– Пошли. У нас не так уж много времени, – взглянул на часы Владимир Студинский.

– Надеюсь, вы не заставите меня идти пешком до самого аэропорта?

Никто из матросов не сошел на берег, и лишь только полковник и Сиверов оказались на причале, катер вновь вышел в море.

Пара рыбаков, застывших с удочками, загорелые до черноты местные дети – вот и все встречающие.

– Что, система дала сбой? – улыбнулся Глеб.

– Нет, все идет по графику, – полковник поглядывал на часы.

Глеб ухе успел заскучать, когда наконец показалась черная машина с антенной радиотелефона на крыше. По прояснившемуся лицу полковника Студийского Сиверов без труда догадался – это та машина, которую они ждут. И уже было сделал шаг вперед, как его остановил тихий голос полковника:

– Стойте!

Оставалось только добавить: «стрелять буду». Автомобиль свернул с променада и въехал прямо на пирс. Задние дверцы открылись одновременно, и из них появились похожие, как братья-близнецы, двое рослых парней в джинсовых костюмах – коротко стриженные, в черных очках. Они стали по обе стороны от Глеба, и полковник скомандовал:

– Пошли!

«А все-таки они боятся меня», – подумал Глеб, садясь на заднее сиденье.

Парни устроились по обе стороны от него, и только после этого полковник Студинский уселся на переднем сиденье. Шофер с виду больше напоминал обыкновенного таксиста, чем сотрудника Федеральной службы безопасности.

Студинский вновь посмотрел на часы и самодовольно улыбнулся. Наверное, больше всего его волновало, совпадет ли реальность с составленным планом.

Шофер вел машину аккуратно, соблюдая все правила дорожного движения.

Глеб смотрел на дорогу через тонированное стекло. Яркое осеннее солнце словно померкло. Люди, проходившие мимо, никакого интереса к машине не выказывали.

Тяжелый кейс-атташе покоился на коленях.

«А вот если взять, – подумал Глеб, – и садануть сейчас этим портфелем Студийского по голове. Просто так, ради собственного удовольствия. Интересно, что бы предприняли эти амбалы, мнящие себя суперменами?» Уже из чистого любопытства Глеб скосил глаза и рассмотрел желтую кобуру с пистолетом, спрятанную под полой джинсовой куртки сидящего рядом с ним парня.

«Можно спокойно вытащить из кармана носовой платок, медленно поднести его к лицу, промокнуть пот, а затем на повороте выхватить пистолет. И он даже не успеет вскрикнуть. Но только зачем? – равнодушно подумал Глеб. – Насколько я понимаю, никто не собирается судить меня. Им вновь понадобилось мое умение. А самое странное то, что полковник Студинский уверен, это я убил Соловьева. Черт с ним, пусть считает! Мне безразлично, что думают другие, главное то, что ты сам думаешь о себе».

Машина подъехала к служебным воротам аэропорта. Полковник, даже не выходя из нее, показал в окно удостоверение. Охранник, козырнув, распахнул тяжелые металлические ворота. Черная «волга» набрала приличную скорость. Самый обыкновенный ТУ-154 стоял в углу летного поля. На него и указал шоферу полковник.

Горячий ветер дул над аэродромом, когда Глеб в сопровождении Студийского поднимался по трапу. Ни стюардесс, ни пилотов – никого не было видно.

– Федор Анатольевич, проходите в конец второго салона, – полковник старался, чтобы его голос звучал доброжелательно, словно бы он заискивал перед Сиверовым. – Последний ряд кресел. Садитесь.

Глеб устроился возле иллюминатора, после чего полковник достал, вопреки своим словам, ключ от наручников из кармана, отсоединил кейс, а затем защелкнул один из браслетов на подлокотнике кресла.

– Вы все-таки думаете, я могу совершить глупость?

– Не сомневаюсь в этом.

– Не стану же я выходить из самолета на ходу!

– Мне бы этого не хотелось.

– До того как мы окажемся в Москве, полковник, я глаз не открою, – Глеб опустил спинку сиденья и закрыл глаза.

– Должен вас предупредить, Федор Анатольевич, в Москве тоже нас будет ждать машина возле самого трапа.

– Хорошо, – пробормотал Глеб и приказал себе уснуть.

Если никуда не уезжаешь из большого города, то время бежит на удивление быстро, и несколько дней могут пролететь совсем незаметно. Так было и с Ириной Быстрицкой. Скучать ей не приходилось. Работа, домашние заботы, дочь. Дождливые мрачные дни исчезали один за другим, не оставляя после себя даже минуты, чтобы задуматься. Но стоило прийти сумеркам, как женщина понимала, что вокруг нее творится что-то неладное.

