Он глубоко вздохнул, энергично встряхнулся, как вылезшая из воды собака, и сделал то, что следовало сделать сразу же, как только за ним захлопнулась дверь мастерской – проверил автоответчик. Прослушав пленку, Слепой невесело улыбнулся и закурил новую сигарету: генерал Потапчук разыскивал его уже почти сутки. Докурив сигарету до конца и выпив чашечку кофе, чтобы частично нейтрализовать действие алкоголя, Сиверов подсел к телефону и набрал номер прямой связи с генералом.

По случаю наступления зимы кафе в парке пустовало. Бармен в бордовом жилете поверх белоснежной рубашки откровенно скучал, перетирая бокалы заученными движениями ловких рук с длинными и нервными, как у пианиста, пальцами. Над стойкой мельтешил цветными пятнами экран телевизора, из скрытых динамиков доносилось задушевное хрипловатое кряканье какого-то исполнителя блатных песен, до коих бармен был большим охотником, восполняя тем самым недостаток острых ощущений. Время было мертвое – начало первого, и бармен никак не мог взять в толк, чего ради он вообще здесь торчит – не лето все-таки, мамы с детишками залегли в спячку до весны, и первые посетители начнут собираться только ближе к вечеру, да и то такие, что лучше бы уж они вообще не приходили. Хотя платили они всегда исправно, пили помногу и щедро давали на чай, бармен вечерних посетителей кафе не любил – все до единого были они людьми опасными, невоспитанными и грубыми, многие таскали с собой ножи, бывшие для них предметом первой необходимости, а самые отмороженные наверняка имели при себе и пушки. Бармен, никогда не страдавший от избытка агрессивности, откровенно побаивался этих людей и старался угождать, как мог – в отличие от молодых мам с детишками и пенсионеров, порой забредавших сюда в поисках стаканчика минеральной воды, эти крутоплечие ребята могли доставить массу неприятностей. Бармен от души плюнул в стакан и энергично растер плевок полотенцем.

В вестибюле мелодично звякнул дверной колокольчик, и бармен удивленно поднял брови: похоже. какая-то молодая мама пробилась-таки сквозь снега и вечную мерзлоту и достигла наконец вожделенного оазиса тепла и сытости, невзирая на трудности и лишения. Появилась надежда крупно заработать: продать чашечку кофе и пирожное. Бармен придал лицу выражение презрительной скуки, способное отпугнуть бешеного носорога и заморозить извергающийся вулкан, и поставил стакан на поднос.

Вошедшие, однако же, на молодых мам походили мало – хотя бы потому, что оба принадлежали к мужскому полу. Лет обоим было что-то около тридцати, одеты вполне прилично, хотя и не роскошно…

Нет, скорее всего, бандитами они тоже не были, тем более, что у одного из них на плече болтался большой и, по всему видно, тяжелый кожаный кофр, в каких фотографы таскают свои аппараты, объективы и прочие причиндалы. Судя по всему, ребята просто заскочили погреться и на скорую руку пропустить по двадцать граммов.

– Привет, служивый, – сказал бармену тот, который был без кофра, выбирая из густой черной волосни, которой до самых глаз заросла его физиономия, мелкие прозрачные льдинки и белозубо улыбаясь. – Организуй-ка нам, пожалуйста, два двойных коньяка, два кофе и пачку сигарет. И смени выражение лица, а то коньяк, чего доброго, прокиснет, Бармен хмыкнул про себя, но перечить не стал – бандит там или не бандит, но разговаривал вошедший как-то уж чересчур уверенно, так что доблестный хранитель барной стойки решил не связываться и нацепил на физиономию маску вежливой готовности – покупатель-всегда-прав-благодарю-вас-чего-изволите.

– Вот, – удовлетворенно сказал бородатый, – это же совсем другое дело!

Он забрал свой заказ и вместе с владельцем кофра разместился за дальним столиком у большого, во всю стену, окна, выходившего в заснеженный парк, прямо под висевшей на стене выцветшей от времени и засиженной мухами табличкой, извещавшей посетителей о том, что в кафе не курят. Оба немедленно закурили и, прихлебывая коньяк, стали что-то горячо обсуждать. Бармен от нечего делать навострил было уши, но бородатый, на полуслове оборвав начатую фразу, обернулся и крикнул:

– Эй, бар-мен, бар-друг, вруби-ка музыку погромче! Очень я этот фольклор уважаю!

