Наконец Леночка, заходя в лифт, сложила пальчики колечком — мол, все о'кей. Саша тут же вздохнул, изобразил обиженное лицо и сунул пакет под нос менеджеру. Там лежали три фотоаппарата и кепка. Мило улыбнувшись остолбеневшей охране, Саша двинулся к лифту, уже не сгибаясь под «тяжестью» груза, спиной чувствуя взгляды, направленные на него, как сквозь прорезь прицела.

Вообще говоря, после этого цирка Саша ожидал репрессий. Однако, по-видимому, юмор ситуации был оценен по достоинству, что вызывало определенное уважение. Во всяком случае, до самого отъезда никто из охраны больше не интересовался содержимым пакетов и сумок, регулярно заносимых русскими туристами на территорию отеля. Возможно, секьюрити просто не хотелось оказаться выставленными на посмешище еще раз. В конце концов, ну их к бесу (или к кому должен посылать правоверный египтянин?) — этих русских вместе с их пивом.

Наташа вернулась из поездки по магазинам, нагруженная пакетами с деликатесами. Намечался праздник — годовщина свадьбы. Стае оставался на хозяйстве готовить мясо — Наташа искренне считала, что по-настоящему хорошо мясо может приготовить только мужчина. Стае не возражал, поскольку альтернативой часовому стоянию у плиты было мотание по супермаркетам, чего он на дух не выносил.

Отбивные весело шкворчали на сковороде, наполняя квартиру аппетитным запахом. Наташа увлеченно разгружала покупки, а затем принялась сервировать столик на двоих. Конечно, можно было бы пойти в ресторан, но оба они предпочитали домашнюю кухню, тихий семейный уют.

— Ты не знаешь, почему сегодня Игната не было на работе? — послышался из комнаты голос жены.

— Не имею ни малейшего представления. Может, отгул взял? Все равно, пока капитана нет, ничего серьезного не предвидится.

— Штерн ничего не сказал?

— Я его не видел.

В отсутствие капитана Стае исполнял обязанности старшего в Команде. Нельзя сказать, чтобы обязанности эти были обременительными, особенно в периоды, когда не намечалось проведение очередной Арены. Определить для каждого объем тренировок — вот и все. При этом присутствие на работе Штерна было совершенно необязательным, хотя он, как правило, находился в офисе постоянно.

— Женька собирается отпуск взять. Пока капитана нет… — вспомнил почему-то Стае.

— Да, они с Борисом на охоту решили махнуть, на неделю. И надо людям зимой по лесу шастать? Не понимаю я таких развлечений.

— Это Борькина идея. Как начнет расписывать особенности национальной охоты… Таша, я почти закончил. Можно подавать.

— Мне нужна еще минуточка, дорогой.

Стае скинул передник и вышел в зал. Перед диваном стоял маленький столик, комната была погружена в полумрак, разгоняемый светом шести свечей в двух витиеватых подсвечниках. Он поставил тарелки на столик и, услышав за спиной шаги, обернулся.

В дверях появилась Наташа в длинном темно-красном вечернем платье, на высоченных шпильках. Волосы ее были аккуратно уложены, а макияж явно являлся плодом длительных усилий. Когда только успела? Она выглядела потрясающе, и Стае, как и всегда в такие моменты, испытал бесконечную нежность к жене и одновременно бесконечную гордость оттого, что такая женщина — с ним.

— Ты бесподобна… — прошептал он.

— Все для тебя, — улыбнулась она в ответ.

Хлопнула пробка. Искрящаяся в свете колеблющегося пламени жидкость полилась в бокалы. Отменное шампанское, французское, настоящее, — оно как нельзя лучше подходило к этому моменту.

— За нас. — Она слегка прикоснулась краем своего бокала к бокалу мужа — на мгновение в воздухе повис мелодичный звон.

— За нас.

В прихожей пронзительно тренькнул звонок. Стае скривился:

— Кого черти несут? Надо же, как не вовремя. Может, не открывать?

— Ну как можно? — вздохнула Наташа, ставя бокал на стол. — Пойду посмотрю.

Стае, развалившись на диване, ждал возвращения жены. Было слышно, как открылась дверь, затем что-то щелкнуло… Выключатель?

И тут из прихожей раздался совсем другой звук. Стае знал — так на пол падает что-то тяжелое. Он бросился на шум, не замечая, как опрокидывается столик, как летят на пушистое ковровое покрытие тарелки и свечи, как разлетается на мелкие осколки тонкий хрусталь. Его взгляд уперся во что-то красное, лежащее посреди прихожей, — что-то стройное, изящное… и такое неподвижное. И на красном платье расползалось пятно — темное, еще более темное, чем густой цвет ткани. Казалось, время остановилось — словно фильм вдруг замер на одном-единственном, окрашенном в красный цвет кадре.

Несколько фигур, одетых в черное, скользнули в квартиру, и Стае вышел из ступора. Его захлестнула волна бешенства. Он уже не осознавал, что делает: тело двигалось автоматически, и это было страшно. Мышцы не подчинялись разуму, работая только на смерть. В стремительных движениях воплотилось все, что было накоплено многочасовыми тренировками, — пожалуй, ни на одной Арене он не действовал столь эффективно.

Первые двое, ворвавшиеся в коридор, были убиты на месте — одному рука Стаса пробила грудную клетку, второму, почти одновременно, проломила височную кость. Два тела рухнули на пол, но за ними толпились следующие…

Устилая пол телами, Стае отступал к окну. Он уже начал уставать. Вместе с усталостью вернулось трезвое мышление. Его хотят убить — не скрутить, не вырубить — просто убить. Без затей. И при этом совершенно не считаются с потерями. Живи он не на двенадцатом этаже, скакнул бы сейчас в окно — только его и видели. Но отступать некуда. И он снова атаковал, и еще раз, и еще… Его удары должны были бы быть смертельными, он не жалел противников — наверное, впервые в жизни он не старался победить — он стремился убивать. Как можно больше. Правда, кое-кто из рухнувших на пол тут же поднимался… хотя и не должен был. Времени на размышления о причинах такой живучести у Стаса все равно не оставалось.

Они стреляли — но для стрельбы было слишком тесно. По крайней мере, дважды пули с противным чмоканьем впивались в самих нападавших, но их не убывало, более того, столь «удачные» выстрелы никого, похоже, не волновали. Несколько пуль досталось и Стасу — пока раны были не смертельными, даже не опасными, но он терял кровь, а вместе с ней и силы. Снова и снова он бросался в атаку, хладнокровно стараясь все время находиться в гуще противников, затрудняя прицельную стрельбу. Рукопашный бой нападавшие знали не слишком хорошо, к тому же — как ему казалось — все время били куда-то не туда, будто рассчитывая поразить болевую точку там, где ее отродясь не было. И он пользовался этим, как мог.