«Где Федор? – спрашивала она себя. – Почему до сих пор не позвонил мне, не пришел?»

Квартира, погруженная в темноту, лишь усиливала тревогу. И тогда Ирина подключала к музыкальному центру наушники, ставила любимый диск Глеба и, лежа в постели, вслушивалась в звуки оркестра. И тогда ей казалось, что любимый мужчина рядом. Стоит лишь протянуть руку – и она коснется его разгоряченного после любви тела.

– Федор, – шептала она в темноту, не зная, что называет его чужим именем, – наверное, ты сейчас тоже думаешь обо мне? Именно поэтому я ощущаю тебя так близко от себя.

Когда диск кончался, женщина нажимала кнопку на пульте, и вновь звучал «Полет Валькирии». Что-то зловещее, мистическое было в непрестанно повторяющейся мелодии, в нарастающем темпе. Словно кто-то рассказывал Ирине ужасную историю о смерти, о страшном грехе, а она отказывалась в нее верить, и тогда тихий голос вновь и вновь повторял ее. Было нечто завораживающее в том ужасе, который испытывала Ирина.

Проходил час, второй. Наконец, измученная, она засыпала, так и не сняв наушники. А наутро не могла понять, чего она, собственно, испугалась. Пропадал же ее возлюбленный и на две недели, и на месяц, не давая о себе знать, и все кончалось хорошо. Он вновь возвращался и, улыбаясь, убеждал ее, что ничего плохого с ним случиться попросту не может. И она каждый раз верила, загоняя свой страх в дальние уголки души.

Субботнее утро выдалось погожим. Ее разбудило неяркое осеннее солнце, странным образом сочетающееся с шумом дождя, барабанившего по жестяному карнизу. Ирина потянулась и сбросила с головы наушники, в которых уснула. Она посмотрела в окно и попыталась улыбнуться.

«Не может в такой хороший день приключиться что-нибудь плохое», – подумала женщина, отправляясь в ванную.

Хотя ей и не нужно было никуда спешить, Ирина собралась довольно быстро. Она чувствовала, что хорошее настроение может быстро улетучиться, если она останется в квартире. Она решила себя побаловать – выпила большую чашку кофе с молоком и съела баночку йогурта. Она оделась так, словно шла в гости, и без какой-нибудь определенной цели отправилась на улицу. Дочь нужно было забирать во второй половине дня, магазины в своем районе Ирине уже давно надоели, и она решила направиться ближе к Центру.

Когда она вышла из метро, солнце уже безвозвратно исчезло, небо заволокли серые тучи, дождь усилился. Чтобы скрыться от его холодных струй, Ирина заспешила к небольшому магазинчику, где, она знала, есть небольшой кафетерий, несколько столиков и где варят вполне приличный кофе. Она заказала себе маленькую чашечку и рюмку ликера.

Мокрый зонт прислонен к стене. Ирина сидела, глядя в окно на суетливую городскую улицу, жизнь которой не способен остановить даже противный дождь.

Проносились автомобили, спешили люди, пряча свои лица за зонтиками.

Смотреть на улицу не хотелось. Ирина глотнула кофе, затем ликера.

Увидев на соседнем столике забытую кем-то газету, она от нечего делать взяла ее и быстро пробежала взглядом заголовки. В общем-то, все в этом мире было как всегда. В Чечне неспокойно. О Чечне ей читать не хотелось. Взгляд зацепился за броский заголовок из рубрики «Преступление и наказание». Черные буквы складывались в три слова: «Насильника поджаривали четырежды». Ирина принялась читать.

"В прошедшую пятницу в провинциальном американском штате Небраска на глазах у трех блюстителей закона – тюремного медика и двух официальных свидетелей – на электрическом стуле был умерщвлен сорокатрехлетний убийца и насильник Гарольд Оути. Для того чтобы довести дело до конца, профессиональным электрикам, палачам, понадобилось четыре раза подключать к зловещему стулу ток общим напряжением в 2400 вольт. Первые две попытки не дали желаемого результата. Пациент лишь слегка подергался в кресле, да глаза начали вылезать из орбит. Он оставался жив и после третьей, правда, на этот раз отчетливо было видно, как из его левого колена пошел густой дым. И лишь после четвертого заряда представитель медэкспертизы удовлетворенно кивнул и констатировал смерть.