«Боинг-757», чуточку кренясь, описывал дугу вокруг Хайди, заходя в зону посадки аэропорта Сан-Исидро. Он шел довольно медленно, показывая пассажирам правого борта густо-зеленые мохнатые горы Сьерра-Агриббенья, голубовато-серую змеящуюся серпантинами ленту кольцевого шоссе, скалистые обрывы, Лесистое плато, мыс Педро Жестокого… Потом в иллюминаторе показались белые небоскребы и игла телевышки Сан-Исидро. Как во сне, ей-Богу!

Да уж, гражданин Коротков и господин Баринов, не думали вы, братцы, что вас сюда опять занесет. Да и мистер Браун, как помнится, уматывал с этого острова в полной уверенности, что никогда сюда больше не явится, ан нет, сподобились, господа-товарищи. Десять лет спустя решили, так сказать, проехаться по местам революционной, боевой и сексуальной славы бывшего министра соцобеспечения революционного правительства Республики Хайди, гражданского мужа компаньеры Президента команданте Киски. Да еще не в одиночку, а с новой, на сей раз вполне законной супругой — сеньорой Бариновой Еленой Ивановной (в просторечии — Хрюшкой Чебаковой).

Ленка сидела у самого иллюминатора и любовалась красотами. Деревенская кровь все-таки даже с кандидатской степенью и почти готовой докторской давала о себе знать. У меня лично на этот счет была дежурная фраза, запомнившаяся еще с детдомовских времен, когда по телевизору показывали спектакль «Любовь Яровая». Автора пьесы, само собой, я не помнил, там было что-то про гражданскую войну. Белых по ходу дела победили, они начали драпать и вместе с ними какая-то смешная толстая тетка. Вот тут какой-то профессор, похожий на Карла Маркса, и сказал историческую фразу: «Пустите Дуньку в Европу!» Мы над этой репликой отчего-то ржали чуть не полгода. Может, от недостатка других поводов для смеха.

Конечно, цивилизаторская миссия, которую отче наш, Сергей Сергеевич, он же Чудо-юдо, начал еще в те времена, когда числил меня в графе «безвозвратные потери», не прошла бесследно. Девочка, которой ее покойный папаша, доблестный шабашник Иван Михалыч Чебаков, прочил блестящую карьеру продавщицы в продмаге… Или он Зинке продмаг прочил, а Ленку хотел в промтоварный устроить? Забыл уже. В общем, эта самая девочка вышла в люди, вышла замуж за бандита с обеспеченным настоящим (хотя и с неясным будущим) и приобрела элементы интеллекта в поведении и внешности. Но «Дунька» все-таки постоянно просматривалась. Иногда чуть-чуть, иногда весьма и весьма мощно.

Вообще-то я думал, что у нее это быстро пройдет. Как-никак в юности Чудо-юдо устраивал им с Зинкой гипнопедические уроки английского с путешествиями во сне по городам англоязычных стран. Хотя, подозреваю, что это были не просто уроки, а нечто большее. Не зря же девки из каждого «путешествия» привозили в памяти какие-то цифры: то телефонные номера, то цены… Но так или иначе, вроде бы, насмотревшись иноземных городов по видику, в цвете, можно было как-то притерпеться к тому, что видишь их в натуре. Во всяком случае, не приходить в поросячий восторг от того, что видишь Вестминстер или колдстримских гвардейцев в шапках из шкур русских медведей. Тем более что времени на то, чтобы любоваться всем этим, у нас было не так уж много.

Когда месяц назад мы выпорхнули из Шереметьево-2 и приземлились на лондонской «Хитровке», я уже знал, что Чудо-юдо вовсе не собирался дать нам с Хрюшкой «оторваться на всю катушку». Ленка тоже знала. Именно ей, собственно, как сотруднице Центра трансцендентных методов обучения, Сергей Сергеевич надавал целую кучу поручений, ибо у Чудо-юда было полно знакомых на берегах Темзы.

В Хитроу нас встретил довольно веселый и вовсе не чопорный, как принято в России называть англичан, парень. У него, правда, было королевское имя — Генри и еще более королевская фамилия Стюарт, но ни к каким шибко благородным семействам он не принадлежал. Дед у него был слесарем, папа — школьным учителем, а сам Генри сподобился стать профессором.

