Григорий Синеглазов скупал все газеты в киосках, смотрел по телевизору все московские программы в надежде, что сможет увидеть фотографию своей жертвы.

Но и пресса, и телевидение молчали. В прихожей Синеглазова собралась огромная кипа газет. Зато отпечатанные фотографии лежали в коричневой папке. На каждой из них стояли дата и подпись «Зоя».

Только на седьмой день в одной из вечерних программ, в криминальной хронике, появился портрет девочки-подростка, а диктор спокойно сообщил, что Катя Фролова неделю назад ушла из дома и не вернулась. Из сообщения Григорий Синеглазов узнал настоящие имя и фамилию девочки. Особенно развеселила Синеглазова просьба диктора ко всем, знающим о местонахождении девочки, сообщить в милицию.

Он потер руки и злорадно сказал в экран:

– А вы поищите по свалкам в разных концах города. А еще можете поднять канализационный люк. Правда, голова Кати, может быть, уже сгнила, и ее обгрызли крысы. Ищите, ищите и обрящете.

Синеглазов получил сатисфакцию и почувствовал нарастающее возбуждение.

Если раньше перерывы между убийствами длились по несколько месяцев, теперь Синеглазов уже не мог остановиться. Уж слишком легко все сходило ему с рук. И еще – после убийства Фроловой Григорий понял, что девочки-подростки и зрелые женщины перестают его интересовать. Они его больше не возбуждают. Ему нужен кто-нибудь помоложе. И он вспомнил маленьких девочек, учениц вторых-третьих классов, спешащих в школу. Вспомнил их нежные лица и словно бы ощутил под пальцами гладкую детскую кожу. Вот кого ему хотелось.

Вчера вечером ему позвонила Анжела и пригласила к себе в гости. Шеф как раз отбыл на неделю в Финляндию. Синеглазову не хотелось ехать. Он сослался на то, что у него болит спина. Но Анжела пообещала сделать массаж, и к тому же, Григорий понимал, что с Анжелой лучше не ссориться. Он приехал. Все было как всегда, только, лежа в постели с Анжелой, он испытывал какое-то отвращение. Его раздражало потное тело, волосатая промежность, раздражало белье. А в ванную идти с ним она не согласилась.

Кое-как, превозмогая отвращение, Григорий удовлетворил Анжелу, хотя несколько раз поймал на себе ее странные испытующие взгляды.

– Ты какой-то не такой, как всегда.

– Спина болит, – опять соврал Синеглазов.

– Тогда обратись к врачу, пока не поздно. А то разовьется радикулит, будешь лежать как бревно.

– Ладно, воспользуюсь твоим советом, – пообещал Григорий, затягивая брючный ремень.

А вот от прикосновения к ремню на его лице появилась улыбка, и он тут же возбудился, вспомнив, как висела в ванной Катя Фролова, и ее руки стягивал именно этот ремень.

Анжеле пришлось удивиться, когда Григорий вдруг быстро сбросил брюки, повалил женщину на ковер, грубо овладел ею, что, как ни странно, доставило и Анжеле какие-то новые ощущения и неописуемое удовольствие.

– Вот теперь я вижу, что ты такой, как прежде. А также я поняла, Григорий, что ты симулянт и ссылаешься на свою спину только потому, что не хочешь меня.

Она не догадывалась о том, что Синеглазова возбуждало не ее тело, что он приходил в восторг, сжимая в руке свой брючный ремень, упругий и длинный…

Взволнованный и покрытый испариной после просмотра криминальной хроники, Григорий заметался по квартире. Его энергия искала выхода. Он быстро оделся. На этот раз он был в светлом плаще, кроссовках, джинсах и свитере. В джинсах был все тот же ремень.

Григорий сбежал вниз, прислушиваясь к тому, как поскрипывает узкая полоска кожи, втянутая в шлевки брюк.

Смеркалось. Небо было серое, асфальт еще не высох от недавнего дождя.

Григорий, широко шагая, двигался по проспекту Мира. Он вглядывался в лица детей и был похож на отца, который безуспешно пытается отыскать дочь, потерявшуюся в толпе.

И вдруг возле рыбного магазина, где нестерпимо воняло селедкой и раскисшим от рассола деревом бочек, он увидел то, что хотел, – девочка лет восьми или девяти стояла прижавшись к стене. Ее глаза были полны страха, она вздрагивала. А люди проходили мимо, не обращая внимания.

