— А как? — встряла Сонька. — Как он соорудил?

— Об этом потом. Не перебивай. Итак. Убийца соорудил…

— Ну скажи как?

— Вот привязалась! — возмутилась я. — Сама что ли не поняла?

— Не-ет, — растеряно протянула Сонька.

— Видишь полочку?

Подружка послушно глянула на валяющуюся рядом с ее ногой полку. И кивнула.

— Она висела на стене сбоку от двери. Причем, не вровень, а чуть повыше.

— Это полка для шапок. Я знаю.

— Правильно. А по другую сторону прибит крючок и тоже высоко, так?

— Я не понимаю, как крючки связаны…

Я раздраженно махнула на нее рукой.

— Не понимаешь и молчи! Короче, некто взял лыжу, перевернул ее загнутым носком вниз. Один конец, назовем его пяткой, положил на полку, а второй аккуратно примостил на крючок. Получилась шаткая конструкция, способная рухнуть в любой момент. То есть, она обязательно рухнет, когда дверь откроется вовнутрь, так как она точно заденет углом загнутый нос лыжи.

— И что?

— На лыжу, — теряя терпение, продолжила я, — некто выложил две гантели. Чтобы, значит, наверняка.

— Что наверняка?

— Слушай, Софья Юрьевна, как тебя в школе держат? Ты же соображаешь, как даун…

— Но-но! Прошу не оскорблять! Я педагог со стажем! Я депутат! Я…

Договорить ей не дала Ксюша: просто заткнула рот ладонью. Но тут же ойкнула и одернула руку — Сонька укусила ее за палец.

— Вот акула! — взвизгнула Ксюша.

Сонька самодовольно хмыкнула. Потом спокойно сказала:

— Я, кожись, поняла. Какой-то идиот наложил гантелей на лыжи, чтобы ты, когда войдешь, получила ими по тыкве. Помните, мы в детстве так шутили? Положим тапки на дверь. И кто входит, тому они на голову падают.

— Только гантели, это не тапки. И шуткой такой поступок я бы не назвала, — пробормотала я.

— Погодите! — вскричала Сонька. — Но как тогда этот козел вышел? Ведь дверь нельзя было открыть, на него бы самого гантели посыпались.

Мы замерли в раздумье.

— Окно! — нашла ответ Ксюша. — Он вылез через окно!

— И влез, наверное! Тут окна на честном слове держаться! Я всю ночь чувствовала, как на меня дуло!

Мы ринулись к зашторенному окну. Рывком распахнули занавески. И увидели… На стекле чем-то красным, надеюсь не кровью, было нарисовано это:

:-)

Именно смайлик. Излюбленный значок Юры Зорина. И многих ему подобных фанатов электронного общения.

— Это еще что за морзянка? — отпрянула Ксюша. — Точки какие-то, тире.

— Голову наклони влево, — подсказала я.

Ксюша послушно наклонила.

— Ага! Получается рожа. Значит, не морзянка. А что тогда?

— Это смайлик. От английского «смайл» или улыбка. Используется в электронной переписке.

— И что он означает?

— Ну… Типа шутка.

— Ни фига себе! И кто ж так с нами пошутил? Я ему…

Тут за нашими спинами раздался громовой голос:

— Как вам мой смайл?

Мы обернулись. На пороге стоял Зорин. Весь красный, косматый, потный, бородища метлой. Как карикатурный злодей из детской сказки.

И почему я никогда не замечала, что он так устрашающе выглядит?

— Понравился? — он не по-доброму оскалился и начал прикрывать за собой дверь.

Мы попятились. Мысль о том, что это Зорин замыслил меня угробить удивляла, но ведь против фактов не попрешь. Чистосердечное признание, опять же…

За его спиной замаячил силуэт Изольды. Наверное, ей наскучило валяться на ковре в одиночестве, вот и притащилась

— Беги, Клотильда! — закричала Ксюша — Это он!

Изольда не послушалась. С идиотской улыбочкой она просочилась в комнату и спросила:

— Зарядкой занимаетесь?

Тут Сонька удивила. С боевым кличем «Кия!» она ринулась на Зорина и долбанула его кулаком по голове. Юрка охнул и качнулся.

Сонька киякнула еще раз. Зорин зашатался.

И тут наваждение прошло. Вместо злобного монстра, я увидела перед собой толстого добряка с пухлыми, в ямках кулаками, с застенчивой улыбкой и влажными, почти телячьими, глазами.

