Был и другой аспект проблемы. За последние дни Орловский превратился в некое подобие ходячего арсенала, расставаться же с оружием не хотелось. В итоге он все же надел поверх шинель, трофейный патронташ и лишь тогда перепоясался по новой.

На одном боку шашка, на другом – маузер, в карманах – кольт, патроны и две последние гранаты, за спиною – винтовка со штыком.

– А я чистое надел. Как знал, – без всякой аффектации сообщил Курицын.

И такое чисто русское спокойствие прозвучало в его словах, что Орловский невольно усмехнулся:

– Ну нет, Иван Захарович. Мы еще посмотрим, кому чистое понадобится! Банда, она банда и есть. Сколько в ней человек? Даже если тысяча, так в Смоленске одних жителей, если не ошибаюсь, все шестьдесят. Бед наш случайный знакомый натворить может, а победить – силенок не хватит.

– Все так, ваше высокоблагородие, но помяните мои слова – не человек он.

– Антихрист, что ли? – не удержался Георгий.

– Нет. На Антихриста он не тянет… – Курицын привычно перекрестился. – Но к слугам его отношение имеет. Уж не знаю, оборотень али еще кто, но как глаза сверкали! Вспомню – аж жуть берет. И вы извиняйте, ваше высокоблагородие, может, мне померещилось, однако ж у вашего приятеля один раз покраснели так же. Вы с ним поосторожнее. Чует сердце…

Продолжать Курицын не стал. Но такая убежденность прозвучала в его словах, что Орловский поневоле задумался.

Странный блеск глаз он замечал и сам, причем не у одного Шнайдера. Вот только о чем это говорит? Или должно говорить? Оборотень, как тот несчастный интеллигент в вагоне? Но не слишком ли это просто: списать все нынешние несчастья на проделки злых сил? Да и при чем тут Яшка? Человек старательно вбил себе в голову, что все беды вызваны существовавшим порядком вещей и лишь его партия знает, как сделать всех и каждого счастливым. Счастья пока не видать, однако прежний порядок рухнул, и вполне естественно, что Шнайдер пытается воплотить прежние чаяния в жизнь. А что до лжи и крови, то какое осчастливливание человечества обходилось без уничтожения всех несогласных и просто сомневающихся? Протестантство в Германии, Французская революция – все создавалось исключительно на крови, но никому же не приходило в голову всерьез считать Лютера или Робеспьера оборотнями, колдунами, вампирами и прочими существами такого же рода!

И вообще, подозревать – одно, знать – другое. Доказательств никаких, следовательно, и относиться к Яшке надо как к обычному человеку. А уж насколько этот человек приятен, роли не играет.

Мысли промелькнули курьерским поездом.

– Не факт, Иван Захарович. Хотя… – договаривать Орловский не стал. Тон его вновь стал деловит. – Наша главная задача – продержаться, а если подвернется возможность, то уничтожить банду. Кто против нас: люди или демоны – значения не имеет. Лучше обойдем посты, пока еще есть время.

Курицын вздохнул. Очевидно, для него вопрос о сущности друзей и противников был далеко не праздным. Но размышлять о подобных тонкостях можно было до бесконечности, а дело не ждало.

Орловский – тоже. Он двинулся вперед стремительной походкой собранного человека, и Курицыну оставалось спешить следом.

Погон на шинели у Георгия не было, однако теперь отчетливо чувствовалось, кто он, и реагировали солдаты соответственно. Не потому, что они стосковались по прежним временам. Просто положение было настолько опасным, что людям хотелось видеть во главе кого-то умелого и уверенного, человека, который может спасти их. Разглагольствования хороши, но в крутых ситуациях гораздо важнее люди дела. Именно таким и представал перед солдатами Орловский. Ничего лишнего, одна готовность к любым ситуациям и уверенность, что ничего страшного быть не может. Даже если и будет страшно.

