– Маруся! – ахнула я, узнав в шатающейся лохматой брюнетке свою подругу, с которой проработала бок о бок без малого пять лет.

– И не только она, – обретя голос, гневно выкрикнула Эмма. – Обе Маринки и Княжна! Все! И все пьянущие! Какой стыд!

Я пригляделась к подругам. Точно! Все пьянущие. Более-менее выгладила только Маринка-маленькая (рост сто пятьдесят сантиметров, по этому «маленькая»), она и шла ровно, и не гоготала в голос, как остальные. Хуже всех Маринка-большая (на семь см. выше «маленькой» по этому «большая»), она не только шаталась и хохотала, но еще и норовила прилечь отдохнуть прямо на асфальт. Я ее такой ни разу не видела, что не удивительно, так как она практически не пьет, разве что шампанское по праздникам. Две оставшиеся подружки Маруся и Княжна (это не титул, а прозвище) были потрезвее Большой, и попьянее Маленькой, короче, находились в промежуточной стадии опьянения, то есть между предпоследней «ты меня уважаешь» и последней «мордой в салат». Этих я тоже в таком состоянии ни разу не сподобилась лицезреть, что тоже не удивительно, потому что норма Княжны – три стопки, а Маруськина – четыре, больше, как правило, в них не помещалось.

– Чего это они? – испугался трезвенник Блохин. – Заболели? Или что?

– Нарезались, – хохотнул Юрка. – Во дают!

– В девять утра! Как не стыдно, – продолжала сокрушаться Эмма.

– Да уж, – поддакнула Сонька (хотя чья бы уж корова мычала, но об этом позже…).

А пьяная гоп-компания, между тем, добрела до нас. С гиканьем, ором и писком все четверо бросились меня обнимать, целовать, валить с ног, потом до кучи повисели на шеях и у всех остальных.

Удовольствие от этих объятий получил только завсегдатай порно-сайтов эротоман Юра Зорин.

– Вы когда успели нарезаться? – оторвав от себя последнюю из подружек, спросила я. – И почему вы не на работе? Вы же должны были помахать мне ручкой в восемь сорок пять, а потом ехать на работу…

– А мы приехали… ик… махать… – залепетала Маринка-большая, вытирая сопливый нос рукавом своего нежно-голубого платья. – А тебя еще нет…ик…

– Ну да! – подхватила Княжна, вытаскивая из кармана джинсов смятую пачку сигарет. – Мы и решили посидеть в «Акватории» кофейку попить… Марусь, дай огоньку.

– С чем был этот кофе? Со спиртом?

– Не… – Княжна сунула в рот сигарету, правда, не тем концом, прикурила. – С коньяком… Марусь… чего-то не куриться…

– Это вы с кофе такие? – удивилась я, вытаскивая изо рта Княжны тлеющую сигарету.

– Не-е, – замотала головой Маринка-большая. – Мы сидели, пили кофе… А тут ребята пришли. Хорошие такие… Сосо и Кацо.

– Сама ты Сосо, – замахала на нее своей худенькой пятерней Маруся. – Вано и Серго. Братья мои…армяне… – Никакой армянкой она не была, но неизменно объясняла свою жгучее брюнетистость кавказскими корнями (иногда армянскими, иногда абхазскими, иногда азербайджанскими).

– Они тоже на этом поезде поедут. С вами, – вклинилась в разговор не такая «более-менее», как на первый взгляд, Маринка-маленькая.

– Поедет только Вано, а Серго его провожал, – перебила Маруся. – Они к нам подсели, шампанского предложили…

– Сколько ж вы его выпили? Ящик?

– Почему ящик? – заморгала своими огромными глазищами Маруся. – Бутылку. Только потом они нам чачи предложили…

– Мы выпили… ик… – забормотала Маринка-большая. – Чуть-чуть… По две рюмочки… Леля, честное слово, трезвые были… А когда встали из-за стола, вдруг как все закружиться… Как сейчас! – И она начала заваливаться на бок.

Княжна подхватила Маринку под руку. Маруся под другую. Вторая Маринка подперла ее сзади. И все четверо замерли с глупо-счастливыми физиономиями. Я прыснула, так как без смеха смотреть на этот квартет было не возможно. Обычно пьяные женщины меня раздражают, иногда злят (привет Соньке, но об этом потом…), но эти умиляли. Как герой Мягкова в Рязановской «Иронии судьбы». Потому что сразу было видно, по их ухоженным физиям, ногтям, волосам, по хорошей одежде и модным сумкам, что эти дамочки (возраст-то уже дамский: от тридцати до тридцати шести) нарезались не по привычке, а по недоразумению. Это и забавляло.

