– Вас тут хотят видеть...

Голос у Лауры Иглезиа был загадочным донельзя. Вроде бы она не держала на него зла, хотя Малко еще не успел объяснить, куда исчез накануне. Спал он плохо, размышляя, как ему найти таинственную монахиню, не вызвав при этом страшного скандала. Даже головорезы Рикардо Толедо не смогут раздеть монахинь монастыря. Это привело бы к революции. И однако Малко на сегодня не видел никакого иного способа раскинуть сети.

– Кто? – спросил он.

– Я не могу сказать вам по телефону, – отрезала Лаура.

Мысли Малко находили подтверждение. Случилось чудо.

– Еду, – бросил он.

– Приезжайте один, – добавила она. – Не надо привлекать внимания.

Она повесила трубку. Малко сунул свой плоский пистолет за пояс и пошел предупредить телохранителей, что они могут, пока будут его ждать, вдрызг напиться пепси-колы. Все же из осторожности он не сказал им, куда идет.

Крис Джонс разложил на кровати детали своего драгоценного кольта и, упражняясь, собирал его с закрытыми глазами.

– Если через два часа не приду, – предупредил Малко, – идите меня искать. Если нужно, прихватите тапки.

Повторять им было не надо. Крис с Милтоном горели желанием отыскать противников себе под стать, чтобы были не чета жалкому уголовнику с ножом.

Как всегда, Малко добрых пять минут прождал лифт. Над Монтевидео яростно дул ветер. На ветру дрожала огромная металлическая антенна на здании «Дженерал Электрик» на углу Плаца Индепенденсиа. «Мустанг» завелся с ходу. Сесть за руль этой машины, без сомнения, было куда опаснее, чем схлестнуться сразу со всеми уругвайскими тупамарос. Малко сократил путь, направившись по унылой улице 18 Июля – это дата последней революции, – чтобы через улицу Массини выехать на набережную. Перед мэрией из красного кирпича шла манифестация.

Прибавив ходу, Малко двинулся по пустынным улочкам района Карраско. Он спешил ковать железо пока горячо. Несмотря на то, что он узнал про Рона Барбера, Малко было его жаль. Ворота на вилле Хуана Эчепаре были распахнуты. Малко выскочил из «мустанга» и подошел к двери. Дверь тут же открыла Лаура Иглезиа.

– Простите меня за вчерашний вечер, – прошептала она. – Я как приму свой литий, ничего уже не соображаю.

– Да ради Бога, – воскликнул Малко. – Это я плохо с вами обошелся. Хуан Эчепаре дома?

Она покачала головой:

– Нет, его не будет до четырех. Анджело и Энрике он прихватил с собой. Входите.

Малко последовал за Лаурой.

Та выглядела очень респектабельно: в брюках и непрозрачной блузке. Черный кот подошел потереться о ее ноги. Гостиная была пуста. Малко обернулся.

– Вы сказали, что...

Лаура улыбнулась своей странной кривой улыбкой и указала пальцем на «мастерскую» Хуана Эчепаре.

– Вас ждут там.

Заинтригованный Малко направился к двери. Лаура наблюдала за ним. Переступая через порог, Малко вдруг увидел отражение в висящем на стене зеркале: две длинных ноги в черных чулках и вуаль.

Он ошеломленно отступил назад. Лаура поднесла к губам палец. Встав на цыпочки, она зашептала в ухо Малко:

– Это она звонила! Она хотела во что бы то ни стало с вами встретиться. Она знала, что Хуана сегодня не будет. Я ему ничего не скажу.

Да, когда светских женщин потянет на разгульную жизнь, удержу на них нет.

– Но я видел ее всего раз в течение трех минут! – сказал Малко. – Безумие какое-то. Лаура пожала плечами. – Не будьте идиотом, – сказала она. – Донья Мария-Изабель – одна из самых красивых женщин Уругвая. Не буду вам мешать.

И она двинулась к двери. Малко в замешательстве направился в комнату с зеркалами и со странной круглой кроватью. Найти Рона Барбера тут ему не помогут, но инстинкт самца не позволял ему ретироваться. Жизнь так коротка.

Некоторое время они глядели друг на друга, не зная что сказать. Мария-Изабель сидела на краю кровати, скрестив ноги, плотно закутавшись в свое черное чесучовое пальто, и с лицом, закрытым вуалью. Точно так же она выглядела в тот, первый раз. Малко показалось, что она улыбнулась.

