Тут я вспомнил, что систему устанавливали еще при Лопесе, и подумал отчего-то, что тут может быть точно такой же код, который Богдан, Борис и Глеб не стали менять.
— Давай попробуем набрать год рождения, дату и время рождения Лопеса? — предложил я Эухении, но тут в дверь постучали.
Конечно, это явилась, немного опоздав, Пепа. Эухения скоренько влезла в халат, запахнулась в него, я юркнул под простыню. Пепа была девушка воспитанная, к тому же слегка тормозная, и она ни единым движением глаз не показала, что мое наличие в хозяйкиной постели ее хоть сколько-нибудь удивило. Впрочем, Эухения ее близко не подпустила, а, отобрав столик на колесиках, быстро выпроводила за дверь.
Я ухватил большой сандвич с каким-то мясом, зеленью, кетчупом и горчицей, после чего некоторое время смотрел только на то, как он медленно исчезает у меня в глотке. А Эухения, отхлебнув из чашечки пару глотков кофе, опять схватилась за пульт.
— Год рождения Лопеса, день и месяц я помню, — сказала она. — Его 50-летие в 1980 году отмечали так, что над островом три дня стояло зарево от фейерверков… Опять же — 14 июля. Не спутаешь — Французская революция: «Свобода, равенство, братство!» — и Лопес. Хорошее сочетание, верно?
— Угу! — ответил я, ворочая челюстями.
— Значит, 1930-14-07… Времени его рождения я не запомнила. Но почему ты решил, что надо набирать эти цифры?
— Потому что такой код был в «Бронированном трупе», — ответил я, наскоро проглотив прожеванное. — Надо набрать 1930, потом 14.07, а после — время рождения — 9.35.
— А, — беспечно махнула рукой Эухения, — попробуем!
Первые три цифры благополучно вписались в квадратики. А вот едва Эухения нажала на кнопку с цифрой «ноль», как от экрана долетел противный недовольный писк и клетка осталась пустой.
— Не подходит, — сказала Эухения.
— Но можно ж подобрать, — возразил я, подивившись недальновидности разработчиков системы кодирования. Ну и простота! Прогони через каждую клетку все десять цифр — какая встанет, та и годится…
Я забрал пульт у супергадалки и нажал кнопку с единицей. Пи-и… Не принял. 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 — и все «пи-и», то есть облом. Девятка оказалась гожей.
— 1939-й получается… — пробормотал я. — Так это ж год рождения Чуда-юда! Можно сразу же набрать 12.03 — его день рождения.
Аккурат в самое оно! Как набрал — так и загорелось. Без всякого писка. В клеточках уже стояло 19391203… оставалось подобрать всего ничего — три цифры. Времени рождения своего отца я не знал. Впрочем, я и точного времени рождения своих двойняшек не знал. В котором часу Лопес родился — помнил, а когда Колька с Катькой — нет.
Испытанным методом — жми все подряд! — нашел сперва «7 часов», а потом «56 минут». Когда нажал последнюю кнопку, то ожидал, что заставка исчезнет сразу же. А она осталась.
Подождали, я за это время еще один сандвич схавал, но заставка никуда не исчезла.
— Наверно, что-нибудь не так, — сказал я, рассматривая пульт. В «Бронированном трупе» на пульте была кнопка ENTER, a тут — ни фига подобного. Правда, помимо десяти кнопок с цифрами были еще какие-то, со стрелками, а одна вообще без ничего. Вот на эту я и нажал.
Заставка исчезла. Вместо нее появилась совершенно затемненная картинка. Я нашел рычажок переключателя в инфракрасный диапазон и уже хотел переключить камеру, когда внезапно экран довольно ярко осветился, и на нем возникло изображение сводчатого коридора тюремного типа. Такого же, какой был раньше и на горизонте 82. Коридор просматривался неплохо и был вроде бы совершенно пуст.
— А в камерах есть телеаппараты? — спросил я.
— Не знаю, — пожала плечами Эухения.
Но тут произошло нечто совершенно неожиданное.