Два крупных спеца по нейролингвистическому программированию — так понаучному именовалась та дисциплина, которая предназначалась для заполаскивания чужих мозгов (и моих в том числе), — беседовали о своих делах. Хрюшка держалась весьма солидно, и было такое впечатление, что профессор даже несколько заискивает перед таким светилом. Несмотря на то, что говорили они на вполне понятном английском, суть их бесед доползала до меня так медленно, что вмешиваться в эти словопрения мне казалось излишним. И уж тем более мне было ни к чему посещать лабораторию мистера Стюарта. Потому что миссис Стюарт, которая предпочитала называть себя Нэнси, выполняя предначертания Чудо-юда, нашла для меня более интересное занятие.

Конечно, речь шла не об интимном. Нэнси была специалистом по генеалогии. Именно ее дружеская помощь и привела к тому, что мы вместо запланированных Канар по команде Чудо-юда отправились на Хайди.

Если бы речь шла только о том, где загорать, я бы все-таки выбрал Канары. Там к россиянам уже попривыкли, ибо еще в доперестроечные времена испанцы позволяли доблестным советским рыбакам отдыхать на островах от выполнения плана по добыче всяких там тунцов и макрелей, пока их БМРТ ремонтировались, обеспечивая рабочие места для здешних судоремонтников. А теперь тут Иванов еще поприбавилось. Что же касается благословенного острова Хайди, то он в наших туристических проспектах не значился. Прежде всего потому, что дипломатические отношения между Россией и Хайди отсутствовали. Консульство было, но не было никаких гарантий, что в досье здешней тайной полиции не лежала фотография Анхеля Рамоса (в «девичестве» — Родригеса).

Правда, демократия в данном государстве, как мне объяснили, уже достигла почти нормального уровня. Педро Лопес и Хорхе дель Браво, которых разбомбили революционные ВВС компаньеры Киски, вот уже десять лет как никого не пугали. С другой стороны, в отсутствие незабвенной команданте и Мировой Системы социализма никто не пытался тащить островишко к сияющим вершинам Коммунизма.

Тем не менее ввиду того, что «новые русские» в эти края еще не заглядывали, местную спецслужбу — черт ее знает, как она теперь называется!

— появление на острове товарища из Москвы могло заинтересовать. Тем более что на Хайди мы с Ленкой собирались не только подставлять солнцу свои относительно бледные телеса, но и заниматься кое-какими научными исследованиями.

Пока я мыслил, «Боинг» гладенько притерся к бетонке аэропорта Сан-Исидро, а затем ловко подрулил к стеклянно-алюминиевому цилиндру, опоясанному кольцевой эстакадой, от которой отходили, как лучи, дебаркадеры. Стюардесса с дежурной улыбочкой выпустила нас с Ленкой и прочую публику в относительно прохладный коридор, по которому кондиционер гонял свежий воздух.

Одним рейсом с нами прилетело всего штук пять или шесть импортных штатников, а остальные были местные. Штатники ехали налегке — кто с чемоданчиком, кто со спортивной сумкой. Местные, несмотря на общую черномазость, были по ухваткам похожи на наших отечественных «челноков». У каждого было по паре сумок, картины, корзины, картонки, а может, и собачонки. Вся эта публика повалила за багажом, а потому мы прошли контроль вместе с янки. Полицейский поглядел наши паспорта без каких-либо эмоций, описанных в стихах Маяковского. Таможенникам тоже было все по фигу. Все взятки были у них впереди, они жаждали пощипать своих «челноков».

Зато уже при выходе из аэропорта вокруг белых людей — а значит, и вокруг нас — завертелись очень любезные ребятки, убеждавшие, что отель, который они представляют, самый лучший в мире. Янки уверенно протопали мимо них, хотя какая-то девица, висевшая на локте у весьма солидного джентльмена лет пятидесяти, убеждала своего «папочку» (не уверен, что он ей действительно доводился отцом) поехать в тот отель, представитель которого встал на голову, чтобы привлечь к себе внимание.