— Ну и что, мало ли таких убогих фирмочек?
— Ну, во-первых, — загнул палец Петька, — в приемной там сидит совершенно обалденная цыпочка. Я сам не видел, это мне мальчик сказал. То есть настолько обалденная, что он меня уже третий день долбит — просит за фирмой этой наблюдение установить. Очень уж ему хочется еще раз на ту киску поглазеть. Суть вот в чем: такие киски в пыльных офисах если и сидят, то только за ха-а-арошие бабки. В инвалюте. А откуда бабки? Он, паренек мой, зуб дает: хлам этот у них только для отвода глаз валяется — его разве что любитель антиквариата возьмет.
— А во-вторых?
— Во-вторых, Кобра вышел оттуда довольный. То есть сам посуди: с чего бы ему быть довольным? Значит, забашлял ему хозяин. И, судя по его роже, огреб он неплохо. Кобра ведь Чурикова человек?
— Его, падлы…
— Значит, они эту компашку на крышу развели. Ты мне скажи, друг — торговли ни хрена, дорогие девочки в секретаршах, и бабки за крышу отстегивают, не дрогнув. Дурно пахнет?
— Смердит, — согласно кивнул Михаил, стараясь зевнуть как можно более незаметно.
Измышления приятеля его пока интересовали постоль-ку-поскольку. Петька всегда был перестраховщиком. В сталинские времена такие, как он, раскрывали заговоры 'на пустом месте, а в нынешние годы демократии он на каждом углу видел организованную преступность, причем охотилась мафия лично за ним, Петром. Поэтому, может, и подался в частные сыщики — здесь вероятность получить девять граммов промеж глаз была куда как ниже. Хотя, если сравнивать разъяренную бабу с уркой…
— Так о тож… Короче, поговорил я с ребятами из ОБЭПа, в общем, картина становится все страньше и страньше. Хозяин фирмы — некий Генрих Генрихович Штерн — типа немец, натуральный немец — по паспорту и даже по гражданству. Ничего особо интересного за фирмой не замечено, кроме одного… Налоги платит исправно.
— Еще бы, — хмыкнул Михаил, — немец же. Они ж там все… законопослушные.
Он задумчиво посмотрел на опустевшую кружку, Петька намек понял и наполнил ее снова, щедро плеснув сверху сливок — не каких-нибудь там сухих, из соевой муки сработанных, а самых что ни на есть натуральных.
Вообще, Петька устроился хорошо, и Михаил в который раз это признал. По крайней мере мысленно. Сам же Угрюмов, проработав несколько долгих и нудных лет в МВД, к собственному удивлению, проникся идеей. Не то чтобы искоренение преступности стало смыслом жизни… Но и бросать это дело он считал ниже своего достоинства. Даже ради кресла на колесиках и хорошего кофе. Старые приятели — вроде Петра — его не понимали, считали, что опер блажит, и наперебой предлагали перспективные варианты— частное сыскное, частное охранное, служба безопасности… Пару раз Мишка чуть было не сломался, особенно после того, как познакомился с милой девчушкой, до одури любившей походы по ресторанам. После одного такого похода, когда официант не моргнув глазом получил с Михаила половину оперской зарплаты, мысль о том, что долг — долгом, а финансы — финансами, чуть было не победила. Но, по зрелому размышлению, Михаил пришел к выводу: рестораны — это бесперспективно, а девушка, не желающая понимать, что ее парень после одного посещения злачного места должен месяц сидеть исключительно на макаронах, либо глупа, либо эгоистична. И в том и в другом случае на роль спутницы жизни она не подходит. Поэтому все осталось по-прежнему. Только девушка исчезла.
— Кроме того, — продолжал гнуть свое Петр, — ребята для меня хорошо покопались в архиве…
— Тебе это чего стоило? — зевнул Миша.
— Ерунда, пара флаконов «Гжелки». Так вот, в адрес нашего Штерна и его «Арены» ни разу не поступали грузы. Понимаешь — ни разу!
— Ну и хрен с того, может, просто один из перекупщиков. На Савеловском купил, лоху какому-нибудь впарил… — Михаил не сдавался, очень уж хорошо было просто пить кофе и ни о чем не думать. Но получалось не очень чтобы очень… Мысли, особенно с подачи Петра, прямо-таки как тараканы лезли изо всех щелей.
— И на вырученные копейки посадил в приемной фотомодель с ногами от ушей… Миша, это бред. Ты просто не врубаешься. Но самое интересное впереди… Я тут еще кое с кем поговорил… Знаешь, кто у этого Штерна замом?
— Ну?
— Сашка. Трошин.
Нервы у Михаила были хорошие, поэтому кофе на брюки он пролил всего ничего — пару ложек от силы. Правда, кружка была уже наполовину пуста.
Появление на горизонте Трошина совершенно, можно сказать, радикально меняло дело.
Объявляемое Штерном «Время Ч», как правило, никак не соответствовало понятию «рабочий день». То есть где-то там, на Арене, может, и придерживались графика, но с московским временем он почему-то не совпадал. И Саше приходилось в очередной раз придумывать неубедительную ложь — то о субботнике, неожиданно придуманном шефом (немцем!), то о срочном заказе, который совершенно необходимо сделать в ночь с четверга на пятницу, то еще что-нибудь столь же оригинальное. Варианты типа «бани с друзьями» отпадали напрочь, поскольку вызывали слишком много подозрений.
Вот и сейчас Саша шел домой, с тоской осознавая, что дальше оттягивать неприятный разговор нельзя. Потому что некуда — послезавтра Арена. По-прежнему гадкая погода — мокрый снег с отвратительным подобием дождя — вызывала печаль и желание уехать в теплые страны.
— Уеду, — сам себе пообещал Саша. — Отыграем Арену, возьму Ленку и уеду. Хотя бы на пару недель.
Обещать-то легко, да и сдержать обещание тоже несложно — как правило, Арена редко случалась чаще чем раз в месяц. Штерн все еще не хотел рисковать. Хотя, по его же собственному признанию, он руководил лучшей Командой обитаемого космоса. В его словах, весьма вероятно, была немалая доля преувеличения — до сих пор Трошину и его ребятам не доводилось участвовать в больших турнирах, когда в Спор вступали десятки Команд. Капитан не без оснований предполагал, что и в этот раз Спор ограничится одним туром… максимум двумя.
Но пока надо решить проблему: что врать Ленке? Саша мысленно загибал пальцы: субботник использован в прошлом месяце; день рождения шефа, каковой он непременно желал отметить в офисе… Надо записать, чтобы не забыть. Смешно будет, если в следующем году он перепутает дату. Ленка ни хрена не забывает, с ней такой фокус не пройдет— только появится лишний повод для упреков. О, стоит сказать, что…