– Что-то случилось? – опустившись на корточки, спросил Григорий.

– Да, я потеряла маму, – в глазах девочки был настоящий страх.

И Григорий почувствовал, как горячая волна возбуждения охватила его от пяток до кончиков седеющих волос.

– Так ты говоришь, потеряла маму?

– Да, маму.

– Я помогу найти ее. Как тебя зовут?

– Меня зовут Саша, фамилия Петрова.

– Так вот, Саша, сейчас мы ее найдем. Давай свою руку.

Девочка протянула ладошку. Цепкие пальцы Синеглазова сжали детскую руку.

– Пойдем, пойдем, отыщем твою маму. Что же она у тебя такая невнимательная?

– Она сказала, чтобы я ждала ее в магазине, но я вышла на улицу и теперь стояла вот здесь, – немного сбивчиво и путано объясняла Саша Петрова.

– Так говоришь, она была в магазине?

– Да, мы были в магазине, но я туда не пошла.

– А ты знаешь, Саша Петрова, свой домашний телефон?

– Да, – кивнула девочка и сказала номер.

– Ну вот и прекрасно, – обрадовался Синеглазов. – Мама, наверное, уже давно ждет тебя дома и волнуется. Мы сейчас пойдем ко мне и позвоним ей.

Хорошо?

– Да, – согласилась девочка, абсолютно не понимая, на что дала согласие.

У подъезда своего дома Синеглазов огляделся. Во дворе никого не было.

Он схватил Сашу Петрову за руку и потащил наверх. Он боялся только одного – в подъезде может столкнуться с кем-нибудь из соседей. Но было время бесконечной «Санта-Барбары», и все пенсионеры и домохозяйки сидели у экранов телевизоров, раздумывая над перипетиями сложной судьбы Си Си Кэпвелла и его многочисленных жен, а также брачных и внебрачных детей. Инспектор Круз продолжал выяснять свои отношения с Идеи, адвокат Мэйсон пил виски, заливая тоску по поводу неудавшейся жизни и отношений с принципиальным Си Си.

Щелкнул замок, вспыхнул свет.

– Проходи, Саша, садись вот в это кресло.

– А где у вас телефон?

– Погоди, не спеши, я сам позвоню. Сейчас я угощу тебя конфетами. Ты ведь любишь сладенькое?

– Люблю, – подтвердила Саша Петрова. Ее большие голубые глаза смотрели на мир спокойно, и этот взрослый дядя не вызывал у нее никакого страха.

Она даже заулыбалась, когда на журнальном столике появилась огромная коробка с цветами на крышке.

– Угощайся. Ты моя гостья.

Девочка взяла конфету и надкусила. Липкий ликер полился на пальцы. Она чуть вскрикнула.

– Дай, я тебе оближу, – сказал Синеглазов и, схватив руку девочки за тонкое запястье, поднес ладошку к своим губам и принялся жадно слизывать ликер.

Затем он засунул пальцы девочки себе в рот.

– Мы с тобой будем играть, Саша. Ты будешь вымазывать руки конфетами, а я буду слизывать. Хорошо?

Девочка отрицательно замотала головой.

– Нет-нет, я не хочу. Это плохая игра.

– Это замечательная игра, Сашенька, – сказал Синеглазов и посадил девочку себе на колени. – Ну же, бери конфеты.

– Я больше не хочу, – призналась Саша.

– Зато я хочу. Бери конфеты и клади мне в рот.

Саша чуть испуганно набрала пригоршню конфет и поднесла к раскрытому рту Синеглазова. Тот схватил ее за локоть и протолкнул липкие от ликера и размятого шоколада пальцы себе в рот.

– Как вкусно, – прорычал он, закатывая глаза и чувствуя, как напрягается его плоть. – А теперь встань.

Саша с готовностью выполнила это.

– Позвоните, скорее позвоните маме! Я не хочу быть у вас.

– Все в свое время. Твоя мама, наверное, еще не дошла до дома.

– Как не дошла? Вы же говорили, она сидит и ждет меня дома!

– Ну погоди немного, – махнул рукой Синеглазов, расстегивая молнию на джинсах. – Я тебе сейчас кое-что покажу.

– Не хочу! – крикнула Саша.

Синеглазов тут же закрыл ей рот. Затем развернул к себе лицом.

– А ну-ка смотри!

– Не хочу! – зажмурила глаза девочка и попыталась укусить его за ладонь.

Новая волна удовольствия прошла по телу Синеглазова.