Миссис и мисс Мэллори уронили меня на дорожку, и Бетти еще раз пощелкала клавишами. Проем, через который мы вошли в зал, закрыла сперва стальная плита, а потом фигурная мраморная панель с барельефом все той же Девы Марии. И вновь заклокотал за стенами бетон, заполняя коридор, ведущий к уже замурованному лифту.
И тут меня, да и моих конвоирок как громом ударило. В гулкой тишине подземного дворца, нарушаемой лишь тихим журчанием фонтанчиков да еле слышным шлепаньем жидкого бетона за мраморным барельефом и стальной плитой, прозвучал могучий басовитый голос.
Я уже слышал похожий, когда мы взяли в плен Паскуаля Лопеса. У братьев-близнецов были похожи и акцент, и интонации. Доводилось мне слышать и голос самого дона Педро, правда, не вживую, а через хитрое подслушивающее устройство. Тогда мы с ныне пропавшей Мэри Грин, проникнув в тайную гавань X-45 на подводном аппарате «Аквамарин», присосались к брюху субмарины Хорсфилда и подслушивали, о чем ведут речь Лопес и дель Браво.
Но все-таки это было не совсем то.
Можно сколь угодно хорошо разбираться в технике и находить объяснения акустическим эффектам, прекрасно сознавая, что где-то стоит магнитофон, включившийся по заранее заготовленной программе, который и гонит речь с кассеты на динамики, замаскированные где-то в стенах. Можно не верить в существование загробного мира, духов, призраков, привидений и прочих персонажей фильмов ужасов и детских сказок. Да, можно быть стопроцентным атеистом, материалистом и рационалистом, но все-таки испугаться такого голоса…
Во-первых, он был несказанно громкий. Во-вторых, его немного изменили, пропустив через какую-то звукооператорскую аппаратуру, и придали ему некий загробно-потусторонний оттенок, давящий на психику. Наконец, в-третьих, он зазвучал внезапно, когда никто этого не ждал.
— Приветствую всех в «Бронированном трупе», сеньоры и сеньориты! Вы сделали свой выбор. Отныне вы мои ВЕЧНЫЕ гости: «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» Лишь Всемогущий Бог волен дать свободу вашим душам. Тела же останутся здесь навсегда. Помолитесь, покайтесь, успокойте души. Да, вы больше никогда не увидите ни солнца, ни луны, ни голубого неба, ни звездного. Все ваши родственники, оставшиеся на поверхности, для вас уже мертвы. Таков был ваш выбор, и теперь вам остается лишь покориться судьбе, которую вы сами избрали. Уповайте на милость Божью, и да пребудет с вами Его благословение!
Этот сукин сын очень вовремя напомнил о ситуации. Не мне, конечно, я и так все понимал. Голос Педро Лопеса зацепил за живое Бетти и Таню. Я отчетливо услышал злой шипящий шепоток:
— Врет! Отсюда есть еще два выхода!
Я тоже слышал о том, что выходы есть, но подозревал, что к нынешней ситуации это уже не относится. И пятисотметровая шахта на кукурузном поле, заваленная и затопленная, и тот третий выход, который искали Сорокин и Браун, — все они при здешней автоматике уже давно могли быть залиты бетоном и задвинуты броневыми щитами. Так что, если Танечка с мамочкой рассчитывали захапать свой любимый компьютер с секретами, а потом благополучно смыться, то они жестоко ошибались. В общем, к посмертному приветствию товарища Педро Лопеса надо было прислушаться и сделать соответствующие оргвыводы.
Милые дамы поволокли меня по лестнице, подцепив за скованные руки и не развязывая ног. Здесь до первой площадки было ступенек сорок, и у меня было несколько минут, чтобы подумать над складывающейся ситуацией. Итак, семейка Мэллори — не камикадзе. Уже за это открытие я, как бывший юный пионер, мог бы сказать свое пионерское спасибо бывшему хайдийскому диктатору, если бы, конечно, по совместительству не был борцом против его диктатуры.
Из того, что мама с дочкой рассчитывали на благополучное бегство, логически следовало, что меня они должны были бросить в лифтовой шахте если и не расстрелянным, то уж по крайней мере залитым в бетон. Однако они, не жалея своего здоровья и слабых женских сил, зачем-то тащили меня дальше. При этом обе — особенно Таня! — хорошо сознавали, что я очень не люблю такого неаккуратного обращения и наверняка при первой возможности постараюсь доставить им неприятности. Либо они были жуткими альтруистками, во что после девяти трупов на лифтовой площадке с трудом верилось, либо во мне им виделся какой-то практический интерес.
