Время от времени какой-нибудь драндулет без тормозов собирал у себя на капоте целую гроздь пешеходов.

Монахини не спеша переходили улицу.

– Целый пансион, – заметил Деннис О'Харе.

Рон Барбер даже не поднял головы. Религия его не интересовала. Он вновь погрузился в содержимое папки «Либертад». Вдруг последняя монахиня повернула голову к «бьюику», оторвалась от группы и пошла прямо к машине. Молодой эксперт увидел волевое, но миловидное лицо, большие черные глаза, чувственный рот. «Какая красивая, черт возьми! – подумал он. – Жаль, что на ней эта проклятая форма».

И тут раздался визг шин. Американцы обернулись. Машина тридцатых годов с откидным верхом выехала со стоянки елочкой прямо перед носом у охраны в «додже». Метрах в тридцати от них. Мотор тут же заглох, и водитель, выйдя из машины, пытался теперь завести его вручную. С виноватой улыбкой для притупивших бдительность полицейских. Те подремывали, сморенные жарким уже солнцем.

Монахиня прошла вдоль «бьюика» и в тот момент, когда шофер уже нажимал на газ, постучала по стеклу левой задней дверцы.

Монахиня улыбалась.

Рон Барбер вздрогнул и машинально ответил дежурной улыбкой. После секундного замешательства он открыл окно.

– Секундочку, – сказал он водителю.

Одно из неукоснительных правил агентов ЦРУ, работающих за границей, – держаться дружелюбно с местным населением.

Красивая монахиня наклонила свое волевое лицо и певучим голосом спросила:

– Вы не могли бы подвезти меня к монастырю доминиканок, улица генерала Риверы?

Как все уругвайцы, она говорила «улиха». Рон Барбер улыбнулся, словно прося его извинить.

– Это правительственная машина, мисс. Мне очень жаль.

Монахиня продолжала стоять, словно не поняла. Деннис О'Харе внезапно заметил, как странно неподвижен ее взгляд. Как будто она накурилась марихуаны.

У него не хватило времени обдумать это предположение. Монахиня взмахнула рукавом, и из-под сине-серой материи блеснул металлический предмет. «Смит-и-вессон» 38 калибра, пятизарядный, с двухдюймовым стволом.

В боевом положении, наведенный в висок Рона Барбера с расстояния в несколько сантиметров. Улыбка сошла с прекрасного лица монахини. Она вытянула руку чуть вперед, чтобы стальной ствол упирался в американца, и суровым тоном произнесла по-английски:

– Не шевелиться, не кричать, иначе я вас прикончу.

Рон Барбер не верил собственным глазам. Он дернулся, пытаясь вытащить из кобуры кольт, но тут же замер, почувствовав, как «смит-и-вессон» давит ему на висок. Как во сне, он видел машины, проезжающие по другой стороне набережной, людей на террасе закусочной. Неисправная колымага по-прежнему загораживала дорогу «доджу» с полицейскими. Других монахинь уже и след простыл.

Это походило на кошмар. Что-то нереальное, все как бы замерло.

Затем все сразу изменилось. Шофер повернулся и, увидев пистолет, грязно выругался. Выпустив из рук руль, он бросился на пол, где лежал автомат. Но не успел. Его дверцу резко распахнул молодой человек в футболке, с черным автоматическим пистолетом в руках. Раздался сухой щелчок, и шофер с пулей в затылке всею тяжестью рухнул на руль. Убийца спихнул тело на шоссе и, протащив его между стоящими машинами, вернулся и тут же вскочил на сиденье, направив на американцев свое оружие.

– Молчать! – приказал он.

Тут же красавица-монахиня убрала руку, открыла дверцу и расположилась почти на коленях у Рона Барбера. Очутившись внутри, – совсем маленькая рядом с великаном-американцем, – она вновь вытащила свой «смит-и-вессон».

– Поехали, Рамон, – сказала она.

Юноша в футболке схватился за руль и включил передачу. «Бьюик» рванулся вперед. Нападение длилось меньше минуты. От страха и удивления Деннис О'Харе не мог даже шевельнуться, и только тут до него стало доходить, что их похищают – средь бела дня, в самом центре Монтевидео. Он повернул голову и напоролся на безжалостный взгляд молодой монахини.

