– Я все узнал про вашего Круминьша, – хихикнув, сообщил "Валдис".
Слово "все" порядком позабавило Сиверова, но он смолчал.
– Пятьдесят два года. Бизнесмен. Неплохо поднялся на оптовых поставках рыбы и морепродуктов. Преуспевает, хотя какое-то время назад у него был довольно тяжелый период. Вдовец, имеет взрослую дочь, которая живет отдельно... – Он опять хихикнул. – В высшей степени отдельно. В Соединенных Штатах, сами понимаете, Америки. Организатор и бессменный руководитель рыцарского клуба "Тамплиер"...
– Именно рыцарского? – перебил Слепой. – Так и называется?
– Именно так, – покосившись на него в зеркало, подтвердил "Валдис". – А что, это имеет значение? Я уверен, что все верно, но могу уточнить, если желаете...
– Не стоит, – сказал Глеб. – Вы правы, это действительно не имеет значения.
– Живет в загородном доме, – продолжал "Валдис" слегка обиженным тоном, как будто недовольный тем, что его перебили. – Дом большой, выстроен в этаком, знаете ли, псевдосредневековом, якобы готическом стиле – такой, в общем, баронский замок в миниатюре, да... Живет один, с женщинами контактирует редко, и еще реже случается, чтобы он почтил какую-нибудь даму своим вниманием больше одного раза. Складывается впечатление, что он к ним равнодушен и встречается с ними только для... ну вы понимаете. Для удовлетворения естественной потребности организма. В склонности к гомосексуальным контактам не замечен. – Он хихикнул. – Как говорят у нас, в России, не пойман – не вор. Но я могу уточнить...
– Не надо, – устало сказал Глеб. – Это неважно.
"Странно, – думал он в это время. – Странно, что он живет один. Впрочем, отбить у приятеля женщину и жить с ней до старости – не совсем одно и то же. Для некоторых именно это и важно – отбить, завладеть предметом собственной зависти. А что потом с этим предметом делать, порой бывает решительно непонятно. Каманин говорил, что Круминьш украл у него женщину и бизнес и едва не убил его самого лет пять-шесть назад, так? Что ж, за пять лет можно сто раз разбежаться, особенно когда между вами стоят такие вот воспоминания..."
– Коллекционирует предметы старины, – продолжал между тем водитель. – Но настоящим коллекционером его не назовешь, потому что интересуется он не просто антиквариатом, а только предметами, которые хотя бы теоретически могли в прошлом являться имуществом ордена тамплиеров.
– Непростая задачка, – заметил Глеб.
– И недешевое удовольствие, – поддакнул "Валдис". – Физически очень силен, находится в превосходной форме. Прекрасно владеет мечом. В клубе его уважают, чуть ли не боготворят, называют Гроссмейстером, иногда Мастером. Гроссмейстер – это что-то вроде официального титула, а Мастер – вроде прозвища. Домашнего, ласкового. Ну, как служащие иногда обращаются к своему работодателю: босс, хозяин, шеф...
– А ОН?
– Что, простите?
– ОН. Так его не называют?
– Гм... – Сняв руку с руля, "Валдис" почесал переносицу. Он явно не до конца понял вопрос. – Ну, вообще-то, "он" – местоимение мужского рода. Так можно назвать любого мужчину, говоря о нем в третьем лице. Простите, я как-то не совсем...
– Неважно, – перебил Глеб. – Это все?
– В общем, да.
Захотелось спросить: "Вот это у вас и называется – "узнать о человеке все"?" Но Сиверов снова промолчал. В конце концов, сказанного было достаточно. Да и времени у этого "Валдиса" было в обрез. Даже если Федор Филиппович связался с ним сразу же после того, как впервые услышал от Слепого фамилию Круминьш, "Валдису" все равно пришлось провернуть чертову уйму работы в короткий срок.
– Его адрес, телефон, фотографии и схему, на которой отмечен дом, вы найдете в перчаточном ящике, – закончил "Валдис". – Если вас не затруднит, уничтожьте все эти бумаги сразу же, как только перестанете в них нуждаться.