В принципе, у них должно было быть все, что позволяло им добраться до сейфа. Их руки с пальцами, коды с пультом, ключи-крестики, которые они вытащили у меня из кармана. У них были даже перстни Аль-Мохадов, которые не имели прямого отношения к фонду О'Брайенов и вообще неизвестно что собой представляли… А Таня об этих перстеньках кое-что знала, могла знать во всяком случае, ведь «выпуклый плюс» я обнаружил у ее знакомого цыгана Степаныча, а «вогнутый» — у нежно любимого ею Толяна.
Речь шла о Тане-реальной, но была еще и Таня-виртуальная, которая по ходу дурацкого сна ј 3 прямо заявила, что «джикеи» отказались от мысли пройти через затопленную шахту на кукурузном поле, когда узнали, что там не обойтись без перстней Аль-Мохадов. Поскольку для меня уже давно не было сомнений, что за всеми дурацкими снами для Димы и Тани просматривалась волосатая лапа Чудо-юда, это могло быть прямой подсказкой на тот случай, который сейчас имел место… Стоп!
Таня-реальная тоже все это видела во сне. И живым я ей нужен, потому что она знает о тех невероятных свойствах перстней, которые вроде бы проявлялись. А ведь тогда, на даче у Белогорского, когда я — и сейчас это четко помню! — не только прошел через щель накрепко закрытой стальной двери, но и переместился за сорок километров из одного закрытого и охраняемого
поселка в другой, тоже закрытый и охраняемый, что-то все-таки было… ХотяЧудо-юдо со свойственным ему красноречием легко убедил меня в том, что наяву события протекали совсем не так, а все фантастические детали он для меня сам придумал из экспериментальных соображений. Если Таня верит в то, что перстни Аль-Мохадов дают такие невероятные возможности, то, может быть, считает, будто я знаю, как ими управлять… И тогда выходит, что я для нее — надежда на благополучный выход из «Бронированного трупа».
Бетти и Таня втащили меня на лестничную площадку. Тут возвышалась скульптурная композиция из розового мрамора, изображавшая трех ангелочков, то есть трех очень довольных жизнью пупсов с крылышками. Пупсы были сработаны из цельной глыбы, но так ловко, что казалось, будто и впрямь летают.
Дальше лестница раздваивалась. «Шпаргалка», находившаяся у меня в голове, утверждала, что идти надо направо. Именно туда меня и потащили, передохнув, Бетти и Таня.
Лестница вышла к двери, покрытой белым лаком и отделанной позолоченными резными украшениями. Она была не заперта, и, открыв обе створки, мы прошли в длинную анфиладу комнат, тянувшуюся только по прямой минимум на сто метров.
— Боже мой! — воскликнула, не сдержавшись, Бетти. — Какая красота!
И правда, было на что посмотреть. Меня, помнится, детдом возил и в Кусково, и в Архангельское, но тут, конечно, было пошикарнее. В целом, конечно, создавалось впечатление, что находишься в музее. Все было уж очень парадное, нежилое. А ведь Лопес тут собирался лет двадцать прожить. Паркет был настолько гладкий, что казалось, будто поверх дерева настелено оргстекло. В каждой из комнат стены были обиты шелком своего цвета, оттенка и рисунка. На каждой стене висело по одной большой или по нескольку малых картин в позолоченных багетах. Резные стулья, кресла, диваны, комоды — все это было сделано под XVIII век.
Дамы вполне могли бы, наверно, остановиться и посмотреть получше, так как теперь им некуда было спешить. Заодно и мне дали бы отдохнуть какое-то время. Но они все-таки спешили, будто боясь, что кто-то их может опередить. Мне лично казалось, что сейчас, пока еще ничего не нашли, бояться нечего.
Мы прошли одну комнату, другую, третью, четвертую… В пятой должен был находиться некий «ларец с трубой».
— Вот он! — Первой ларец, стоявший на столе в углу комнаты, увидела Таня. Меня временно посадили в кресло — большое им спасибо! — а сами подошли к ларцу.
