— Оуууу! — беззвучный возглас сочувствия вырвался из глубины искусного Огня.
Невенской почти не заметил его. Он страдал душевно и физически, и он ослабил свою связь с искусным пламенем и контроль над ним.
— Оуууу! — на этот раз закричал от боли Мильцин IX. Резко выдернув руку из руки зеленой женщины, он посмотрел на свою ладонь: она сильно покраснела и, несомненно, должна была покрыться волдырями.
Пламенная женщина неожиданно зарокотала и вытянулась в высоту футов на двенадцать. Какую-то секунду она стояла так, дикое облако волос опалило потолок, и он почернел, невыносимый жар исходил от ее тела. Затем тело затрещало и скрутилось в узел, скульптурные формы превратились в сверкающий хаос, прекрасная головка взорвалась брызгами искр. Бесформенная масса неуправляемого огня заполыхала в центре королевского кабинета.
Мильцин пронзительно закричал и отпрянул назад, закрывая обеими руками лицо. Джигги Нипер завопил и кинулся к выходу, вылетел в дверь и испарился.
Ковер под Искусным Огнем и вокруг него почернел. Парчовые шторы на окнах исчезли в зеленом пламени, полированное дерево письменного стола начало обугливаться.
— Остановись! — Невенской даже не заметил, что закричал громко и вслух. Ответа не последовало, не было и намека, что его услышали. Ему потребовался весь его опыт и знания, чтобы заставить себя успокоиться, упорядочить мысли и собрать воедино все свои способности, и только после этого он вновь обратился к Искусному Огню. — Остановись.
— СЪЕСТЬ! — Зеленое пламя послало несколько восторженно дрожащих щупалец по направлению к книжному шкафу. — ТАНЦЕВАТЬ! БОЛЬШОЙ! СЪЕСТЬ!
— Остановись. — Боль и тревога все еще нарушали его концентрацию, и Невенской с усилием подавил их. — Остановись. Сейчас. Повинуйся.
— ТАНЦЕВАТЬ-ТАНЦЕВАТЬ-ТАНЦЕВАТЬ! Я — Искусный Огонь, и мне ХОРОШО! Я — великолепный, я — роскошный, я есть я. — Лежащие на письменном столе ноты загорелись.
— Остановись. Больше ничего не трогай. Уменьшись. Маленький. Маленький.
— Не хочу. — Кипа нераспечатанной корреспонденции исчезла.
— Прекрати это. Я сейчас разозлюсь. Повинуйся. Сейчас.
Невенской до предела напряг волю, и его детище, пораженное отчаянной силой его натиска, подчинилось без дальнейшего сопротивления. В мгновение ока Искусный Огонь уменьшился, огромная масса сжалась в пламенный шар величиной с кулак. Плечи Невенского опустились, и он со стоном выдохнул. Затем он осмелился посмотреть в сторону короля.
Мильцин IX стоял, готовый спасаться бегством, с бледным лицом и покрасневшей правой рукой. Не сводя глаз с Искусного Огня, он произнес потрясенным голосом:
— Она напала на меня.
— Выплеск юношеского темперамента, Ваше Величество, — утешал Невенской. — Не совсем уместно, но, по сути, это всего лишь наивность.
— Она могла убить меня. Я не был готов к насилию, к вероломству.
— Сир, здесь не было злого умысла, это всего лишь случайность. Искусный Огонь — как ребенок, временами неуправляемый и импульсивный, но…
— Ребенок хитрый и двуличный, — перебил король. — И где она всему этому научилась, хотел бы я знать? Кто ее хозяин? Нетрудно догадаться. Кто закоренелый лжец, обманщик и самозванец? Подними рукав, Невенской, или как там тебя зовут. Я хочу посмотреть на твою руку.
— В этом нет необходимости, сир, — ответил Невенской. Он стоял прямо и говорил без тени разаульского акцента. — Там вы увидите шрам, как его описал Джигги.
— Так ты знаешь его? Ты признаешь это?
Невенской кивнул почти с облегчением.
— И все, что он говорил — правда? Ты все это тоже признаешь?
Последовал еще один утвердительный кивок.
— Понятно, — секунду Мильцин смотрел по-детски разочарованно, но тут же разразился потоком обвинений. — Ты мне лгал с самого начала! Ты лгал мне все это время!
— Только по пустякам, сир. Но никогда это не касалось вещей значительных.