Тут вдали послышался протяжный гудок тепловоза. Потом раздалось чуханье и потрескивание рельсов.

– Едет! – обрадовалась Сонька. – Едет! Ура!

– Идут! – пуще Соньки обрадовалась Маруся, кинувшись куда-то в сторону. – Идут! Ура!

Мы сначала не поняли, кому она была так рада, но потом заметили, как «псевдо армянка» подлетела к двум чернявым мужикам в белых одеждах, что шли по платформе по направлению к нам.

– Ребята! – заголосила она, хватая их под руки. – Вот смотрите, кого мы провожаем!

Ребята заулыбались, оценив наш с Сонькой экстерьер. Что и говорить, глаз Марусиных «братьев» мы порадовали. Обе блондинки (обе крашенные, но какого «брата» это волнует!), к тому же молодые, стройные, симпатичные. У Соньки ямочки на щечках, курносый носик, зеленые глаза. У меня попа, грудь и талия. Сложить бы нас вместе получилась бы идеальная женщина.

– Ребята! – не унималась Маруся. – Не угостите девчонок чачей!?

– Конэшно, – еще шире улыбнулись мужики и, не сговариваясь, полезли в сумки.

– Не надо! – испуганно выпалила я. Чачу я терпеть не могу, это даже хуже, чем виски.

– Конэшно надо! – радостно загалдели пьяные подружки. – Мальчики, наливайте! Девчонки хотят выпить…

Вано и Серго долго упрашивать не пришлось. С поистине восточной щедростью они выдали каждому из нас, даже мальчишкам, по стаканчику, споро разлили пойло и провозгласили тост: «За прекрасных дам!».

Выбора не было – пришлось выпить.

Опрокинув в глотку мутную жидкость, я поморщилась. Н-да! Чача – это вам не пиво. Крепкая, зараза!

– Крепкая, зараза! – выдохнул Лева, утирая выступившие слезы.

Я засмеялась. Настроение у меня резко поднялось. Может, и не так плохо, что эти два олуха – Лева с Юркой – увязались за нами. С ними веселее будет. И здорово, что девчонки пришли меня проводить! Здорово, что…

– Лель! – прошептала Сонька мне на ухо, – обернись.

Все еще смеясь, я обернулась. В двух шагах от меня стоял Геркулесов собственной персоной. Весь из себя элегантный: в отлично сшитом льняном костюме, с аккуратной прической, с портфелем из тесненной кожи в руках – скорее всего, слинял с работы (он у меня адвокат). Слинял, чтобы проводить любимую женушку!

– Коленька! – взвизгнула я, перевизжав даже тепловозное «ту-ту-у!». – Солнце мое!

– Вот, значит, как, – прохрипело «солнце», хмуро глядя на меня. – Не успела уехать, уже безобразничаешь!

– Я? – искренне удивилась я. Но потом, посмотрев на ситуацию Колькиными глазами, поняла, что да, безобразничаю. Мало того пью без закуски в девять утра, так еще в компании четверых мужиков (с двоими, судя по всему, познакомилась только что, какой кошмар!), и это вместо того, чтобы рвать на себе волосы из-за ссоры с Его Величеством Николай Николаевичем!

– Мало того едешь без моего дозволения, так еще и… – он не договорил, но все и так было ясно, так как его раздувшиеся ноздри, горящие глаза и пламенеющие щеки говорили красноречивее слов.

– Колюнь, – ласково проговорила я, – может, поцелуемся… Помиримся…

– Развод! – рявкнул он. И, как мне показалось, выпустил из ноздрей облако пара… Ну чистый Змей Горыныч!

Потом резко развернулся и, спрыгнув с платформы, убежал.

– Какой рэвнивый! – пробасил Серго. – Он нэ армянин, слущщщай?

– Нет. Он мавр, – горько пробормотала я. После чего первой впрыгнула в вагон.

Так началось наше путешествие к морю!

Море штормило. Большие пенные волны с ревом накатывались на берег, врезались в валуны, пирсы, галечные холмики и, разбиваясь на множество шипящих фонтанчиков, откатывались прочь. Глупые курортники с визгом бросались на эти волны, качались ни них, бултыхались в водоворотах, но неизменно отлетали вместе с мусором и водорослями на прибрежные камни. Словно море не хотело их принимать.