Камера явно стала двигаться, хотя мы на пульте ничего не нажимали. При этом не чувствовалось, что ее кто-то снял со стены и понес в руках, потому что не замечалось никаких колебаний картинки. Вместе с тем, хотя источник света был где-то сзади, никакой тени, которая, по идее, должна была просматриваться в кадре, не было. Иными словами, выходило, что телекамера и, условно говоря, «средство ее транспортировки» обладали абсолютной прозрачностью. А этого, как выражался Чудо-юдо, «с точки зрения современной физики не может быть, потому что не может быть никогда». Сию историческую фразу он произнес тогда, когда я в первый раз увидел наяву такое явление. Три года назад нам удалось путем далеко не бескровным раздобыть перстни Аль-Мохадов. Сначала оба с плюсами, потом оба с минусами. Но еще до того, как я, условно говоря, «изъял» минусовые перстни у Вадима Белогорского, Чудо-юдо подверг всестороннему изучению плюсовую пару. И в ходе этого было обнаружено, что они не имеют массы покоя, стабильных линейных размеров и не отбрасывают тени. До этого я видел такое явление только в фильмах про вампиров, которые, как известно всему цивилизованному миру, не отражаются в зеркале и не отбрасывают тени, хотя выглядят почти как нормальные люди.
Впрочем, насчет того, что вампиры существуют, у меня были серьезные сомнения. Хотя, пожив аж в двух потоках времени, я навидался всяких чудес выше крыши — которая, как ни странно, до сих пор не поехала! — но ни разу не наблюдал граждан с клыками неуставной длины, а тем более — не отражающихся в зеркале и не отбрасывающих тени. К тому же в данном конкретном случае, даже если допустить, что скрытую в туннеле телекамеру взял напрокат вампир, то тень все же должна была присутствовать. Ведь это вампиры теней не отбрасывают, а телекамеры таким свойством не обладают. И не должны обладать, между прочим, хотя бы в силу своего предназначения, ибо если б вся камера была абсолютно прозрачной, то хрен бы мы сейчас что-нибудь видели.
А изображение, кстати сказать, было просто отличным, гораздо лучше, чем то, что мы принимали от всех прочих телекамер, которые включали в разных углах и закоулках «Горного Шале» и его подземелий. Прямо-таки студийного качества. И цвет был на уровне, и четкость. Был и звук, то есть слышалось (очевидно, из-под пола) журчание воды в дренажном коллекторе, отдаленное гудение трансформатора осветительной сети и даже какие-то очень-очень тихие шорохи от движения воздуха по туннелю. Но не слышалось ни звука шагов того, кто перемещал камеру, ни скрипа колесиков, на которых ее, в принципе, могли катить. Получалось, будто камера — или нечто ее заменяющее! — передвигается совершенно бесшумно и неизвестно каким способом.
Так или иначе, но камера переместилась вдоль коридора к ближайшей перегораживающей его стальной решетке. В этой решетке была дверца, которая, несомненно, оставалась в запертом состоянии, и ключа в замке не просматривалось. Тем не менее, несмотря на то, что ни замок, ни дверь, судя по всему, не открывались — ни гулкого лязганья замка, ни металлического скрежета и скрипа двери не послышалось (я прекрасно помнил эти звуки!), — камера, ни на секунду не задержавшись и ничуточки не дрогнув, перебралась на другую сторону решетки и продолжила движение дальше. Точно так же она миновала еще две поперечные решетки. В четвертом по счету отсеке камера — пока будем ее так называть, — добравшись до середины, неожиданно повернула взгляд направо. Как уже замечалось, в каждом из пяти отсеков, на которые решетки делили коридор, было по шесть дверей одиночных камер: три справа и три слева. Так вот то, что передавало нам изображение (мне уже стало ясно, что это не может быть телекамерой), смотрело теперь на среднюю дверь справа от прежнего направления движения. После двухсекундной паузы это самое «нечто передающее» все так же плавно стало наезжать на эту самую дверь. Дверь — это было очень четко видно — запиралась на засов, который, однако, был отодвинут. На двух соседних дверях засовы были не только задвинуты, но еще и заперты на солидные висячие замки, вроде амбарных. Из этого сразу же напрашивался вывод, что там, внутри, кто-то есть.
Когда «нечто передающее» приблизилось вплотную к двери, кадр на несколько секунд затемнился, но дверь, судя по всему, не отворялась. Каким-то непостижимым способом это самое «нечто» прошло сквозь дверь и оказалось в одиночке с хорошо знакомым мне интерьером. Именно в такую меня посадили «джикеи» после того, как выудили с потопленной яхты и притащили в Лопесовы подземелья на подводном скутере-буксировщике. Унитаз и умывальник в нише у двери, незастланная койка, на которой лежало несколько предметов, которые поначалу не удалось рассмотреть подробно, стол и табурет, привинченные к полу. Площадь примерно 4x2 метра, высота потолка немного больше двух. Вместо