Его спутник, репортер «Криминальной хроники»

Дмитрий Зернов, скривился, как от зубной боли, и недовольно сказал:

– Вот уж не думал, что тебе нравится эта кабацко-уголовная муть. От своих подопечных заразился, что ли?

Следователь городской прокуратуры Григорий Бражник, старинный друг и одноклассник Зернова, энергично поскреб ногтями в недрах своей иссиня-черной разбойничьей бороды и весело улыбнулся.

– Между прочим, это было бы вполне логично.

Ты знаешь, что больше всего любит слушать главный прокурор города Москвы?

– Не может быть, – ахнул Зернов.

– Почему? Я же не говорю, что он в метро по карманам лазит. А музыка – это просто хобби, помогающее, к тому же, лучше понять психологию наших, как ты выразился, подопечных.

– Судя по количеству поклонников этой музыки, у вас в подопечных ходит половина населения страны.

– Почему половина? – обиделся Бражник. – Сто процентов, старик, сто процентов! Просто не все они об этом знают. Вот ты, к примеру. Не будем говорить о мокрухах и квартирных кражах…

– Не было меня там, начальник, – приблатненным голосом сказал Зернов и пригубил коньяк.

– А я и не говорю, что был, – кивнул Бражник, – хотя, возможно, и стоило бы это как следует проверить. Но об этом, как я уже сказал, мы говорить не будем. Безбилетный проезд в общественном транспорте и переход улицы в неположенном месте мы тоже пока оставим в стороне…

– Это было, – покаянно повесил голову Дмитрий. – Оформляй явку с повинной.

– Погоди, – отмахнулся Бражник. – Оформлять, так уж все чохом. Как у тебя, к примеру, с незаконными валютными операциями? Только не говори, что никогда не покупал доллары у спекулянтов.

– Не только покупал, но даже и продавал неоднократно, – честно признался Зернов.

– Ну вот. А это тебе не безбилетный проезд… Так оформлять явку с повинной?

– Погоди, погоди.., тпру! Ишь, какой ты быстрый!

Вы что, всех уже пересажали, один я остался?

– То-то же, – рассмеялся Бражник, – страшно?

А ты говоришь – музыка… Музыка эта хороша тем, что, как и любая другая, создает превосходный фон для конфиденциальных разговоров. У тебя ведь, как я понял, ко мне дело?

– А ты как будто не знаешь… Тебе удалось что-нибудь разнюхать?

Бражник вдруг сделался очень серьезным и сделал большой глоток из своего бокала.

– Совет хочешь? – спросил он.

– Если ты без этого не можешь, то давай, – пожал плечами Зернов. – Только ты же знаешь мое правило…

– Знаю, знаю, – немного раздраженно проворчал Бражник. – Все полезные советы надлежит внимательно выслушать и немедленно забыть к чертовой бабушке. Но ты прав: я без этого не могу. По крайней мере, совесть будет чиста.

– Тогда слушаю, – улыбнулся Зернов. Улыбка у него была открытая и обаятельная, даже поставленный немного вкось передний зуб ее ничуть не портил.

– Ты не скалься, – буркнул Бражник. – Баб очаровывай, а у меня вкусы несколько иные. Так вот, совет: не лезь в это дело.

– Это не совет, – поморщился Зернов. – Это транспарант. По газонам не ходить, руками не трогать… Я журналист, понял? Это моя работа.

– Твоя работа – художественно обрабатывать милицейские сводки происшествий, – жестко отрезал Бражник, – а ты разеваешь рот на кусок, которым уже подавились и прокуратура, и ФСБ.., подавились и выплюнули.

– Приятного аппетита, – сказал Зернов, мелкими глотками отпивая кофе. Кофе, как ни странно, оказался отменным, и он отсалютовал бармену чашкой. – В общем, будем считать, что полезный совет принят к сведению. Нельзя ли теперь по существу?

– По существу… Понимаешь, – теребя бороду, сказал Бражник, – в том-то и дело, что по существу ничего нет.., по крайней мере, ничего, что можно было бы доказать.

– Так ведь я его не сажать собираюсь, – пожал плечами Зернов.