Хосе за рулем полицейского «доджа» воловьим взглядом наблюдал, как водитель неисправной машины орудует рукояткой. Он увидел мельком, как мимо него по набережной быстрым шагом прошли монахини. Неисправный драндулет скрывал от него «бьюик». Наконец старый мотор затарахтел. Водитель забрался в машину, улыбнулся полицейским и тронулся в путь, пересекая набережную и поворачивая в противоположную сторону.

Как только «зебра» опустела, «бьюик» тронулся в путь, побуксовав, двинулся и старый помятый «додж», набирая скорость, чтобы догнать «бьюик». Прямо перед «зеброй», между стоявшими машинам Хосе увидел распластанное тело и зеленую рубашку водителя «бьюика».

Он резко затормозил и, бросив взгляд на удаляющийся «бьюик», выпрыгнул из «доджа».

– Мать твою!

Он бросился к лежащему на спине шоферу, взгляд у того был неподвижен, из ноздри текла кровь. Шофер уже не дышал.

Хосе овладела паника. «Бьюик» только что исчез из вида, повернув за городской бассейн. Кто же там за рулем?

За треском мотора неисправного драндулета он не услышал выстрела, которым убили шофера «бьюика».

Надо было во что бы то ни стало догнать «бьюик». Хосе с вытаращенными глазами ринулся к «доджу».

– Мануэль! – закричал он. – Выходи, останешься здесь.

Нельзя же было оставить труп без присмотра. У Хосе на лбу выступил холодный пот, когда он подумал, что скажет Рикардо Толедо, руководитель отдела по борьбе с тупамарос. Сжав губы, он включил первую передачу. «Додж» рванулся вперед.

«Бьюик» ехал впереди, метрах в пятистах. И он мог свернуть вправо в любую из дюжины улиц, ведущих от набережной к центру города. Настичь его был один шанс из тысячи.

Мертвая тишина царила в «бьюике», повернувшем на бульвар Артигас, широкую двухполосную улицу с богатыми жилыми кварталами, ведущую на север Монтевидео. Монахиня по-прежнему твердой рукой держала пистолет, нацеленный Рону Барберу в живот. Его же оружие валялось на полу машины. Никто их, казалось, не преследовал.

Рон Барбер проглотил слюну. Он был вне себя от гнева и бессилия. Какому унижению подвергли его эти уругвайцы!

– Вы затеяли дурацкое дело, – с усилием сказал он, – Ничего у вас не выйдет.

Девушка даже не удостоила его ответом. Автобус впереди выдвинулся из своего ряда, и убийце пришлось сбавить ход, а потом и вовсе остановиться. В Монтевидео все автобусы были такие помятые, словно они дубасили друг друга по ночам в депо.

Сердце у Денниса О'Харе забилось сильнее. Из-за массивного тела Рона Барбера монахиню он почти не видел. Но ведь и она его не видела. Он осторожно нажал на ручку дверцы. В тот самый момент, когда «бьюик» двинулся с места, он ударил плечом по дверце и, не оглядываясь, выбросился наружу.

О'Харе тут же почувствовал резкий толчок в плечо и острую боль в лодыжке. Он поднялся на четвереньки.

«Бьюик» затормозил в пяти метрах от него. О'Харе попытался было убежать. При падении он потерял правый ботинок. Прохожие на тротуаре остановились. Он закричал им, не отдавая себе отчета в том, что шум уличного движения заглушает его голос. Лодыжка причиняла ему нестерпимую боль.

– Помогите, – заорал он, непроизвольно переходя на английский.

Резко дав задний ход, «бьюик» подъехал к О'Харе. Тот хотел убежать, упал на колени, но, пошатываясь в окружении проезжавших машин, все же добрался до середины мостовой.

За его спиной раздался сухой выстрел, и сильная боль пронзила его левый бок. Еще один выстрел, и О'Харе показалось, что у него разрывается грудь.

Он открыл рот, чтобы закричать, но ни единого звука не сорвалось с его губ. Согнувшись пополам, он оседал вниз прямо на середине бульвара Артигас. Рот его наполнился кровью, и мысль о том, что он умирает, пронеслась в его мозгу. Взвизгнула тормозами машина, она попыталась его обогнуть, но все же проехалась по его руке. Страшная боль от переломанной кости заслонила собой все остальное. Вместе с потоком крови изо рта О'Харе вырвался вопль, и он растянулся на мостовой под ослепительными лучами солнца. Как во сне он услышал рев мотора. «Бьюик» сорвался с места. Прежде чем потерять сознание, О'Харе почувствовал что-то липкое там, куда попали пули.