– Здравствуйте, – сказала Мария-Изабель Корсо. – Я рада, что вы пришли.

От ее низкого сдержанного голоса у Малко сильней забилось сердце. Он решил, что обязан ответить молодой женщине как можно галантнее.

– Я бы на крыльях прилетел; зная, что речь идет о вас, – сказал Малко.

Мария-Изабель нежно рассмеялась:

– Обманщик! В прошлый раз вы на меня едва взглянули...

Встав, она принялась, расстегивать пальто.

– Не поможете?

Пальто соскользнуло ему на руки. На Марии-Изабель был жакет с юбкой и корсаж из узорчатой ткани. Одежда очень скромная. Она осторожно убрала прикрепленную к шляпке вуаль. Наконец Малко мог полюбоваться на ее лицо. Волосы, стянутые сзади золотым обручем, высокие скулы, большие миндалевидные глаза. Не зря уругвайцев называли «восточными людьми». Губы оказались еще красивее, чем помнил Малко: полные, словно высеченные из камня; за ними виднелись ровные, чуть выдвинутые вперед зубы. Она несколько секунд смотрела на Малко с едва заметной улыбкой. Взгляд был такой красноречивый, словно они уже стали любовниками.

– Подойдите, – сказала она, – я хочу вам кое-что показать.

Облокотившись, Мария-Изабель прилегла на кровать, туфель она не сняла.

Юбка скользнула вверх, мелькнула белая подвязка. Мария-Изабель стыдливым движением одернула юбку.

– Терпеть не могу колготок, – прокомментировала она. – Это так не эротично.

Малко сел рядом и огляделся. Десятки их отражений маячили в зеркалах – на туалетном столике, у ножки кровати, на потолке. Мария-Изабель подняла глаза и легла чуть поудобнее. По-прежнему в туфлях. Потом повернулась к Малко.

– Да снимите вы свой пиджак.

Он послушно снял, оставшись в тенниске. Мария-Изабель засунула руку под кровать и, вытащив оттуда пачку цветных фотографий, разложила их перед собой.

– Взгляните.

Малко поглядел на фотографии. На всех них была снята молодая женщина на большой круглой кровати, которая демонстрировала различные стадии раздевания, ничуть не уступая при этом специалисткам по стриптизу. Кое-где был представлен и Хуан Эчепаре. Малко взглянул на один из снимков, и его сердце бешено застучало. Расположившись перед огромным зеркалом, Мария-Изабель с восторженным выражением на лице ласкала саму себя.

Стыдливость, по-видимому, не была основной ее добродетелью.

Мария-Изабель показала последнее фото. Хуан Эчепаре одетым лежал на спине с фотоаппаратом в правой руке. Молодая женщина лежала сверху, прижавшись к парагвайцу.

Совсем без ничего. Если не считать жемчужного ожерелья.

Подняв глаза, Малко прочитал в ее взгляде насмешку. Мария-Изабель сидела, поджав ноги, и покусывала ожерелье. Малко не обратил внимания, когда это она успела расстегнуть блузку, обнажив основания двух упругих твердых грудей.

– Хуан так уродлив, – сказала она. – Я никогда не могла заниматься с ним любовью.

Сказала так, будто вела светскую беседу. Малко даже подумал, уж не ослышался ли он. И это после фотографий, которые она ему показала...

– А чем тогда ты занимаешься на этих снимках? Мария-Изабель ответила прелестной язвительной улыбкой:

– А ничем.

– Ничем?

Ее губы растянулись еще больше. Рука, теребившая длинное жемчужное колье, слегка распахнула блузку и игриво обвила правую грудь жемчужинами, словно подчеркивая ее линию.

– Я ни разу не позволила Хуану раздеться в моем присутствии, – ласково объяснила она. – Мне нравилось сниматься в окружении всех этих зеркал. Это очень возбуждает, вы не находите?

Малко находил. Он спрашивал себя, какую роль пышногрудая красавица с садистскими наклонностями предназначила ему. Она была хуже тупамарос. Словно прочитав его мысли, Мария-Изабель неожиданно сказала:

– Обнимите меня.

Губы у нее были теплые и упругие. Она вздрогнула, когда Малко положил ей руку на бедро, прямо над чулками, прижалась было к нему, но тут же отстранилась. Грудь ее прикрывали только жемчужины.