рога своему благоверному. Относительно такого варианта — я очень даже не цел. Даже сказал бы, что мне хреново. С другой стороны, как говаривал великий Плевако, — а ведь могло быть и хуже.

— Мишка, ты как?

— Нормально… Патроны почти кончились. Там у этого твоего… в сумке — ничего не осталось?

— Не-а, пусто…

— Дерьмо! Ну, хлопцы, че делать будем? Может, на прорыв? Скоро совсем стемнеет.

— Эй, там, наверху! — Голос, донесшийся из леса, прозвучал в вечернем воздухе резко, заставив всех вздрогнуть. — Живы?

— Борька, ты, что ли? — Саша даже не шевельнулся, чтобы не подставиться под выстрел. Кто их знает, этих клонов, на что они способны. Вполне возможно, сымити-ровать голос Бориса им — плевое дело.

— А то кто ж? Давайте делаем ноги отсюда. Не ровен час менты припрутся или к этим уродам пополнение прибудет.

Саша на мгновение задумался, затем крикнул:

— Эй, ты… А где мы с тобой последний раз по душам базарили, помнишь?

— Проверяешь… — донесся снизу насмешливый голос. — Эт правильно. Узнаю предусмотрительного командира… В «Черном шаре», сразу после ванной. Ну что, ответ засчитан, кэп?

— После ванной… — послышалось хмыканье Петра. — Интересные вещи я о тебе, Трошин, узнаю. Пра-а-ативный…

— Заткнись, — шепотом попросил Трошин и громко потребовал:

— А ну выйди на свет.

— Я выйду, кэп, но ты ж меня все равно не разглядишь.

Из-за дерева выступила фигура. Да, сверху различить черты лица было невозможно, однако Саше это и не требовалось. Главное он увидел: фигура не принадлежала клону. Здоровенный, массивный — это, конечно, был Борис.

— У нас раненые, двое… Нет, трое.

— А, понял. Иду… Со мной Женька и Лика. Лика контролирует периметр, мы поднимаемся.

Фигура двинулась вверх, и рука Александра дернулась к спусковому крючку автомата — в руках у приближающегося человека была знакомая уже винтовка. Тот, видимо, в последний момент понял, что делает что-то не так, поскольку воткнул винтовку прикладом в снег и двинулся дальше с пустыми руками.

Спустя несколько секунд над снежным бруствером показалась голова Бориса. Трошин облегченно вздохнул и опустил автомат.

— Ну… здорово, ребята. Смотрю — окопались вы знатно! — проговорил Борис.

— Какими судьбами?

— Потом расскажу. Сейчас надо уматывать отсюда. Я вообще не понимаю: тут стрельба, гранаты рвутся — и до сих пор ментов нет. Даже скучно как-то без них. Хотя они любят приезжать на подобные встречи с легким опозданием. Как в той шутке — тише едешь, дольше будешь. В смысле для здоровья полезно.

Не переставая говорить, он склонился над лежавшим без движения Одинцовым:

— Хреново… Кровищи-то… Живой?

— Да, с ним все нормально. Борька, этот вон, рядом лежит — он из Ассамблеи. Тоже цел, но в отключке. У вас машина есть?

— Есть, — сообщил появившийся на холме Евгений. — Но мы все в нее не поместимся. На трассе ваша телега стоит и еще джип.

— Джип наш. — Петр скрипнул зубами от боли.

Пока Мишка бинтовал ему плечо — как в кино: оторванной от рубахи полосой, — Борис легко взвалил на спину Лигова и потащил к лесу. Евгений примерился было к Одинцову, но потом решил, что лучше нести его вдвоем, и бросил вопросительный взгляд на капитана. Тот кивнул, закинул автомат за спину, и они, подняв тело, двинулись по рыхлому снегу к шоссе.

— В общем, мы ехали в город, — рассказывал Борис двумя часами позже, когда сборная бригада оказалась в относительной безопасности. — Смотрим — посреди шоссе торчит контейнеровоз, рядом две тачки, трупы… Я, собственно, не подумал бы, что это вы, но трупики очень уж знакомые. Мы таких достаточно повидали. Ну, решили подключиться. Минут десять наблюдали, как эти козлы между кустами ползали. Ясно дело, штурмовать ваш бастион они не собирались — думаю, еще одну команду ждали. Маловато их было — для штурма-то. Ну, мы с Малым разделились, а Лику оставили неподалеку от машин, чтобы ситуацию контролировала и, если что, сигнал подала.

На столе стояли несколько бутылок пива, кое-какой харч и горячий чайник. В кружках дымился кофе. Трошин с удовлетворением отметил, что пива немного — никто не собирается напиваться, все понимают: дело еще не закончено. По сути, оно едва только начато.

Дача, на которой они окопались, принадлежала одному из приятелей Бориса. Приятель часто выезжал в длительные— на месяц и более — командировки и ничуть не возражал, если в его отсутствие в доме бывали друзья. Само собой, друзья бессовестно его доверием пользовались — особенно когда хотели отметить какое-нибудь событие без семей.