— Ты еще осмеливаешься измерять свою виновность? Ты — шарлатан, заурядный обманщик!
— Но Искусный Огонь — не обман и не шарлатанство. Мой Разумный Огонь — это все, что я обещал, и даже больше того.
— Ты предал доверие короля. Ты не просто обидел меня лично, ты совершил преступление.
— Накажите меня, как сочтете нужным. Отправьте в изгнание, посадите в тюрьму, но не гасите свет Искусного Огня. Открытие такой важности…
— Придержи свой язык. Я не хочу слышать твой голос. Я не хочу видеть твое лицо, поэтому убирайся долой с глаз моих. Я скоро решу, что мне делать с тобой, а пока можешь убираться. — Глаза Мильцина упали на огненный шар, покорно припавший к полу у ног своего господина. — И забери с собой эту зеленую шлюху!
— Давайте, решайте быстрее, — потребовал пилот на основном, но нетерпеливом вонарском. — Кто из вас двоих полетит?
— Я пойду первым, — сказал Каслер Лизелл. — Если машина выдержит мой вес, то тогда и вас выдержит.
Она неохотно кивнула в знак согласия и стала смотреть, как он забирается и занимает свое место. Она бы с радостью присоединилась к нему, несмотря на хрупкость транспортного средства, но ущельный планер за один раз мог взять только одного пассажира. Пусковой механизм, напоминающий гигантский арбалет, был подготовлен к полету тремя помощниками пилота: два огромных рога, каждый из которых для прочности обмотан волокном, были оттянуты назад с помощью каната, прикрепленного к лебедке, а его огромный корпус был поднят вверх под углом, достаточным, чтобы запустить планер повыше.
Времени для беспокойства не оставалось. Каслер уселся, пилот подал сигнал, и один из помощников нажал на спусковой крючок арбалета. Механизм сработал так быстро, что глаз не успел уследить, а планер уже взмыл в воздух над Вежневским ущельем.
Не было ничего, что удерживало планер в воздухе. Ни воздушного шара, ни гигантской волшебной птицы, ни магии. И он не падал вниз, как в глубине души ожидала Лизелл. Пилот, вдохновенно манипулируя штурвалом и подвижными стропами на невесомых крыльях, каким-то образом удерживал его в воздухе и, ловя воздушные потоки, двигался по направлению к Разаулю. По крайней мере, пока двигался.
Она, не мигая и почти не дыша, в течение секунд тридцати наблюдала за полетом планера, пока тот не исчез в тумане. Она напрягала зрение, но уже ничего не могла разглядеть. Каслер улетел, и чувство тревожной печали нахлынуло на нее. Она вдруг осознала, что это один из немногих случаев, когда они расставались с Каслером после того, как он вытащил завязшего в грязи человека Покоя там, в Авескии. В тот день они добрались в ее паланкине до Джахула и с этого момента двигались вперед почти вместе. Они не стремились к этому, напомнила она себе. Просто так складывалось.
В отличие от Гирайза в'Ализанте они не успели вовремя на крошечную станцию, чтобы сесть на поезд — единственный, проходивший в тот день. В Джахуле не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего гостиницу, так что они спали по очереди на жесткой деревянной лавке в зале ожидания. На следующий день, добравшись до насквозь промокшей ЗуЛайсы, они сняли два отдельных номера в одной и той же гостинице, расположенной в цивилизованной части города, называемой Малый Ширин. Одним и тем же поездом с центрального вокзала они отправились в порт Рифзир, на одном и том же пароме переправились через пролив Айсу, рядом, голова в голову, меняя арбу на каноэ, двигались они на северо-запад, через Мекзаские Эмираты, один и тот же проводник вел их через заросшие травой земли О'Файских племен.
И все это время они не могли догнать Гирайза, их разделяло расстояние в двадцать четыре часа пути, но это расстояние не увеличивалось и не уменьшалось. И они не возвращались к тому моменту опасной близости, которую допустили под луной Ксо-Ксо. Лизелл часто вспоминала его. Она бы позволила Каслеру поцеловать ее той ночью, и он хотел этого, она была уверена, но не решился воспользоваться ее секундной слабостью. Ее ошибка сама собой не повторялась, она теперь была вполне готова дать отпор неблагопристойным наступлениям с железной недоступностью, которую бы наверняка всем сердцем одобрил Его честь. Но на ее честь никто не посягал. Каслер Сторнзоф не пытался ее поцеловать, он даже не пытался взять ее за руку.