— Сонька, перестань! — закричала я, бросаясь Юрке на помощь.

— Как это перестань? Я еще только начала…

— За что? — всхлипнул Зорин, оседая на пол. — За мою любовь к вам?

— И это называется любовью? — взревела подруга, наскакивая мужика с новой силой. — Лучшую подругу хотел угробить, ирод!

— Я ничего не понимаю… — лепетал Юрка, увертываясь от Сонькиных тычков.

Я, наконец, оттащила свою заступницу от ополоумевшего Зорина. Усадила ее на кровать. Налила полстакана валерианки. Половину дала ей, половину Изольде. Подумав, развела еще стакан, и разделила его между собой, Юркой и Ксюшей.

Распив таким образом пузырек настойки, мы перевели дух.

— Ну что, други мои, будем разбираться, — изрекла я, заедая горечь настойки конфетой. Все закивали. Я продолжила. — Смайл ты нарисовал, Юра? — он закивал еще энергичнее. — Зачем?

— Хотел приятное сделать… Сонечке. Настроение поднять… А она, — он судорожно вздохнул. — Не понравилось, так зачем же драться? Можно же просто сказать…

— А вот это кто? — рявкнула Сонька, ткнув пальцем в гантели. — Кто это сделал?

— Вы думаете это я разбросал гантели? — растеряно заморгал Юрка. — Но я не занимаюсь тяжелой атлетикой…И потом, разве можно из-за простого беспорядка так нервничать?

— Не строй из себя идиота! — взбеленилась Сонька. — Признавайся, это ты хотел Лелю убить?

Зорин минуту тупо смотрел на Соньку, потом гоготнул и весело спросил:

— Шутишь, да?

Сонька зарычала:

— Кто-то хотел убить Лелю. И мы думаем, что это ты!

Зорин опять хихикнул. Но, увидев жуткую гримасу на лице своей возлюбленной, посерьезнел.

— А зачем мне ее убивать?

— Вот и я хотела бы узнать. — Сонька угрожающе насупилась. — Колись!

— Девочки! — взмолился Зорин. — Перестаньте! Вы мня пугаете. Я ничего не понимаю… Честно.

Я тяжко вздохнула и в двух словах обрисовала ситуацию. Прослушав отчет, Зорин вскочил с места.

— И вы туда же? И вы подозреваете меня? Ну ладно те два дегенерата, но вы… — он картинно заломил руки. — Леля, ты знаешь меня 100 лет…

— Ну уж не 100. Не надо меня старить.

— …мы пили с тобой на брудершафт, ели из одной тарелки…

— Когда ты воровал с нее мои бутерброды!

— … сидели за одним компьютером!

— Когда твой сломался, ты нагло отогнал меня от моего!

— … и только из-за того, что на их окне влюбленный идиот Юра Зорин нарисовал смайлик! Какой кошмар!

— Юр! Заткнись, умоляю!

— Нет! Не заткнусь! Ведь существует свобода слова, презумпция невиновности…

— Насилие одной личности, над другой, — угрожающе проскрипела Сонька.

Зорин сразу свернул свою демонстрацию и продолжил уже по делу:

— Я смайл нарисовал где-то… э… час назад. Сразу, как вернулся из столовой. Все спать пошли, а я, влюбленный дурак, поперся к окошку вашему. Приятное хотел сделать. Подбодрить…

— Ты не видел — баррикады уже были?

— Н-н-не знаю. Я в комнату не смотрел. Только на стекло. Я был весь пронизан любовью… Тем более занавески были задернуты.

— Так, — попыталась собраться с мыслями Сонька. — Так. Что же получается?

— Ничего хорошего, — ответила я. — Ты не пострадала только потому, что вечно дверь пинком открываешь. Открывала бы, как все нормальные люди, руками, давно бы с пробитой башкой лежала.

— А всегда знала, что мои вредные привычки могут мне пригодиться!

— Это точно не Суслик! — не впопад брякнула Ксюша.

— Чего?

— Это не Суслик. Мы видели его, когда выходили из столовой…

— А он, может, успел обернуться. Долго ли — туда, сюда. — Предположил Зорин. — Наворотил капканов и назад. Алиби себе создавать.

— Вряд ли, — не согласилась Ксюша. — Когда бы он в таком случае успел слепить такую огроменную бабищу? Она знаешь какая… Как статую Свободы…

— Это точно не Артем и не Лева, — внесла свою лепту в обсуждение Изольда. — Их нет в лагере.