– Разумеется. Спасибо, вы отлично поработали. – Глеб напрягся, отгоняя одолевавшую его свинцовую дрему, идобавил: – Вы превосходный работник, Валдис. Я впечатлен. Так много информации, и за такой короткий срок" Я передам нашему общему знакомому самые лестные отзывы о вас.
– Благодарю, – сказал "Валдис". По голосу чувствовалось, что он польщен.
За разговором они миновали окраину Риги и теперь мчались по шоссе, которое плавно изгибалось между пологими склонами поросших соснами дюн. Слева от дороги то и дело возникали веселые, утопающие в зелени коттеджи под красными черепичными крышами, а справа время от времени вспыхивало отраженное поверхностью воды утреннее солнце. Над макушками искривленных ветрами сосен, паря на широко раскинутых крыльях, кружили чайки. В машине работал кондиционер, но Глебу все равно чудился соленый, йодистый запах моря и аромат разогретой солнцем сосновой смолы. Он подумал, что Круминьш неплохо устроился: это было отличное место и для жизни, и для смерти. Впрочем, умирать всегда невесело, но рано или поздно все равно приходится. Он подавил очередной зевок. Сегодня настала очередь Ивара Круминьша платить по счетам. Неважно, что посланный за ним ангел смерти не выспался и еле-еле борется с зевотой: когда настанет время действовать, он придет в себя, даже не прилагая к этому сознательных усилий.
Впереди, на левой обочине, показался яркий навес автобусной остановки. Машина вошла в очередной поворот, и из-за дюны вынырнул еще один точно такой же навес, установленный справа. "Валдис" включил указатель поворота и затормозил. "Тойота" съехала на обочину, подняв в воздух облако пыли, которое тут же подхватил и развеял дувший с моря ровный, тугой ветер. Он раскачивал верхушки сосен и заставлял чаек совершать сложные маневры, чтобы удержаться на избранном курсе.
– Здесь я вас покину, – сообщил водитель. – Вернусь в город автобусом.
– Еще раз спасибо. С вами очень приятно работать, – сказал Глеб и, помня, что соловья баснями не кормят, протянул через спинку сиденья пухлый незапечатанный конверт. – Это вам.
"Валдис" принял конверт, не преминув заглянуть под клапан, поблагодарил, распрощался и вылез из машины.
– Оставьте ее в аэропорту, – напомнил он.
Слепой закурил, глядя, как он уходит. "Валдис" остановился у края проезжей части, пропустил с шумом промчавшийся мимо грузовик, посмотрел налево, потом направо и наискосок, быстрым шагом пересек шоссе, направляясь к остановке. Сиверов докурил сигарету, открыл дверцу и, выбравшись наружу, пересел за руль. Запах снаружи был точно такой, как ему представлялось: соленый, йодистый, смолистый, восхитительный. Глеб захлопнул дверь, потряс головой, разгоняя сонную одурь, и полез в перчаточный ящик: настало время поближе познакомиться с клиентом.
Глава 18
Пистолет у блондина был знатный, музейный; разглядев тонкий, без кожуха, ствол и затвор непривычной, можно сказать, уникальной конструкции, с детства неравнодушный к оружию Арбузов без труда опознал в этой пушке знаменитый "парабеллум 08", он же "люгер", стяжавший себе громкую славу и широкую популярность в двух мировых войнах. Это обстоятельство старший сержант отметил про себя не задумываясь – просто определил марку оружия, как, увидев в толпе негра, определяешь, что это именно негр, а не кореец или тунгус.
На что-то еще, кроме простой констатации факта, что блондин держит в руке девятимиллиметровый парабеллум, времени попросту не хватило. Преступник явно не был настроен шутить или вступать в какие-то переговоры. Арбузов отчетливо, словно при большом увеличении, увидел, как напрягся, сгибаясь, лежавший на спусковом крючке палец; Ковров, на которого был нацелен пустой девятимиллиметровый глаз пистолетного дула, подался в сторону, одновременно потянувшись к кобуре. Сержант тут же понял, что это бесполезно: промахнуться, стреляя с трех шагов по такой мишени, как прапорщик Ковров, невозможно. Это была не мысль, а что-то вроде вспышки, и Арбузов понял, что уже через секунду останется с вооруженным психом один на один.