Распоряжения были краткими, вопросы – только по существу. Несколько групп Орловский перевел в те комнаты, которые обеспечивали более удобный обстрел подступов, но в целом остался доволен импровизированной обороной. Боеприпасов хватало, артиллерии у противника не было, следовательно, держаться можно было достаточно долго. Если, конечно, банда вообще будет пытаться взять огрызающийся огнем дом, а не переключит внимание на что-нибудь более безопасное. Все-таки это была не регулярная часть, получившая приказ занять конкретные объекты…

Снаружи тоже все было в порядке. Орловский обошел периметр обороны, распорядился стрелять лишь залпами, если же отходить, то звеньями, прикрывая друг друга.

– Ни в коем случае не бежать. Вид бегущего противника вызывает стремление преследовать его. Запомните: перед вами банда. Ее цель – пограбить, а не воевать. Получат хороший отпор, больше не сунутся. Увидят ваши спины – будут гнаться, пока всех не перебьют. Понятно?

– Так точно, ваше высокоблагородие! – почти по уставу, лишь несколько вразнобой отозвались солдаты.

– А понятно, так действуйте.

В том, что отвыкшие от опасностей запасные сумеют действовать, Орловский несколько сомневался. Только вида не подавал. Главное – чтобы люди сами верили в себя, тогда никакой банде их не одолеть.

Орловский уже собрался возвращаться к дому, когда дальше по улице торопливо грянуло несколько выстрелов.

Солдаты сразу насторожились. Их настроение заколебалось между желанием показать всем, какие они молодцы, и элементарным стремлением сбежать куда-нибудь подальше.

– В шеренгу! Для стрельбы с колена! – тихо скомандовал Орловский.

Его тон подействовал. Солдаты послушно опустились на колено. Лязгнули затворы, и две дюжины винтовок уставились во тьму.

Впрочем, не совсем во тьму. Из-за облаков наконец-то выглянула луна, и улица не тонула больше в кромешном мраке. Метров за сто можно было разобрать людские силуэты, а большего пока и не требовалось.

Вновь несколько выстрелов, жалобный скулеж убиваемых собак, и в поле зрения появилось три бегущих к площади человека.

– Может, наши, ваше высокоблагородие? – предположил унтер Синельников. Тот самый, который так и не расстался с полученным на фронте крестом.

– Увидим, – коротко процедил Орловский.

Как ни быстр был обмен репликами, однако беглецы неслись так, что за это время сумели преодолеть большую часть разделяющего их расстояния.

Впереди троицы действительно несся Семен, и концы клетчатого шарфа развевались в воздухе, подчеркивали развитую скорость. Солдаты несколько отстали, причем оба, Орловский отметил это сразу, так и не бросили винтовки.

Что ж, уже неплохо. Те, которые спасались у вокзала, быстро избавились от мешавшего им оружия.

Орловский сделал несколько шагов вперед и остановился на пути беглецов:

– Что?

– Там… идут… – Семен никак не мог восстановить дыхание. Вид у него был таким, будто, не задержи его Георгий, он был готов без остановки пробежать весь город.

– Кто? – с наигранным непониманием спросил Орловский.

– Что? – в свою очередь удивился Семен.

– Не что, а кто. Кто идет? – уточнил Георгий.

Среди напряженных солдат послышались смешки.

– Эти… Как его? Бандиты.

– А вы уверены? В темноте можно и спутать, – уже серьезно произнес Орловский.

На его памяти стрельба по своим велась не один раз. А уж в нынешней обстановке, где чужие – практически вчерашние свои…

– Не наши энто, ваше высокородие, – вместо Семена ответил один из сопровождавших его солдат. – У энтих всех белые повязки на рукаве, чтоб, значится, не спутать. И опять-таки стрелять в нас стали, едва заметили. Ни вопросов, ничего.

Да, о том, чтобы отметить защитников Смоленска каким-нибудь знаком, Орловский не подумал. Привык к ситуациям, когда врага выдает форма.

Или хорошо, что не подумал? В голову все равно бы ничего не пришло, кроме тех же повязок. На будущее надо будет иметь в виду нечто более неординарное.

– Сколько их?

– Не успели разобрать. Однако немало, и идут как раз на нас ровно стая волков, – вновь проговорил тот же солдат.

Орловский посмотрел на луну, на шеренгу людей, отчетливо видимых в ее свете, и коротко распорядился: