– Толком пока неизвестно. Скорее всего, просто ушел. Сразу после обеда взял винтовку, сказал унтеру, что пойдет в лес по ягоды, и не вернулся. Вещмешка его нет. Видно, заранее вынес его из расположения и спрятал где-нибудь неподалеку.

– Кто? – Таких беглецов в последнее время насчитывалось более десятка. Люди не выдерживали не трудностей, а кажущейся бесцельности движения. До сих пор на всем пути отряду не попалось ни одного уголка, где бы сохранялся покой и порядок. Создавалось впечатление, что хаос захватил весь мир, но тогда что толку в их походе?

– Кашемиров.

Аргамаков сразу вспомнил губастого молодого солдата, частенько тосковавшего по оставленной семье.

– Так. Ладно. Что теперь поделаешь? – Назначать следствие полковник не стал. Каждый сам выбирает свой путь, только не каждому он оказывается по силам.

Если честно, Аргамакову порою казалось странным, что отряд до сих пор не разбежался весь. Вот как останется одна офицерская рота да несколько надежных солдат, вроде произведенного недавно в прапорщики кадрового унтера Збруева, – что тогда прикажешь делать?

То же, что и сейчас, сам себе ответил Аргамаков. Сколько бы нас ни было, но мы будем искать хоть один уголок сохранившегося порядка. Не может быть, чтобы нигде не нашлось ни одного человека, способного справиться с разбушевавшейся стихией. Пусть для начала в одном уезде. Главное – это иметь хоть какое-то спокойное место, где могли бы жить люди. А там уже можно будет попытаться разобраться в случившемся и распространить порядок дальше. Если же такого места не окажется, что ж, они попробуют создать его сами.

– Вашвысблог! – прервал размышления вбежавший в избу Коршунов. – Там мужик прискакал из Леданки. Говорит, в деревне банда. Голов пятнадцать. Лютуют – жуть.

– Так. – Полковник быстро прикинул расстояние до Леданки и кто из людей в данный момент свободен. – Капитан Усольцев! Полуроту Петрова посадить на подводы. С ними пойдет взвод Курковского. И пусть возьмут два пулемета. Я сам поведу людей. За старшего остается полковник Канцевич.

– Слушаюсь!

В деревне мгновенно поднялась суматоха. Назначенные части торопливо строились, собирали необходимое в дорогу. Аргамаков запоздало подумал, что было бы лучше взять офицерский взвод эскадрона, но менять приказание не стал. Половина кавалерийских офицеров была с Ганом в разъезде, и, следовательно, лошади у них порядком устали.

– Господин полковник! Дозвольте с вами! – подскочил к Аргамакову Збруев.

– Давай, Фомич! – В деле бывалый прапорщик лишним не был никогда.

С момента отдачи приказа прошло едва ли пять минут, когда колонна двинулась из деревни. Впереди и позади рысили кавалеристы Курковского, а между ними проворно перемещались подводы с посаженными на них людьми. На весьма скверном проселке тряска была порядочной, зато достигался немалый выигрыш во времени.

Дух людей был приподнятым. Банда – реальный противник. Не совсем солдатское дело – разбираться с разбойниками, однако кто-то должен ответить за рухнувшую в одночасье жизнь, за всеобщее запустение, за то звериное, что вдруг поперло из большинства людей. Ведь самое главное в случившемся Апокалипсисе – отсутствие виновных, словно дьявол дернул за потаенные ниточки и сразу скрылся, предоставляя людям самим щедро сеять урожай зла.

Они и сеяли. Мирные деревни в мгновение ока превращались в арену битв, где вчерашние соседи вцеплялись друг другу в горло, причем отнюдь не в переносном смысле слова. Города стали дремучими джунглями, где каждый был за себя и никого не было за всех. Воюющие армии позабыли про противников и с тупым азартом занялись самоистреблением. Бежавшие из них дезертиры саранчой пошли по собственной земле, убивая, уничтожая и грабя свое и своих. И все это без цели и смысла, на одном только страстном желании разрушить все, что можно разрушить, и убить всех, до кого удастся дотянуться.

– …Ворвались перед полуднем, точно стая. На конях, с винторезами, да как пойдут по избам, – повествовал офицерам ехавший проводником гонец. – Кто вякнул против, сразу пуля, а то и нож в брюхо. Остальных – на площадь. Я аккурат с поля возвертался. Как узрел энто дело, задами да ходу. Хорошо, вспомянул, как люди баяли, будто в Васькине войска стоят. Ну, я и к вам…

Далекий выстрел прервал его разглагольствования. Люди поневоле напряглись, стали ловить каждый доносящийся звук. Однако ничего подобного больше не повторялось. Вовсю заливались птицы, стрекотали насекомые, но то были обычные звуки поздней весны, те самые, что раздавались в лесах задолго до появления человека и будут звучать после.

– Так. Обойти вашу Леданку можно? – спросил Аргамаков.

– А то как же? Вестимо, можно. Тут недалече тропинка. Вот только повозка по ней не пройдет.

– А конный? Провести по ней сможешь?

Получив утвердительный ответ на оба вопроса, Аргамаков повернулся к Курковскому:

– Действуйте, поручик! Главная задача – перекрыть выход из деревни с той стороны. Уйти не должен никто. А в целом действуйте по обстановке.

– Слушаюсь! – Два с половиной десятка кавалеристов растаяли в лесной чаще, словно их никогда и не было.

– Удивительно, господин Александр Григорьевич. На своей земле – а ведем себя как на войне, – тихо заметил Петров, поправляя пенсне.

– Мы и есть на войне. Только никак не могу взять в толк на какой, – так же тихо отозвался Аргамаков. – Ни правил, ни противника. Не считать же таковым мелкие банды! И в то же время – развал до последней стадии, как будто после злосчастного дня перестали действовать все законы: и божеские, и человеческие. Вы, Дмитрий Сергеевич, человек ученый, в Технологическом институте учились. Скажите, как это может быть? Или подобное вы не проходили?

– Не проходили, но грезили. Знаете, господин полковник, в бытность студентом я даже мечтал о времени, когда тирания рухнет и люди смогут стать по-настоящему свободными, – неожиданно признался штабс-капитан. – Всякие там кружки, чтение полулегальной литературы, пьяный треп о грядущем счастье…

Аргамаков кивнул, словно ожидал подобного. Сам он был безмерно далек от партийной борьбы и все свое время отдавал службе и семье.

– Тогда вы счастливый человек, Дмитрий Сергеевич. Мечты ваши сбылись. Темницы повсеместно рухнули, и свобода вас встретила у входа. Так, кажется, сказано у поэта?

Петров несколько смутился, но все же возразил:

– Разве то, что мы с вами сейчас видим, является свободой?

– А чем же тогда еще? Никакой власти нет, каждый волен поступать так, как ему заблагорассудится, а тот факт, что очень многим нравится быть хищниками… Такова человеческая природа. Нет, то, что вековая синяя птица нашей интеллигенции при ближайшем рассмотрении оказалась приземленным зверем, меня-то как раз и не удивляет. Нечто подобное я уже наблюдал лет двенадцать назад, когда возвращался из Маньчжурии. Масштаб был несколько иной, но в целом – чертовски похоже. Мне интересно другое. Почему это произошло? Словно у мира рухнул стержень, на котором он держался. И главное, так быстро! Впечатление, что по земле прошла эпидемия. Как раньше проходили эпидемии чумы, холеры, оспы. Ладно, уже подъезжаем. Договорим потом, – прервал свой монолог Аргамаков.

И точно, на последних словах навстречу выехал один из конных разведчиков, все время бывших впереди.

– Господин полковник! Деревня. Наблюдателей не обнаружено. На околице никого. Из глубины доносится шум, но что там происходит, непонятно.

Отдавать команды не требовалось. Солдаты торопливо спрыгивали с телег, строились у дороги. Их было немного – всего сорок два человека вместе с офицерами, которые вопреки правилам были на взводах, но зато Аргамаков был уверен в каждом из них. Настолько, насколько сейчас вообще можно было доверять людям.

Леданка раскинулась посреди леса, и от опушки до крайних домов была едва сотня шагов. Откуда-то из глубины деревни раздавались веселые голоса, однако на околице никого не было, и полковник вполголоса скомандовал: